Зимний день короток. Вечерело. Холод пронизывал до костей. Всю ночь и день без еды. Но главное – найти бы место для ночлега. Без теплого угла в летнем обмундировании на морозе и до утра не доживешь. У редко встречающихся военных стали выпытывать, где можно устроиться на ночь. Все указывают на комендатуру, а нам туда не с руки, могут прицепиться. Но деваться некуда, решили испытать счастье.
Тут очередной встречный сказал, что в городе есть гостиница для военнослужащих, и указал ее местонахождение. К счастью, это совсем рядом. Гостиница оказалась классной. Несколько кое-как оборудованных под жилье подвальных комнат в полуразрушенном доме. Двухъярусные койки с постельными принадлежностями. А главное – тепло. Старший лейтенант, заведовавший гостиницей, проверив наши красноармейские книжки и справки, спросил, куда мы едем, и указал на свободные койки.
Мы, забыв о еде, пытались что-нибудь узнать о своей 61-й армии, 9-м гв. корпусе или 12-й гвардейской дивизии. Но безуспешно, никто таких частей не знал. Зато с едой нам повезло. Какая-то группа солдат во главе с лейтенантом поделилась с нами своим сухим пайком. Несмотря на боль натертой кальсонами раны, спал хорошо. Сказалась прошлая бессонная ночь.
С рассветом покинули гостиницу. Решили двигаться вдоль линии фронта. Надо спешить. Но передвигаюсь с трудом. Повязка слетела, и рану трут, как наждаком, окровавленные, теперь еще и засохшие, кальсоны. Начальник гостиницы подсказал, что при комендатуре есть перевязочный пункт. В дальнейшем во всех населенных пунктах пришлось часто пользоваться ими. Девушка промыла рану, смазала йодом и наложила повязку, прикрепив ее в нескольких местах лейкопластырем. К счастью, у моего попутчика ранение было в плечо, повязка держалась хорошо, и боли его не особенно мучили.
Поймав попутную машину, отправились в район Тукумса. Там шли ближайшие от Елгавы бои. До действующей армии, вернее ее тылов, добрались быстро. Зная, что такие соединения, как армия или корпус, скорее можно найти в тылах, мы старались не приближаться к расположению полков и батальонов. За все время путешествия мы только один раз, где-то на мемельском (теперь Клайпеда) направлении, оказались в зоне действия артиллерии.
Не обнаружив никаких признаков пребывания частей 61-й армии на тукумском направлении, двинулись параллельно линии фронта на юго-запад, на Мемель. За двое суток на попутном транспорте, а кое-где и пешком преодолели около 150 километров. Не могу не отметить, что за все время, пока мы двигались вдоль линии фронта, у нас не было ни одного инцидента с офицерами действующих частей. В штабах, в каких-то подразделениях и просто встретившиеся офицеры старались как-то помочь. Но никто не мог подсказать, на каком участке фронта действует 61-я армия. Наконец, где-то в районе Мемеля (Клайпеда) попали на территорию штаба большого соединения, не меньше корпуса, но и там ничего не знали. Находились добрые люди, делились своим пайком. Как-то устраивались на ночевки. Одно время, совсем отчаявшись, чуть было не решились попроситься зачислить на довольствие в какую-нибудь часть. Но, поразмыслив, решили действовать до конца. Армия не батальон, не должна исчезнуть бесследно. От Мемеля повернули на восток. Решили, что в тылах обнаружить следы армии будет проще.
В город Шяуляй приехали поздним вечером. Темно. Замерзли. Надо обогреться и устроиться на ночлег. Но где? Прифронтовой город, знаем, что он патрулируется. А желания попасть в руки комендантских рот не было. Решили пойти в комендатуру.
В приемной коменданта, да и в коридорах, полно офицеров всех званий. Все заняты какими-то делами, бегают, толкаются, куда-то спешат. Шум, как на базаре. Нам же спешить некуда, рады, что попали в теплое помещение. Протолкаться бы здесь до утра, по крайней мере не замерзнем. Только так накурено, что дышать нечем.
Потихоньку протискиваюсь к двери кабинета коменданта города. Задача – получить какие-нибудь сведения о дислокации. В крайнем случае получить направление куда-нибудь переночевать. Вхожу в кабинет. За столом майор с рыжей бородкой. Прикладываю руку: «Старший сержант Андреев, после…» Майор прерывает доклад вопросом: «Андреев! Ты как здесь оказался?» И только когда он заговорил, я по голосу его узнал. Это был капитан Петренко. Он служил у нас начальником штаба дивизиона. Ходил тогда в капитанах и бороду не носил. Майор вышел из-за стола, пожал мне руку, расспросил, какие перемены произошли в дивизии и как я оказался в его владении. А я, видя его загруженность, постеснялся занимать его время, постеснялся спросить, как он оказался комендантом города.
На мой вопрос, где я могу найти свою 12-ю гвардейскую дивизию, он сказал: «Это большая тайна. Сказать даже тебе я не могу. Держи направление на Варшаву». Сказал, к кому обратиться, чтобы скоротать время до утра, и я, с воскресшей надеждой успешно завершить свой авантюрный поступок и с благодарностью к хозяину, покинул его кабинет.
Утром покинули город, которого я так и не видел. Приехали ночью и уехали, когда полностью еще не рассвело. От города не осталось никаких впечатлений. Зато дальнейший путь на Вильнюс и дальше на Варшаву был полон приключений. За все время наших странствий и в непосредственной близости от передовых линий, и по тылам действующих соединений нас ни разу никто не остановил, не привел в комендатуру, не допросил. Зато после Шяуляя началось.
В каждом населенном пункте, где мы оказывались, на каждой железнодорожной станции нас забирали, приводили, допрашивали. Сажали в камеры для арестованных. И так от Шяуляя до Белостока. Только от Белостока до Варшавы – это была зона действующей армии – мы оказались неприкосновенны. Все эти аресты или задержания и допросы похожи как две капли воды. Этапные коменданты искали шпионов и диверсантов. А поскольку такие не попадались, то им надо было поиздеваться над своими беззащитными солдатами. Все офицеры комендатуры были сытые, холеные, в новом обмундировании. И ходили они как-то не так, как фронтовики. Выглядели они как заведенные невидимой пружиной, скрипя свежими ремнями офицерской амуниции.
Иногда нас такой арест даже устраивал. Нас как-то чем-то кормили, и мы могли обогреться и поспать. Но были случаи, когда дело доходило до издевательства, обвинения в дезертирстве, угроз расстрела, а один комендант какого-то населенного пункта даже вывел нас на расстрел.
Это было уже где-то после Вильнюса. Вечером, когда мы искали место, где бы обогреться и переночевать, нас задержал патруль. Проверили документы, забрали их, а нас заперли в вонючем подвале. Поздним утром привели к коменданту. Рослый, стройный капитан с полевыми погонами, в новом обмундировании и начищенных до зеркального блеска сапогах обрушился руганью, обвиняя нас в дезертирстве. Наши попытки показать еще не зажившие раны вызвали как будто еще большую агрессию. Видно было, как он наслаждается своей властью и безнаказанностью. Дело дошло до того, что он заявил, что нас расстреляет. Вызвал двух солдат и приказал: «Расстрелять дезертиров». Вывели во двор и скомандовали идти в огород за сараи. Комендант идет вслед за конвоирами. Страха нет, только кипит страшная злоба. Думаю, где будут стрелять? В огороде или поведут в кустарник к речке, видневшейся за огородом? Мысли прервал скрип тормозов. У комендатуры остановился «Виллис». Из него ступил на землю офицер с погонами полковника. Капитан бросился к нему. Солдаты как-то заметались, как будто собирались бежать. Видя, что мы больше коменданта не интересуем, быстро покинули комендатуру, ничуть не удивившись, что нас никто не преследует.