моментах его жизни, ведь не все вошло в канву повествования. Возможно, читателю будет любопытно узнать, как Ломсадзе ответит на те или иные вопросы, каково его мнение о том или ином явлении, а может быть, хотелось бы уточнить наиболее интересные или не совсем понятные моменты в жизни Автандила Алексеевича (вопросы задает автор).
— Автандил Алексеевич, как Вы успеваете наряду с обычными делами обучать учеников, ведь на это требуется время?
— Не так много, как Вам кажется. Моим ученикам достаточно намека, чтобы они поняли все, о чем я хочу им сказать.
— Автандил Алексеевич, как Вы общаетесь со своими учениками мысленно?
— Да, мысленно.
— А Вы можете их увидеть? Узнать, чем они занимаются?
— В любой момент.
— И они могут Вас увидеть?
— Если я захочу.
— А у Вас есть ученики в нашей стране? Лицо Автандила Ломсадзе выразило огорчение:
— Нет, здесь люди не так воспитаны, к сожалению.
— Автандил Алексеевич, вероятно, командировка в Индию для Вас явилась полной неожиданностью. Как Вы в тот период расценивали эту новость?
— Раз Васильев решил, что мне надо ехать, значит надо было ехать. Я воспринял это как свою обязанность, в этом вопросе он был компетентен.
— Когда Вы были в школе йогов, кто конкретно решил, что эта школа не для Вас? Наставник? Значит ли это, что наставник уже обладал какими-то способностями? Кто определил, что Вы предназначены для более продвинутой школы?
— Во всех школах есть настоятели, которые решают в своих школах все. И вот он и решил, что я не для этой школы. Несмотря на то, что там были йоги, которые больше разбираются именно в философии йоги, способностями я им не подошел, видно, мне нужен был другой учитель. Моего Учителя не они пригласили, Нина Николаевна!
— А кто пригласил?
— Он пришел сам. Ко мне пригласили другого настоятеля школы, с кем я беседовал. Мой Учитель пришел сам, его никто не может побеспокоить, пригласить куда-нибудь. У него это все по своему желанию.
— Значит, он почувствовал Ваш приезд, находясь на другом конце Индии?
— Да, ОН почувствовал, пришел сам и взял меня с собой.
— А наставник школы был все-таки высокого уровня, чтобы почувствовать Ваши способности?
— Обязательно! Там в любых школах наставники не простые йоги, там йоги, которые продвинуты вперед.
— В школе учениками были европейцы или индусы? Кто занимался в этой школе?
— В той школе, где я был, были европейцы, много европейцев, но из Советского Союза там никого не было. В школах, куда мы ходили потом с Учителем, их было немного, индусов было гораздо больше. Обучение там бесплатное, но потом, кто сколько может в будущем обязан что-то перечислить, и, если у меня, Бог даст, будет такая возможность, я тоже обязательно в эту школу перечислю какую-то сумму. Это долг каждого ученика.
— Двадцать дней Вы ожидали. Что Вы в это время делали?
— Двадцать дней я там жил, смотрел, как идет учеба, просто был наблюдателем в школе, потом жил у Учителя около одиннадцати месяцев. И всему я обучился с его помощью. Что Вас еще интересует, Нина Николаевна?
— А как же Вы общались, Автандил Алексеевич?
— Мы общались мысленно, все время мысленно.
— А в той школе как Вы общались? С переводчиком?
— В той школе, куда я приехал, были йоги, которые говорили по-русски, с ними я и общался. С Учителем мы сразу общались мысленно, потому что Учитель не только со мной, но и со всеми может общаться мысленно.
— До этого мысленно Вы ни с кем не могли общаться?
— Мысли воспринимал…
— Целиком или частично?
— На это я не обращал внимания, но когда в лаборатории проводились опыты, я сильно уставал. Вот как раз в Индии я научился тому, что восстанавливаю энергию очень легко, устаю меньше. Сейчас каждое утро я отключаю свой мозг, чтобы не воспринимать мысли, посторонние мысли. Я воспринимаю только те мысли, чьи хочу, кого слушаю, собеседника. Если мне нужно узнать чужие мысли, могу подключиться, собеседник даже не заметит, я и его мысли, и чужие могу воспринять и опять отключить свой мозг. Я отключаю чужие мысли, потому что эти мысли для меня как лишний шум.
— А вот интересно, когда Вы начали первые дни своего существования вместе с Учителем, что-то Вам было непонятно? Может быть, Вам было скучно? Чего-то большего там ожидали?
— Нина Николаевна, я там ничего не ожидал. Поехал просто так, как человек, который едет туда, куда не знает, когда не знает, что он там увидит. Все воспринимал спокойно, потому что я не знал, чему я должен обучиться, поэтому я воспринимал все, что мне давали.
— Вот первый день Вашего обучения, предположим. Как он выглядел, один день, проведенный с Вашим Учителем?
— Утром я проснулся, Нина Николаевна. В школе я обучился дыхательным упражнениям и…
— А, вот я хочу вернуться к этому, Автандил Алексеевич. Вы в школе что-то все-таки изучали?
— Да, да! Дыхательные упражнения — это обязательно нужно для всех.
— Что-то новое в дыхательных упражнениях, данных уже Высоким Учителем, Вы узнали?
— Да, узнал! Узнал, и сейчас, в данное время, все мои упражнения, лечебные и телепатические сеансы — все это связано с дыханием и мозгом. Это одновременно.
— Я хочу вернуться к тому первому дню. Где вы жили? Как выглядели апартаменты Ваши и Вашего Учителя? Когда Вы могли к нему приходить?
— Вообще, это надо, Нина Николаевна?
— Хотелось бы! Это же интересно!
— Мы жили далеко от деревни, на опушке леса. С одной стороны была деревня, с другой лес.
— А далеко от дома находилась эта ближайшая деревня! Наверное, километрах в двух-трех?
— Какие два-три, километров двадцать!
— Как выглядел дом Учителя?
— Сказать, что у Учителя был дом… скорее, строение деревянное, одноэтажное, продолговатое, в середине была дверь. Когда входили, прихожая была, маленькая комната метров пятнадцать, и две двери: слева и справа. В одной комнате жил Учитель, в другой я. Он ко мне не входил, и я к нему не входил. Оказывается, это так и надо, как потом я выяснил. Учитель мог ко мне входить, но не входил, а я к нему входить не мог, потому что по философии йоги, если Учитель сам тебя не позовет, не надо его тревожить.
— Но Вы интуитивно это чувствовали?
— Я все интуитивно чувствовал, я просто был внимателен. Внимательность была у меня с детства, поэтому я делал все так, как он делал. Я старался подражать ему, но кроме того, если я что-то не сделал бы, то, конечно, он подсказал бы, но многое я делал правильно.