Великий князь выбрал роль Иосифа Аримафейского, который снял тело Спасителя с креста и положил его в высеченный для себя в скале гроб. Актриса Александринского театра Марии Ведринская вспоминала:
В этом вдохновенном исполнении была какая-то особая бестелесность: великий князь на сцене все время как бы молился… Именно он создавал на сцене незабываемую атмосферу почти церковного священнодействия.
Репетиции шли своим чередом, однако постановка по разным причинам задерживалась. Но в целом это пошло произведению на пользу: Константин Константинович неустанно правил текст, вносил в него уточнения, чтобы улучшить сценическое восприятие драмы зрителями.
Премьера «Царя Иудейского» состоялась в начале января 1914 года на сцене Эрмитажного театра. Многочисленные массовые сцены, пляски, сложные красочные декорации – все это способствовало пышности постановки. Музыка, написанная А. К. Глазуновым, имела огромное значение. Ее исполняли два оркестра – придворный и лейб-гвардии Измайловского полка. Особенное впечатление производил закулисный хор: вокал в соединении со словом.
9 января посмотреть спектакль приехал император Николай II. По воспоминаниям Марии Ведринской, «он был крайне взволнован всем виденным на сцене, хотя и старался казаться спокойным. Скрывая свое душевное состояние, он все время теребил свою перчатку, которая к концу вечера оказалась совершенно разорванной».
Несмотря на успех сценической постановки, вокруг драмы К. Р. «Царь Иудейский» долго еще продолжали бушевать страсти. Против пьесы резко выступали некоторые депутаты Государственной думы и члены черносотенной организации «Союз Михаила Архангела» во главе с В. М. Пуришкевичем. Главное их обвинение было в том, что в пьесе всуе упоминается имя Богочеловека. Полемика разгорелась и на страницах газет. Так, 29 января 1914 года в «Русских ведомостях» появилась статья «„Царь Иудейский“ и правые», а на следующий день в газете «Русское слово» – материал под названием «Поход правых против „Царя Иудейского“». Все это болью отзывалось в сердце художника – великого князя Константина Константиновича, отдавшего годы труда, талант и душу своему замечательному произведению. Но, как говорится, нет худа без добра. Первое издание пьесы, 10 000 экземпляров, было распродано за две недели, и сразу же было выпущено второе. Драму перевели на девять языков, и из-за границы стали приходить предложения поставить ее на сцене.
Конечно, наряду с критикой автор услышал и немало слов поддержки. Анатолий Федорович Кони, человек большого ума, уважаемый в культурных слоях российского общества, высокого оценил последнее произведение Константина Константиновича, ставшее вершиной его литературного творчества. Кони считал:
«Царь Иудейский» по справедливости может быть назван лучшим из произведений К. Р. Вылить в литературно-поэтическую форму строгие и часто лаконические повествования Евангелия, ничем не нарушив их целости и глубины, – заслуга перед родной литературой.
Особое, пожалуй, значение имело появление произведения, обращенного к духовному началу в человеке, непосредственно перед Первой мировой войной, когда, по мнению А. Ф. Кони, «общество чрезвычайно предалось разным суетным удовольствиям, когда все время у светского общества проходило в забавах, на скачках, в кинематографах, в игре на тотализаторе, в созерцании танго, в утонченных мечтах, поливаемых реками шампанского». Оно словно давало шанс очиститься от скверны. Многие думающие люди оценили это, читая книгу. Но вот постановка драмы К. Р. на публичной сцене так и осталась под запретом. Сначала – по настоянию Синода. А потом в России настали совсем другие времена – безбожные…
Лучшее произведение К. Р. и авторские комментарии к нему были досконально изучены Михаилом Булгаковым при создании одного из величайших романов русской литературы XX века – «Мастер и Маргарита». К счастью, связь времен не прервалась.
Глава двадцать вторая
Последние годы жизни
Все чаще великий князь чувствовал упадок сил. Всю жизнь его преследовали болезни, но, когда он перешагнул полувековой рубеж, стало болеть еще и сердце. 22 января 1912 года в его дневнике появляется тревожная запись: «Минутами мне казалось, что приходит конец». Устав от великосветской жизни, он все больше времени проводит среди домочадцев или вовсе в одиночестве. Так лучше думается, и он находит, как и раньше, утешение в творчестве:
Служа поэзии святой,Благоговейно чти искусство;Ему отдайся всей душой,Дари ему и ум, и чувство.Будь верен долгу своему,И, гордый званием поэта,Преследуй песнью ложь и тьму…
Константин Константинович составляет духовное завещание. Он думает не только о родных и близких, но и о людях, которые служили ему и его семье верой и правдой долгие годы. Тем из слуг, кто находился при нем не менее четверти века, он завещает пожизненную пенсию в размере их полного содержания, тем же, кто прослужил не менее десяти лет – половину содержания. Письма, полученные им в разные годы от многих деятелей литературы и искусства, он распоряжается передать в Императорскую академию наук – для хранения в создаваемом Пушкинском доме. Туда же должны были поступить собственные рукописи К. Р., перстень А. С. Пушкина, перо А. А. Фета и две картины, написанные Я. П. Полонским. Были в завещании и другие распоряжения – дары Измайловскому и Преображенскому полкам, а также учреждениям просвещения и культуры, над которыми шефствовал великий князь.
Когда осенью 1912 года император утвердил завещание, Константин Константинович отправился вместе с Елизаветой Маврикиевной за границу. Австро-Венгрия, Италия, Египет… В пути, по его собственным словам, было «много пережито и переживается впечатлений».
Южный климат оказал благотворное влияние на здоровье великого князя. Уже через месяц пребывания в Египте он почувствовал себя намного лучше. Вместе с женой Константин Константинович осматривает древние пирамиды фараонов, посещает восточные базары, поднимается на пароходе по Нилу… Здесь же, 31 декабря 1912 года, он пишет одно из последних стихотворений – «Вечер в Египте»:
Алеет Нил румяным блеском…Длиннее тени пирамид…Багряный вал ленивым плескомС прибрежной пальмой говорит.Объята заревом пустыня.Все ниже солнце… Через мигНадгробья царского твердыняСокроет пламеносный лик.Коснувшись грани мавзолея,Горит он кругом огневымИ закатился, пышно рдея,За исполином вековым.
Эта древняя земля, колыбель человеческой цивилизации, манит великого князя вновь и вновь. Княжна Вера Константиновна пишет в воспоминаниях:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});