Однажды Масик узнал о том, что в ночь Какулия со своей бандой должен перейти границу и войти на территорию Абхазии, тщательно подготовился и пошел его «встречать». «Война без правил», и это уже правило. Погиб Масик Царгуш недалеко от поста таможенников, где встретился с бандой Какулия. Его труп забрали и сожгли. Останки Масика с большим трудом через три дня удалось забрать. Но для этого проводили разные акции – митинги, ультиматумы.
Таких Масиков было в Абхазии много.
О «славянском доме»
Елена Дмитриевна Жукова, оставшись одна в Абхазии в годы войны, близко к сердцу приняла происходящие события, ведь рядом ставшие почти родными соседи – грузины, абхазы, армяне, греки и русские – большая многонациональная семья. Для нее все они были «свои». Многие считают, что абхазы победили, потому что к ним с симпатией относилось большинство неабхазского населения республики (думаю, что здесь все зависело отличного выбора каждого человека, ведь были и такие, кто пострадал от абхазов, был чем-то обижен) и с первых дней войны на их стороне выступило славянское население. Елена Дмитриевна обид не держала и чем могла, помогала всем. Она стала работать в общественной организации «Славянский дом».
Воспоминания Елены Дмитриевны: «Как мы работали в офисе? Всякое было. Нас распределили по участкам. Кто-то взял многоэтажки, где жили, а я недалеко от дома, где речка Гуд аута, за мостом. Там надо было найти русских и, когда „гуманитарка“ приходит, что-то носить, помощь оказывать. Она не всегда была, когда придет, кто-то сам приходил – мы тому давали, а которые не могут прийти, надо было их найти и отдать. Помню, долго что-то ничего не приходило, а потом пришли банки, двухлитровые, металлические из Америки, а в них какое-то сухое вещество, если его в кружку насыплешь столовой ложкой, нальешь кипятку и оно распаривается, получается суп с мясом. Вот такая еда. Нам за то, что мы дежурим, конечно, дали по банке, а все остальное мы открывали и, кто не пришел, тем насыпали в пакеты и разносили. Тяжело, когда знаешь, что люди голодные остаются.
Началась подготовка к освобождению Сухума. Нужно знать, хотя бы коротко, что происходило в столице Абхазии, оккупированной грузинской армией. После взятия Сухума правительство и „Славянский дом“ переехали в столицу Абхазии. У членов правления общественной организации, живущих в Гудауте, была возможность съездить в столицу и посмотреть, как она выглядит после освобождения. Я не ездила. Очевидцы рассказывали, что территория у Красного моста была сплошь покрыта трупами, там был жестокий бой. У некоторых многоэтажных домов полностью или частично разрушены стены, перекошены крыши. Сгоревшие, или полусгоревшие, или разрушенные от прямого попадания снаряда частные дома. Общественная организация „Славянский дом“ в Сухуме обосновалась в Русском театре. Работы было много, нужно было зарегистрировать всех оставшихся в живых. Списки нужны были правительству для оказания помощи населению. Я могла приезжать в Сухум и работать только полдня, оставляя дочь на соседей. Автобус от Гудауты возил пассажиров до сухумского вокзала. Несколько дней подряд я ездила в Сухум помогать коллегам по общественной организации. В первый приезд, когда я увидела разруху, мне стало жутко. От вокзала до Русского театра бежала бегом. Все столбы были повалены. Линии электропередач, троллейбусные провода лежали на земле, в некоторых местах преграждая дорогу. Дома разбиты, жителей на улицах не видно. Во время регистрации жители Сухума рассказывали, что с ними было.
Один мужчина-сухумец соорудил из детских колясок большую тележку. На пожарищах и свалках собирал доски и фанеру, изготавливал гробы. Вероятно, ему кто-то помогал. Находил умерших в квартирах, домах, на улицах и хоронил их на кладбище.
Мать с двумя маленькими детьми, у которой кончились деньги, а заработать негде, и по почте ниоткуда не получишь, даже письмо о своей беде никому не напишешь, связи с Россией не было, пришла на пирс, привязала детей к ногам, прыгнула в море, туда, где глубже, утопилась вместе с детьми.
Двоих пенсионеров, мужа и жену, нашли в парке на лавочке. Они были нарядно одетые, уже остывшие. Вокруг них валялись пакетики от снотворного и рассыпанные оставшиеся таблетки.
В Гудауте в офис „Славянского дома“ часто приходила женщина, пожилые родители которой остались в Сухуме. После освобождения Сухума снова пришла в наш офис и рассказала о встрече с родителями. В Сухум она поехала при первой возможности после его освобождения, нашла свой дом. Во дворе двое незнакомых, очень худых стариков что-то искали в траве. Приблизившись к ним, она узнала своих родителей. Они искали съедобную траву. Траву эту они варили и ели, другой пищи у них не было. Женщина заливалась слезами, рассказывая о своих изголодавших, измученных родителях.
В офисе „Славянского дома“ собирались те, кто воевал, обсуждали разные вопросы и находили решения. Однажды пришла активная женщина – высокая, крепкого телосложения, жительница села, расположенного выше Сухума. Знаю, что мать ее была абхазка. Ходила эта женщина в мужской военной форме. Она рассказала, что нашла брошенный танк в хорошем состоянии. Женщина угнала его в свое село и два дня прятала его, прикапывала. На вопрос, зачем ей танк, ответила: „Когда война кончится, я с помощью этого танка буду пахать землю на своей плантации1'».
Вместе с Еленой Дмитриевной мы поехали в Сухуми, где увидели университет Абхазии. Он наполовину стоит разрушенный, таких зданий в Сухуми много, война напоминает о себе, ничего не забывается. На улицах часто встречаешь женщин, одетых в черное, на голове черные платки – это траур по погибшим.
В Гудауте стоит прекрасно отстроенная москвичами гостиница, именно здесь располагался штаб «Славянского дома» в годы войны, а рядом полностью разрушенное здание бывшей городской столовой.
Вот такая смесь.
Об экономической блокаде и мандаринах
Воспоминания Елены Дмитриевны: «Экономическая блокада – это когда в Абхазии не было хлеба, газа, электроэнергии, воды в кранах. К тем дворам, где были колодцы, выстраивалась очередь. Колодезная вода была для животных и разных хозяйственных нужд. Питьевую воду привозили обычно на центральные улицы. У машин-водовозок также стояли в очереди. Двух ведер питьевой воды не хватало до следующего приезда водовозки. Я за питьевой водой ходила с четырьмя ведрами. Набирала сразу четыре ведра воды, два ведра уносила метров на 20 и возвращалась за оставленными ведрами; затем оставленные проношу мимо стоящих ведер на 20–30 метров и возвращаюсь за оставленными ведрами. Таким образом, приносила домой четыре ведра питьевой воды. Если водовозка не приезжала, пили колодезную воду.
И с хлебом проблемы были. Мамалыга заменяла нам хлеб. Вечером керосиновая лампа. С керосином тоже были проблемы. Иногда любыми путями добывали авиационный керосин, запасались впрок. Я со своего дома могла видеть, когда привозили газ. Огонечки засветились, движение какое-то – газ привезли! Я бегу уже с вечера на соседнюю улицу, соседям говорю: «Газ привезли! Пошли, посмотрим, там движение какое-то». А чтобы печку топить, я собирала со своего участка лаврушку лишнюю, срезала, сворачивала ветки, траву, выпиливала ненужные деревья и тоже как дрова использовала. Нужно было чем-то топить, потому что было очень холодно. Мало того, в школе было холодно и поэтому было распоряжение, чтобы каждый ребенок приносил хотя бы по два полена, чтобы топить школу. Вот так выживали.
Периодически какие-то объявлялись перемирия. Когда поспели мандарины, было объявлено 20-дневное перемирие. Городские автобусы возили жителей Гудауты в сады арендаторов на уборку урожая. Я тоже поехала. У арендаторов была цель – снять урожай с деревьев. Они сами предлагали как можно больше мандаринов бесплатно увозить с собой. Я собрала 5 ящиков мандаринов для арендатора. Для себя полный рюкзак и большое ведро. Некоторые сборщики урожая набирали мандарины только для себя по 2–3 мешка, но их в городе на автобусной остановке встречали родственники с тачками. Я вышла на остановке с рюкзаком и ведром, наполненными мандаринами. Навстречу армянин: „Ай-ай-ай, одна рука пустая. Нужно было в пустую руку взять 1–3 килограмма мандаринов. Пустая рука не должна быть“.
На следующий день соседи не пустили меня в мандариновые сады. Там произошло очень неприятное происшествие. Мандариновые сады расположены у самой речки Гумисты у въезда в Сухуми. В это время Сухум был оккупирован грузинами. Сад, в котором я собирала урожай, был расположен на той стороне горы, которая не видна из Сухума. В тот день, когда я не поехала на уборку урожая, автобус встретил арендатор-грузин, участок которого виден со стороны Сухума. Арендатор пообещал на своем транспорте сборщиков урожая вместе с мандаринами привезти ко времени отъезда автобуса. На его участок согласились ехать пять человек. Сборщики урожая начали работать в саду арендатора. Грузины, из Сухума наблюдавшие в бинокль, заметили непонятное для них движение на участке грузина-арендатора и решили „защитить“ его. Пульнули на участок арендатора пушечный заряд. Были убиты три сборщика урожая, арендатор и его родственник.