— Хоксли, какого черта?.. — Глаза Ходжа вылезли из орбит.
— Заткнись, мерзавец! — Маркус схватил его за горло и прорычал: — Мне нужна правда, ясно?!
Ральф тщетно пытался высвободиться. Наконец прохрипел:
— Я не знаю… о чем ты…
Маркус чуть ослабил хватку.
— Я говорю об Изабель.
— О твоей жене? Я и пальцем до нее не дотронулся!
— Я и не считаю, что дотронулся. Но ты ей угрожал!
— Угрожал?.. Нет, я только намекнул на то, что не прочь вступить с ней в связь, когда ты ей наскучишь.
Маркус отпустил Ходжа и проворчал:
— Не дождешься, болван.
Ральф отступил на шаг и, потирая шею, пробормотал:
— Похоже, ты рехнулся, Хоксли.
Пристально взглянув на Ходжа, Маркус сказал:
— А теперь ответь, что тебе известно о Томасе Гейнсборо?
— Это один из твоих клиентов? — насторожился Ральф. — Клянусь, я ничего о нем не знаю.
Маркус криво усмехнулся:
— Весьма приятно беседовать с тобой об изобразительном искусстве.
Ходж уставился на него в недоумении.
— Об искусстве?.. — переспросил он.
— Ты кого-нибудь нанимал, чтобы обвинить меня в краже картины?
— Нет, конечно. — Ходж покачал головой. — Но знаешь, в этой идее что-то есть…
— Тебе хотелось бы засадить меня за решетку, не так ли?
Ральф пожал плечами:
— Хоксли, не стану отрицать: я тебя терпеть не могу. И наши прежние отношения были весьма далеки от дружеских. Но я никогда не стал бы угрожать твоей жене и не имею никакого отношения к той картине.
Маркус молча кивнул. Конечно же, Ральф Ходж был мерзким субъектом, но сейчас он говорил правду — Маркус нисколько в этом не сомневался. Впрочем, он и прежде считал, что Ходж едва ли мог спланировать такой заговор, и учинил этот допрос только для очистки совести.
Маркус уже хотел уйти, но тут в дверь Ходжа постучали, причем стук был довольно настойчивый.
— Открой, — потребовал Маркус.
Ральф оправил свой модный сюртук и, шагнув к двери, отворил ее. У двери стоял курьер в красной куртке, черных штанах и в шляпе с красной лентой.
— Доброе утро, сэр, — приветствовал он Ральфа. — У меня пакет для… Контора этого джентльмена расположена напротив вашей. — Курьер заглянул в листок, который держал в руке. — Пакет для мистера Маркуса Хоксли. Но его сейчас, к сожалению, нет. Не могли бы вы принять этот пакет?
Маркус выступил вперед:
— В этом нет необходимости. Я Маркус Хоксли.
Курьер тотчас оживился:
— Очень хорошо, сэр, замечательно!
Он повернулся и взял плоский пакет в коричневой оберточной бумаге, стоявший рядом с ним у стены.
— Вот, сэр, возьмите. Рад был вам услужить. — Курьер развернулся и быстро зашагал по коридору.
«Не может быть… — думал Маркус, глядя на плоский пакет. — Ведь в этом нет совершенно никакой логики».
Собравшись с духом, он разорвал оберточную бумагу и, шумно выдохнув, пробормотал:
— Так и есть, «Морское побережье с рыбаками»!..
Но почему же это полотно именно сейчас доставили в его контору? Какой в этом смысл? Ведь теперь его уже никто не сможет обвинить в похищении…
Маркус внимательно посмотрел на картину. Да, критики не заблуждались. Морской берег с тремя рыбаками, сидящими в лодке, а четвертый подталкивал лодку к полосе прибоя, — и все это было столь реалистично, что и впрямь чувствовался ветер и соленые брызги на лице…
Ральф откашлялся и пробурчал:
— Это и есть та самая картина, из-за которой ты чуть не задушил меня, предположив, что я ее украл?
Не удостоив Ходжа ответом, Маркус разглядывал оберточную бумагу в надежде увидеть адрес отправителя. Но ничего подобного не было. Впрочем, он увидел листок бумаги, прикрепленный к левому углу рамы. Вытащил его и прочитал: «Я был не прав, предположив, что картина Гейнсборо — это то, чем вы дорожите больше всего на свете. Но теперь самое время забрать у вас то, без чего вы и впрямь не можете жить».
Сердце его пронзил ужас, и он, поставив картину у стены, повернулся к Ходжу.
— Сохрани это. — Маркус указал на полотно. — Ее хочет заполучить принц-регент. — Выскочив за дверь, он помчался по коридору. — Только бы не опоздать, только бы не опоздать, — шептал он на бегу.
— Полагаю, это просто совпадение, — ответил Роман. Он прошелся по столовой и добавил: — Я абсолютно в этом уверен.
— Откуда у вас такая уверенность? — спросила Изабель. — Вы считаете, что фамилия Тернер слишком уж часто встречается? Кажется, так говорил ваш сыщик мистер Харрисон.
— Нет, дело не в этом.
— Тогда в чем же? — допытывалась Изабель. — Ведь логично предположить, что брат Бриджет Тернер хочет отомстить за смерть сестры, не так ли?
— Этот человек не может быть ее братом, — возразил Роман. — Я забыл сообщить вам, что брат Бриджет Тернер умер во Франции, находясь на военной службе.
— Откуда вы это знаете?
— Его тело не было доставлено в Англию, но нам стало известно, что он заболел во Франции чахоткой и там умер.
— Тогда все понятно, — кивнула Изабель. — То есть понятно, почему Маркус ничего не заподозрил, узнав имя человека, арендовавшего студию.
Тут в дверях, деликатно откашливаясь, появился Дженкинс. А за ним следовал невысокий, но довольно крепкий мужчина средних лет. У этого человека были маленькие черные глазки под густыми бровями, и он шумно дышал, словно задыхался после быстрого бега; к тому же весь лоб его покрылся испариной.
— Это Калцер, слуга мисс Шарлотты Беннинг, — пояснил Дженкинс, кивнув на своего спутника. — У него срочные новости для вас.
Калцер тотчас заговорил:
— Прошу простить мое вторжение, миссис Хоксли. После того как мисс Беннинг покинула ваш дом, она решила покататься в Гайд-парке. Все было хорошо, но во время прогулки мисс Беннинг почувствовала себя скверно. Сейчас она находится там с кучером. Она попросила меня дать вам знать о случившемся. Я бежал всю дорогу. Она просит вас срочно приехать, миссис Хоксли.
Изабель побледнела.
— А вы не знаете, что с ней случилось?
— Нет, миссис Хоксли. Она сейчас лежит в карете. И она хочет, чтобы вы поскорее к ней приехали.
— Я сейчас же еду, — ответила Изабель, выбегая из столовой.
Роман и Дженкинс последовали за ней.
— Я поеду с вами, — сказал Роман.
Калцер покосился на него и пробурчал:
— Мисс Беннинг просила приехать только миссис Хоксли, милорд.
Роман с подозрением взглянул на слугу:
— Я все равно поеду с Изабель. Можно взять мою карету.
На щеке Калцера задергался мускул, но он, взяв себя в руки, почтительно поклонился и проговорил: