– Но вы ведь делаете что-то? – резко спросила девочка с красными волосами; в голосе ее прозвенела истеричная нотка.
– Да, – ответил Красовский, успокаивающе выставляя ладонь. – Именно здесь, в Чумном форте, мы пытаемся разобраться в механизмах взаимодействия зет с человеческим организмом. И я вам скажу, это очень увлекательная работа. Ведь что обычно происходит, когда носитель паразита погибает? Если паразиту не удается переселит ься на другого носителя, он погибает с ним. Зет продолжает управлять телом, пока цела структура мозга. Человека можно разрезать пополам, удалить внутренности, обескровить, но туловище будет продолжать жить, совершать действия. Такое выходит за грань нашего понимания. Я не поверил бы, если бы не видел этого сам. Единственное, что останавливает зет, – холод, мороз. Паразит впадает в нечто вроде анабиоза, но как только температура начинает расти, снова пробуждается к активности. И, самое невероятное, носитель пробуждается вместе с ним. Вы хотя бы понимаете, что это значит?
Красовский не ожидал ответа, но тут поднял руку невысокий черноволосый очкарик:
– Зет расширяет физиологические границы организма. Если научиться управлять им, можно будет достичь бессмертия.
– Верно! – подхватил Красовский. – Зет – величайшая угроза сегодня. Но в будущем паразит может стать величайшим благом. Для человека в симбиозе с зет не останется ка ких-либо преград. Он обретет способности супермена: абсолютное здоровье, выносливость, нечувствительность к боли, способность жить в глубинах океана и космической пустоте. Вы только представьте себе: космонавты с зет! Да мы за год завоюем всю Солнечную систему!
Красовский почувствовал, что увлекается, и мысленно одернул сам себя. Сменил интонацию:
– К сожалению, пока мы еще в самом начале пути. Нам не хватает исследовательского материала. Не хватает вычислительных мощностей. Не хватает специалистов. Сказывается многолетнее пренебрежение наукой…
– Мы можем помочь? – спросил Янин, стоявший сбоку. – Хоть чем-то?
Казематы
Грузовой лифт запирался обычным металлическим ключом, который Красовский носил на связке, пряча ее в потайном кармане костюма фигуранта. Посему на то, чтобы открыть дверь, пришлось потратить пять минут. Янин терпеливо ждал. Затем они по очереди вошли в кабину, и Красовский нажал одну из трех кнопок на панели управления. Загудел мотор, кабина дернулась и почти сразу остановилась. Вход на второй ярус перекрывала решетка с толстыми прутьями. Красовский перебрал связку, нашел новый ключ, открыл очередной замок.
– Здесь всегда так было? – поинтересовался Янин. – Или лифт построили для ваших задач?
– Первый лифт изготовили на Металлическом заводе для чумной лаборатории, – охотно ответил Красовский. – Поднимали лошадей. На их крови делали вакцины и сыворотки. Конечно, тот исторический лифт не сохранился, но готовый проем удалось использовать.
Они вошли под сводчат ые облезлые стены. На полу валялся мелкий строительный мусор. В открытые амбразуры задувал сильный свежий ветер с залива, развеивая гнилостный запах.
– Ого! – сказал Янин. – Здесь даже граффити сохранились!
Тут полковник увидел первый бокс и приостановился. Мобильный бокс представлял собой металлическую клетку с площадью основания два на три метра, оборудованную контейнерным шасси и небольшим тамбуром с лестницей. Голый зет внутри не мог слоняться от стены к стене – он лежал на полу ничком, жестко прикованный за конечности и шею. Но, разумеется, оставался активным, при появлении людей задергался всем телом и застонал: громко, с утробными всхлипами. Кожа у зет была серой, как оберточная бумага, и казалась такой же сухой. Янин напрягся, пальцы потянулись к кобуре. Впрочем, полковник быстро спохватился и сложил руки на груди.
– Зачем они все время стонут? – поинтересовался Янин.
– Промежуточная сигналь ная, – сказал Красовский.
– Не понимаю. Можете пояснить?
– Первой сигнальной системой располагают все животные. Система условных и безусловных рефлексов. Вторая сигнальная присуща только человеку. Фактически это наше сознание, способное формировать умозрительные образы при получении информации. И, конечно, наука давно заметила, что животные способны обмениваться информацией, а некоторые – интерпретировать ее. Например, дельфины договариваются о встрече в конкретном месте. Пчелы и муравьи сообщают сородичам направление движения к пище, это называется кинетическое кодирование. В общем, было признано, что некоторые живые виды обладают зооглосией, то есть зачатками второй сигнальной системы. Я полагаю, стоны зет той же природы: паразит сообщает другим о появлении добычи. Так они координируют свои действия. Возможно, в них есть что-то еще, но тут должен разбираться зоопсихолог. А такого специалиста найти сложнее, чем даже опытного паразитолога.<
> Красовский опустил прозрачный щиток шлема, поднял воротник и шагнул к боксу. Опять позвенел связкой, отмыкая замок тамбура. Янин с интересом наблюдал за его действиями. Через минуту Красовский оказался внутри, присел над зет, который начал биться коленкам и локтями, пытаясь вырваться из стальных захватов. Красовский извлек из нагрудного кармана контейнер, напоминающий винтовочный патрон, отвинтил крышку, вытряхнул короткий шприц с толстой иглой, снял с кончика защитный колпачок и, примерившись, вонзил иглу в позвоночник мертвяка у основания шеи. Зет затрепыхался еще энергичнее – бессмысленный клубок рефлексов. Янин гулко сглотнул, но не отвернулся. Красовский набрал в шприц коричневую жидкость и аккуратно, действие за действием, собрал свое медицинское оборудование. Встал и покинул бокс.
– Ловко, – признал Янин. – Кто это был?.. Я хочу спросить, откуда этот… пациент?
– Я называю их особями, – сказал Красовский, поднимая щи ток. – Этот из последней партии перед двадцать вторым июня. Коллега-эпидемиолог, между прочим. Его укусили в лагере для гастарбайтеров под Сестрорецком.
– Вы так легко об этом говорите?
– А как мне об этом говорить? Коллега умер. Мне жаль. Но все мы умрем. В моей профессии приходится быть циничным. Да и в вашей, господин полковник. Разве не так?
Янин промолчал. Они двинулись дальше по каземату – к следующему боксу. На грязном полу были видны следы от колес шасси.
– Сколько здесь… особей? – спросил полковник.
– Семнадцать. Хотя в принципе три яруса вместили бы и тысячу боксов. Но больше нам сделать не успели. На финальном этапе начались проблемы с финансированием. Увы, руководство не сумело оценить важность нашей работы… В дальней части стоят два бокса с самыми старыми особями из доступных. Еще с бешеного рейса. Там мало материала уцелело, но я сохраняю их как эталон для сравнит ельного анализа с новичками. Важно проследить, как меняется симбиотическое взаимодействие зообиотика и носителя, появляются ли новые формы взаимодействия. Важно набирать статистику по морфологии и генетике паразита. Исследовательских задач очень много. И есть опасность, что мы просто не справимся с растущим объемом данных…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});