– Кому мы тут нужны…
– Ваня, погоди… На, я сигаретку поджег… Ваня…
Затянуться вставленной в рот сигаретой Конюх смог только один раз. А потом он умер, и сигарета выпала из губ на воротник бушлата…
…Около пяти утра духи, подсвечивая себе ракетами, пошли снова в атаку. Десантники отбились, но с трудом, потеряли шестерых. Тунгус работал с правого края – бил из снайперской винтовки. Его накрыло гранатометным выстрелом. Наверное, он умер без мучений…
Примерно в половину шестого Числов в последний раз сумел выйти на связь с Самохваловым. Там, похоже, дела были совсем неважные, потому что ротный, выслушав доклад капитана, сказал после долгой паузы:
– Капитан Числов, принять командование… Стоять… Не поминайте, ребята…
А потом Сергей, оставшись на частоте Сошки, услышал, как майор, словно о чем-то личном, просил базу:
– …В девятку, давай в девятку! Огонь на меня! Приказываю! Прошу… Кроме «семерки», «тарелочки»!… Кроме «семерки»!
Голос оборвался – Самохвалов, вызвав огонь на себя, полоснул короткой очередью по рации и начал рвать вынутое из кармана письмо с фотографией. Рядом кто-то уничтожал радиотаблицы и карты…
…Когда после артналета боевики все же ворвались в ротные окопы – признаков жизни там уже никто не подавал. Майор Самохвалов, с полузасыпанными ногами, лежал, привалившись к пустому цинку.
Кто-то из боевиков, горстями сгребая стреляные гильзы, швырял их в мертвое лицо, истерично визжа:
– На, собака, жри, жри!
А потом он несколько раз выстрелил Самохвалову в лицо – духу показалось, что мертвец улыбается…
…Ровно в шесть утра на «тарелочке» заиграла мелодия гимна – старого, советского гимна. Никто не удивился – это играли Левкины часы-«луковица», доставшиеся ему от деда, закончившего Великую Отечественную офицером. Часы были наградные – еще той эпохи, но ходили исправно. Гимн выслушали молча, а потом Числов сказал:
– Ну вот, пацаны, уже почти утро… Скоро рассвет – и мы весну увидим. И все нормально будет – раз зиму пережили… Да, Родионенко… Я тебя поздравляю… Кореш твой – Азаретян просил тебе подарок передать… Держи…
Числов протянул Веселому пачку «Космоса», которую тот немедленно открыл и пустил по кругу… В пачке стало всего на пять сигарет меньше. Они не успели докурить – духи полезли снова, одновременно почти со всех сторон. По «тарелочке» били автоматы, пулеметы, гранатометы и минометы… Ответный огонь был редким, но он был…
…Четыре одновременно вздыбившихся по углам периметра развалин разрыва очертили жизненное пространство оборонявшихся – всех, кто остался от роты. «Тарелочку» держали четыре десантника – по одному на каждую сторону света:
– старший лейтенант Панкевич, постоянно что-то бормотавший и уже почти ничего не видевший, но все равно стрелявший из автомата;
– угрюмый рядовой Мургалов, по прозвищу Маугли, в неуставных черных перчатках и со снайперской винтовкой погибшего сержанта Николаева;
– наконец по-настоящему развеселившийся рядовой Родионенко (он же – Веселый), бивший из своего автомата одиночными и комментировавший каждый выстрел с внезапно прорвавшейся футбольной терминологией: «Эх, на стакан бы ниже – и в „девятку“!»;
– капитан Числов, новый командир роты, с ручным пулеметом и маленьким замусоленным образком в ладони…
…Наверное, кто-то из них все же «увидел весну» при солнечном свете. Потом несколько пленных боевиков – те, что были ранены на подступах к «тарелочке», – на допросах показали, что, когда уже совсем рассвело, в развалинах еще кто-то огрызался короткими, очень экономными очередями из пулемета…
…Основные силы подошли к десяти утра. С федералами почти сразу же прибыли и местные – с подводами, чтобы увозить мертвые тела. Когда стали считать – их оказалось за пятьсот. Точную цифру никто так и не узнал – все данные разнились. Прорвавшихся боевиков долго преследовали, и через четверо суток многие из них сдались.
…Хамзата тоже вывезли – как мертвого, но он оказался еще живым. Он очнулся через несколько дней в незнакомом пустом доме – в одних кальсонах. Шатаясь, встал и вышел из дому. Слева – под пронзительно синим небом уходила дорога в горы. Справа – внизу стоял блокпост ВВ. Хамзат упал прямо – лицом вниз…
…Полковник Примаков прилетел на перевал Исты-Корт на «вертушке» лишь к полудню 1 марта – как раз когда нескончаемые вереницы подвод вовсю уже вывозили тела. Александр Васильевич видел многое, но тут его пробрало – до нутра. На перевале было много каких-то людей – медиков, каких-то гражданских, ходили и несколько прокурорских… У одного из них полковник Примаков спросил:
– Неужели никто… неужели никого в живых не осталось?
Прокурорский неопределенно пожал плечами и нехотя ответил:
– Не знаю… Вроде там пару-тройку нашли каких-то «трехсотых»… Медики чего-то суетились…
– А имя… или звание?… – с надеждой спросил Примаков. Но представитель прокуратуры лишь снова пожал плечами и отвернулся. Более развернутого ответа полковник от него так и не дождался…
***
…Так уж повелось с давних пор в России – называть подвигами зачастую то, что было не столько проявлением подлинного героизма, сколько просто трагедией. Настоящие подвиги случаются очень редко, в том числе и на войне, где чей-то героизм зачастую становится результатом либо чьей-то глупости, либо – подлости. Истинный героизм – это всегда нечто, совершенное почти за гранью человеческих возможностей. И это всегда – осознанный выбор. Когда выбора нет, подвиг превращается просто в трагедию.
У тех, кто держал перевал Исты-Корт, выбор был – и они его сделали. Они могли открыть дорогу боевикам, могли сдаться, могли попытаться бежать… Десантники предпочли стоять до конца… И не надо спрашивать, во имя чего они сделали этот свой выбор, того, кому это непонятно, наверное, не удовлетворит никакое, даже самое развернутое, объяснение. Это все равно что объяснять, почему человек любит – если любовь настоящая, то она не за что-то и не вопреки чему-то, она просто… потому что – любовь. Вот так и с подвигом – при имевшемся выборе поступить иначе было просто нельзя, если, конечно, такие понятия, как «честь», «совесть» и «долг», не являются пустым звуком… Как и в настоящей любви, в настоящем подвиге должна быть некая загадка, тайна… Почему погибшая рота до последнего держала этот перевал? Ведь не за деньги же, не за награды и льготы… Они стояли насмерть, когда вся страна не жила по принципу «все для фронта, все для победы». Они погибали, когда некоторые «правозащитники» и представители «демократической общественности» свободно могли, в том числе и в телевизионном эфире, называть наши войска в Чечне оккупационными, когда среди значительной части молодежи стало считаться доблестью «закосить от армии»…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});