все понимает и знает, что мне сказать. Наташа у меня не только редактор, она поневоле и психотерапевт.
Я уже сижу в самолете из Самары, когда раздается звонок с незнакомого номера. «Евгения, я прочитала, вы всем помогаете! Меня зовут Марьиванна, вы можете мне помочь вот по такому вопросу? Мне дали землю, как будто она у меня есть. Но у меня нету этой земли. И я уже два года бьюсь, налоговая присудила, что она у меня есть, а у меня нету. Я везде обращалась, писала президенту, и ничего! У меня гора писем! Мы измучились с мужем уже! Помогите!» Я совсем не понимаю, как могу ей помочь и, если честно, не понимаю сразу сути проблемы.
Но обещаю передать номер самарским журналистам.
Это еще одна сторона жизни социального журналиста — люди звонят и пишут с любыми своими проблемами. Но я не могу откликнуться на все, и уж тем более решить многие из них. Вот звонит другая бабушка и жалуется: «У меня сосед ворует кур. Не могу найти на него управу. Милиция не помогает. Ну напишите про него!» Я ее слушаю и думаю: «Наверное, меня разыгрывают». А потом думаю о том, что вряд ли розыгрыш, просто человека довели и ворованные куры, и конфликт с соседом — все это для нее важно. Но что я могу? Только советовать снова обратиться в полицию. И советую, чувствуя себя очень странно: не помогла ведь, а она на меня надеялась.
Полтора года назад я перестала спать. Совсем. Врач, который недавно смог наконец подобрать мне таблетки от бессонницы и нервного расстройства, объяснил, что все дело в моей работе. Я принимаю все слишком близко к сердцу, а так бы не надо. Но научите меня по-другому! «Евгения, вы не думали о том, чтобы сменить работу?» — спрашивает у меня терапевт. Я все понимаю, но не хочу менять, я ее люблю, я сама ее выбрала. Сегодня я расскажу историю Нины Леонидовны, а завтра мы соберем деньги на помощь Самарскому хоспису. Так это работает — мы рассказываем о том, как самые разные организации помогают людям в регионах, а вы жертвуете средства на их работу. И на ваши деньги Самарский хоспис облегчает боль Евгении и продляет жизнь мужу Нины Леонидовны.
И когда Евгения шепчет мне в трубку спасибо и благодарит Самарский хоспис, я чувствую себя причастной и полезной. И это чувство перекрывает все. Кто-то же должен писать обо всем этом? Почему не я?
На работу «Таких дел», на мою работу и работу других наших журналистов мы тоже собираем деньги. Мы, как и Самарский хоспис, как и многие другие организации, живем на пожертвования. Я поделюсь грустным фактом: на ежемесячные пожертвования в пользу «Таких дел» подписываются слабо, хотя читают нас хорошо.
И хорошо жертвуют деньги тем, о ком мы рассказываем. Иногда, когда на планерке нам объявляют, сколько в этот раз мы собрали на работу портала, бывает обидно до слез. При этом растут цены на билеты и гостиницы, командировки дорожают, как и жизнь вокруг. Уже сейчас мы с трудом летаем в дальние регионы, и многие нужные командировки отсекаются, потому что нет возможности. А там, в условной Сибири, тоже есть те, кто нуждается в помощи. И мы бы могли помочь, и точно когда-нибудь вырвемся, но не сейчас. Я не знаю, что мы делаем не так. Почему у нас не получается донести мысль о том, что истории людей, которые вызывают у вас сострадание и желание помочь, пишутся нами, живыми людьми. И нам тоже нужна помощь, нужны ресурсы, чтобы их рассказывать и не сойти с ума. В общем, если очень откровенно, то извините. И снова, не знаю, в который уже раз, я прошу вас подписаться на ежемесячное пожертвование в пользу портала «Такие дела».
«ДАЖЕ ОДИН РУБЛЬ — МНОГО, КОГДА НАС МНОГО»
У материала «Я умираю. Извините» больше ста тысяч просмотров и полтора миллиона пожертвований. Я так и не поняла, в чем его успех. Но есть догадки: он честный и доверительный. Вопреки обычной схеме я сделала героем фандрайзингового материала себя, рассказала о своих чувствах так, как обычно прошу сделать это своих героев. Как и они, я в тексте предстаю обычным человеком, со своими эмоциями и переживаниями нараспашку. Думаю, поэтому читателям и захотелось сделать шаг навстречу.
Как правило, ФР (так мы в редакции сокращенно называем фандрайзинги) — это небольшие материалы о судьбе и проблемах конкретного человека, которому помогает конкретный фонд. Идея такой подачи простая: нашей аудитории неинтересно читать пресс-релиз о работе фонда или отчет об административных расходах. Людям интересно читать про людей. Искренняя история об обычном человеке в беде, которому помогли, заставляет читателя сопереживать, доверять и увидеть важность работы благотворительного фонда. Мне часто задают вопрос, можно ли считать фандрайзинговый текст журналистским. Да, можно. Это определенный жанр, как и колонка. Да, в конце каждого такого текста мы просим пожертвовать деньги в фонд. И это не совсем про журналистику. Но так уж устроен этот жанр: мы вызываем у читателя эмпатию и желание помочь и объясняем, как он может это сделать.
«Такие дела» называют «медиа с особенностями» из-за того, что почти половина материалов — фандрайзинги. Мы пишем их, чтобы собрать средства на поддержку работы фондов по всей России и сделать их видимыми. «Такие дела» написали сотни фандрайзинговых материалов, сделав этот жанр для сбора пожертвований популярным. Но, на мой взгляд, главное даже не в том, что эти истории собирают деньги. Главное — они учат людей сопереживать и дают возможность помогать, вносить посильный вклад в развитие системной благотворительности в России.
Благотворительные фонды, особенно региональные, нуждаются в финансовой и информационной поддержке. Сотрудники региональных НКО получают мизерные зарплаты, а иногда не получают вовсе. Пожертвований мало, потому что об их деятельности практически никто не знает: средств на продвижение, конечно, тоже нет.
Когда я жила в Самаре, немножко помогала одному благотворительному фонду, специализирующемуся на детях-сиротах и выпускниках детских домов. Сотрудники организации часто оказывали помощь своим подопечным за свой счет. На свои деньги покупали бензин, если надо было куда-то везти продукты или лекарства, тоже купленные «на свои». Опять же, на свои деньги покупали компьютер для бухгалтера, который ведет учет бесплатно и так далее. В таком режиме долго не протянешь, и фонд «Нужна помощь» для региональных НКО — часто настоящее спасение. Благодаря материалам о работе фонда о нем узнает все больше людей, а значит, появляются