«Ездит в карете по белу свету прекрасная дама, дарит людям удачу. Мимо кого она только проедет, да в окошко с улыбкой ласковой выглянет, тому вскоре в работе удача будет, с кем рядом остановится, слово приветливое молвит, тот жди успеха в делах сердечных. А порой случается и вовсе небывалое: госпожа из кареты выходит да в гости к кому-то наведывается. Уж такой человек, к которому гостья распрекрасная пожаловала, всю свою жизнь неудач знать не будет, а если госпожа Удача хлебом-солью не побрезговала, достигнет тот человек высот небывалых, чинов немалых, всю жизнь будет жить в почете да богатстве. Вот какая она необыкновенная, госпожа Удача», – рассказывает девочка постарше, а младшие слушают ее, открыв рот.
А мимо по дороге бредут случайные прохожие, парень с девушкой, ничем особо не приметные, одежонка на них плохонькая, вид усталый, будто издалека идут. Услышали они сказку старую, рассмеялись да дальше пошли… Им-то, как никому другому, известно, что может госпожа Удача и дряхлой старушкой на телеге-развалюхе пожаловать, да это и неважно, главное – свой счастливый случай не прозевать.
ПРОКЛЯТЫЙ ЛЕС
Не сохранили книги древние многих легенд да былин о ранних годах Далечья. Повествования о былом безвозвратно в Лету канули, но некоторые из них все же до наших дней дошли. Народ их из уст в уста, от отца сыну передавал, дабы потомки мудрость предков помнили. Одна из таких историй совсем коротенькая, скорее притча нежели сказ…
Жил в Далечье отшельник, еще до той поры жил, как люди в бога единого уверовали. Поклонялся он силам леса и считал, что души предков в нем обитают. Умен был и таинства многие ведал, куда там до него деревенским знахаркам! Никого к себе близко ведун не подпускал, но забот сородичей не сторонился, чем мог, помогал. Случится напасть какая, он тут же в деревню придет: то колдовство сотворит, то совет дельный даст. Сколько лет ему было, никто не ведал, но многие поколения его помнили. Раз в три года брал себе отшельник ученика, да только когда молодцы в деревню из леса возвращались, то ничего совсем не помнили. Сколько ни силились чары забытья изведавшие, ничего не смогли поведать соседям; крепко-накрепко позабыли, как они целых три года в лесу жили, да чему их ведун обучал.
Сперва попасть к отшельнику в подручные было почестью, затем наказанием. Не дозволяли люди деткам своим в лес к ведуну ходить, и лишь сирот да чужаков пришлых к нему в обучение посылали. А отказать старику было нельзя, кто бы тогда урожай от засухи уберег, а скотину от хвори? Каждый раз история повторялась: уходил молодец в лес, а в положенный срок возвращался дурень дурнем, ничего из былого не помня. Но однажды пришел ученик в здравом уме и с памятью, чарами не затуманенной. Не одурманил парня ведун и строго-настрого ему наказал людям слова свои последние точь-в-точь, слово в слово передать.
Весь вечер рассказывал молодец, как он таинства лесов, рек да полей постигал, как научен был зверье да птиц понимать. Много диковинок услышал деревенский люд, но самое интересное и важное парень под конец приберег. Когда завершилось его обучение, мог юный ведун не только исцелять, с животиной общаться да дожди вызывать. Научил его отшельник, как костер без дров разводить и как деревья без топора валить; как незримым для глаза людского становиться и как ходить, чтобы ни одну травинку ногой не помять. Узнал ученик все, что учитель ведал, и настал черед испытания.
Связал испытуемого мудрый старик по рукам и ногам, а затем в омут кинул. Справился парень, силой духа одной из вод речных поднялся и воспарил. Но показалось ведуну мало. Не развязав пут, перенес он молодца на поляну да медведя свирепого на него натравил. Не сплоховал и на этот раз ученик, припомнил наставления учителя и зверя взглядом суровым усмирил. А вот третья задачка не по плечу молодцу оказалась. Приказал ведун, явно из ума на старости лет выживший, совсем уж немыслимое: камень в одиночку поднять, да такой, с каким и вся деревня вместе не управилась бы.
Опечалила мудреца немощь его воспитанника. Покачал старик головою и уж руки было поднял, чтобы на горе-ученика, как на всех его предшественников, чары дурмана наслать, да передумал… Заставил он парня лишь науку его позабыть, чтобы тот чудеса творить впредь не мог, но память о жизни в лесу оставил. Напоследок же следующее сородичам просил передать:
«Бесполезны знания без веры, которой не имеешь, бесполезен меч добротный в руке немощной! А вера же не в том состоит, чтобы перед идолами божеств поклоны бить, песни во славу предков горланить да обряды исправно справлять, а в том вера, чтобы в силы свои поверить и то творить, что остальным немыслимым кажется! Не вершатся без веры в себя ни дела малые, ни судьбы людские!»
Уже год с небольшим прошел с той поры, как Чик в деревушке знахарствовал. Принял его крестьянский люд, но, как водится, не сразу. Сначала соседи изгнать самозванца хотели, ведь не помнил никто, чтоб у бабки Марфии внучок водился. Однако бывший вор не сплоховал: кого разговорами запутал, кого кулаком урезонил, привычки прошлой жизни вспомнив, а кому и надобность в себе делом доказал. Легко раны да хвори целить, когда другой за тебя снадобья делает, а тебе лишь до сундучка дойти надобно да желание загадать. Едва зима морозная прошла да весна ранехонькая наступила, как снискал бывший вор у соседей почет и уважение. Правда, вот с девками худо совсем приходилось…
Парень-то молодой, погулять всласть охота, но кто ж со знахарем хороводы водить будет? И уж тем паче, какой родитель позволит дочурке своей о колдуне воздыхать?
Скучно и муторно тянулись дни, один на другой, как братья-близнецы, похожи. Упорно искал Чик себе развлечение, чтоб не затосковать совсем и в город опять не сорваться. Не хватало душе азарта воровского, а рукам умелым дела привычного. Пока соседи пахали да сеяли, тихо было в округе, а хвори с болячками, как назло, людей стороной обходили, и знахарь новый без дела днями просиживал. Подлатал от скуки парень крышу, крылечко новое смастерил да ограду поправил. Понравилось Чику руками работать, уж тешил себя задумкой новый домишко поставить, да только соседи вновь зашептались утайкой, дескать, какой он знахарь, коль дни не в ворожбе, а в трудах мужицких проводит? Считали людишки, что раз колдун, значит, белоручка-лентяй, работой тяжкой брезгующий. В общем, пришлось отказаться знахарю от своей затеи и долгие дни напролет в избенке сиднем просиживать.
Раззавидовался Чик бабке Марфии черной завистью. Легко было покойной прабабке дни в одиночестве коротать, ведь большую жизни часть она сама зелья варила, а это не забава, труд хлопотный. Хоть и висели еще по стенам избы пучки засушенной зелени, хоть и пылились под лавками котелки старые да глиняные черепки с остатками мазей пахучих, но бывший воришка к ним не притрагивался. Не ведал он таинства трав целебных, и некому было его науке премудрой обучить. Впрочем, как знать, быть может, когда-нибудь житель лесной за
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});