Гораздо более серьезную проблему для христианства в Германии представлял расцвет романтизма, поставившего религиозные убеждения и обряды католиков в один ряд с индийскими и египетскими языческими культами, а затем отбросившего все вместе как суеверия. В эпоху Просвещения (Aufklarung), к которой принадлежат такие великие мыслители, как Фихте, Шеллинг, Гете, Шлейермахер и Кант, отвергалось все выходящее за пределы возможностей разума. Более чем кто-либо другой для возрождения репутации католичества в Германии сделал Иоганн Зайлер (1751–1832). Его труды занимают около сорока томов; в числе его читателей были и католики, и протестанты.[669]
Гейзельманн утверждает: "Ни Мелеру и даже ни Шиибену, а Иоганну Михаэлю Зайлеру мы обязаны тем, что богословие девятнадцатого века заново открыло мистическую концепцию Церкви в противовес официальной, укорененной в весьма спорном богословии (эпохи постреформации)".[670]Зайлер порвал со схоластикой восемнадцатого века, столь далекой от нужд того времени, и изучал не только труды католиков, но и протестантов, и неверующих. Он не был систематиком в богословии, его прежде всего занимало пастырское направление, исходящее из положения и нужд народа, а не из теоретических принципов. Он был знаком с трудами Экхарта, Таулера, Сузо, св. Терезы, св. Иоанна Креста, Фенелона, Фомы Кемпийского и использовал эти работы в борьбе с учениями своих современников-рационалистов. Его обвинили в приверженности Канту и псевдо-мистике, но прав, вероятно, Дру, утверждающий, что Зайлер просто опередил свое время и предвосхитил появление тюбингенской школы.[671] В особенности же надо быть благодарными Зайлеру за то, что ему удалось остановить наступление рационализма и создать между протестантами и католиками атмосферу мирного сосуществования.
Иоганн Йозеф Гёррес (1776–1848) почитается "крупнейшей фигурой в анналах немецкого католичества".[672] Это вполне справедливо в широком контексте церковного движения в Германии девятнадцатого века, но это, несомненно, не так, если речь идет о его месте в сфере духовности и мистики. Мирянин, вернувшийся в католичество после периода увлечений рационалистическими учениями, он приобрел известность своими посвященными мистике лекциями в Мюнхенском университете. Позднее эти лекции легли в основу его четырехтомного труда Chnstliche Mystik (1836–1842). Несмотря на то, что лекции и работы Герреса разожгли новый интерес к мистическим вопросам, его теория сегодня устарела и ее ценность невелика. Он хотел доказать правдоподобность и реальность существования сверхъестественного, показав, что существует область мистического. Геррес выделял три типа мистики: божественную, естественную и диавольскую. К соединению и общению с Богом может привести только божественная мистика; естественная мистика может привести человека к осознанию тайн и скрытых сил материальной природы; диавольская же мистика устанавливает своего рода контакт и подчиненность влиянию бесов. Геррес недостаточно критично подходил к отбору материала; его психические и физиологические теории уже давно признаны несостоятельными, а его концепция мистики теоретически невыдержанной. Тем не менее влияние Герреса оставалось довольно сильным еще долгое время после его смерти.[673]
В то самое время, когда Геррес писал свою книгу о мистике, в Германии велись дебаты о мистических видениях, явленных Анне Екатерине Эммерих, монахине-августинке, умершей в 1824 г. Явления начались после того, как в 1811 г. правительство Жерома Бонапарта закрыло монастырь и Анна поселилась с одной вдовой в Дюльмене (Dulmen), В 1812 г. у нее появились стигматы. Сначала это были два кроваво-красных креста на груди; в следующем году у нее открылись кровоточащие раны на руках и ногах, а также следы от шипов тернового венца на голове. Видения продолжались несколько лет, и за это время она сообщила в связи с Ветхим и Новым Заветами факты, которые с того времени проверяются библеистами и археологами.
Анна Екатерина была самой горячей и примерной христианкой, поэтому нет ни малейших оснований подозревать ее в обмане. Однако дело осложняется тем, что до начала мистических явлений она перенесла тяжелое заболевание. Это помешало исследователям вынести абсолютно утвердительное решение о том, что явления имеют исключительно сверхъестественную природу, хотя при этом комиссия призналась в неспособности представить какое-либо естественное объяснение. Среди людей, против воли Анны Екатерины толпами стекавшихся, чтобы посмотреть па нее, был Клеменс Брентано, поэт немецкой романтической школы, однажды и навсегда, вплоть до смерти Анны Екатерины, ставший ее учеником.[674]
В 1833 г. Брентано опубликовал книгу Горькие страдания Господа нашего Иисуса Христа; позднее он приступил к написанию работы Жизнеописание Преблагословенной Девы Марии,[CXII] которую завершили уже после кончины Брентано его брат со своей женой. Эти книги разожгли споры, поскольку многие осведомленные люди обвиняли Брентано в добавлении к откровениям Анны Екатерины идей и положений, принадлежащих исключительно ему лично. Спор так и не был разрешен, но он явно стимулировал интерес к мистике и привел к потоку книг и статей.[675]
РЕЛИГИОЗНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ В АНГЛИИ
После принятого в 1829 г. Акта о гражданских правах католиков (Catholic Emancipation Act) и утверждения в 1850 г. католической иерархии в Англии началась реставрация Церкви. Однако прежде чем говорить об этом, следует упомянуть двух выдающихся духовных писателей, заслуживающих особого внимания: Августина Бэйкера и Ричарда Челлонера.
Давид Августин Бэйкер (1575–1641), по словам Пурра, "оживил мистические традиции в Англии. Он как бы служит связующим звеном между мистиками четырнадцатого века и мистиками нового времени".[676] Будучи до обращения активным атеистом, он вступил в орден бенедиктинцев в Падуе и в конце концов был направлен в Английскую бенедиктинскую конгрегацию, теперешний Эмплфорт (Ampleforth). Всю жизнь он напряженно занимался мысленно творимой молитвой и, по-видимому, был удостоен ниспосылаемого созерцания высшей степени. Он написал около шестидесяти трактатов, однако все его опубликованные работы подвергались чьей-то редакции.[677] Он был резко против методичной мысленно творимой молитвы и настаивал на практике аффективной молитвы, которую рассматривал как основу для ниспосылаемого созерцания. Лучшие его работы посвящены темам самоумерщвления и молитвы.
Ричард Челлонер (1691–1781) воплощает в себе все лучшее в английском католичестве, и его влияние все еще живо в Англии. Обращенный из пресвитерианства, он учился в Дуэ, где, получив ученую степень, занимал должность профессора и в конце концов стал вице-директором колледжа. В 1741 г. он был назначен коадъюктором апостолического викария Лондонского и занимал эту должность до 1758 г. Много усилий отдал он возрождению английского католического духа, однако, заботясь о сохранении связи с традицией, он учитывал и нужды времени. Надеясь привить верующим любовь к чтению Писания, он сделал для англичан новую редакцию Дуэ-Реймской версии перевода Библии, однако наиболее ему удался молитвенник Garden of the Soul (Сад души).
Книга замышлялась как руководство для благочестивых католиков-мирян и, сообразуясь с английским темпераментом, отличалась здравомыслием, выдержанностью и умеренностью.[678] Челлонер также составил две книги медитаций Think Well On't (Подумай хорошенько об этом) (1728) и Meditations for Every Day in the Year (Медитации на каждый день года) (1764), так как осознавал необходимость увлечь английских католиков практикой мысленно творимой молитвы. Он не написал ничего о молитве мистической, но перевел на английский язык работу св. Франциска Сальского — Introduction to the Devout Life (Введение в благочестивую жизнь). Картмелл отмечает:
Мистическая молитва во времена Челлонера мало почиталась в силу опасений проникновения квиетизма, отчасти реальных, отчасти воображаемых. Духовные наставники поощряли благочестивых подопечных к занятиям медитацией, что было безопасно и безвредно, не вызывало иллюзий, учило душу добродетелям и прививало ценные качества аскетической дисциплины. Челлонер, таким образом, шел в ногу со временем, подчеркивая важность медитации по сравнению с явной необязательностью других форм мысленно творимой молитвы. Он, безусловно, знал о других, высших, формах молитвы: о молитве веры или о стяжаемом созерцании — из трудов Франциска Сальского, о ниспосылаемом созерцании и нескольких его степенях — из работ св. Терезы, но о том, были ли известны ему на личном опыте какие-либо из высших форм молитвы, можно только строить предположения.[679]