К нему подошел один из сиу, отвязал его от скального обломка и вытолкнул в центр круга.
— Они хотят его допросить, — угадал Олд Шеттерхэнд. — Возможно, они решили вершить над ним суд прямо здесь и наказать на месте. О, хотел бы я слышать, о чем они там говорят!
— Зачем позволять этим огаллала говорить с ним? — недоумевал шаман. — Нужно идти вниз, на ту сторону! Пусть томагавк пожрет их всех!
— Торопиться не стоит, — возразил Олд Шеттерхэнд. — Пусть мой красный брат не забывает, что нам придется долго спускаться вниз, прежде чем мы окажемся у реки. Они сразу заметят нас, как только мы появимся на опушке. Прежде чем мы доберемся до реки и переплывем ее, они примут все меры предосторожности.
— У моего белого брата есть более удачный план?
— Да. Нам нужно напасть на них совершенно неожиданно, потому что я опасаюсь, что они лучше убьют пленных, чем отдадут их в наши руки. Поэтому прямо здесь спускаться нельзя — они заметят нас. Там, внизу, лес почти вплотную подходит к реке. Мы, стало быть, идя по нему, со стороны сможем незаметно подобраться к берегу. Если будем осторожны, они не увидят нас, между ними и нами — стена бассейна гейзера.
— Мой брат прав. Так и сделаем. Но я ставлю одно условие.
— Какое?
— Вождя огаллала не трогать. Он принадлежит мне!
Олд Шеттерхэнд задумчиво глянул себе под ноги. Потом поднял голову и очень серьезно произнес:
— Там больше пятидесяти врагов. Прольется много крови, а я хотел бы избежать этого. Но верно и то, что вряд ли они сдадутся нам без боя.
Тем временем Боб, который, пока они ехали, постоянно находился в конце колонны, перебрался вперед, чтобы взглянуть на огаллала. Поскольку Олд Шеттерхэнд говорил с индейцем на его языке, негр ничего не понял. Он подошел, указал вниз и произнес:
— Там масса Бауман и юный масса Мартин! Хотеть ли масса Шеттерхэнд освободить их?
— Да.
— Ох, ох! Это быть очень хорошо, очень хорошо! Массер Боб помогать освободить их. Массер Боб сейчас спускаться и переходить вода. Массер Боб не бояться огаллала. Массер Боб быть сильный и смелый. Он убить их всех!
Негр и вправду собрался немедленно идти, но Олд Шеттерхэнд остановил его. Он вынул из седельной сумки подзорную трубу и направил ее на сиу. Только что развязали Мартина Баумана и тоже ввели в круг, поставив рядом с Вокаде. Олд Шеттерхэнд через окуляр так близко видел лица пленных, что мог прочитать по губам, что они говорят. Создавалось впечатление, что сиу удалены от него не больше, чем на двадцать шагов.
Вождь обратился к Мартину Бауману, указав рукой на иловый кратер. Олд Шеттерхэнд ясно видел, как смертельно побледнел юноша. Одновременно раздался пронзительный крик, который человеческое горло может издать, лишь испытывая всепоглощающий ужас.
Крик этот издал старый Бауман. Олд Шеттерхэнд видел, как седой человек изо всех сил пытается разорвать на себе веревки. Вождь, похоже, сказал ему что-то очень страшное.
И это действительно было так, ибо отец дико закричал в страхе за своего сына.
Сиу-огаллала достигли гор реки гейзеров еще вчера с наступлением сумерек. Они ожидали, что Тяжелый Мокасин разобьет лагерь внизу, в тени леса, но просчитались. Несмотря на темноту и трудности спуска, вождь решил, что надо переправиться через реку.
Он хорошо знал эти места — ведь он бывал здесь уже много раз, и в его мозгу родилась мысль, под стать мрачному и зловещему кратеру вулкана, внутри которого в ночной тьме клокотало его мерзкое содержимое.
Идя впереди и ведя лошадь в поводу, вождь показывал путь своим. Пленники также были вынуждены спускаться вниз вместе с ними, что было для них еще одной пыткой, поскольку их не отвязали от лошадей. Наконец отряд все же удачно спустился и достиг берега.
В этом месте вода реки Огненной Дыры была не горячей, а лишь теплой. Ее можно было без труда перейти. Каждую лошадь с пленником опекали по два сиу, и таким образом огаллала быстро переправились на другую сторону, остановившись у илового кратера.
Пленников привязали к камням и выставили подле них часовых. Потом воины легли на землю, не получив от вождя никаких объяснений относительно того, почему он решил разбить лагерь именно здесь, в зловонном кратере, где не было ни травы пригодной для лошадей, ни воды.
Когда наступило утро, лошадей отвели чуть ниже по реке к тому месту, где, как знал вождь, из скал вытекал чистый ключ. Как только те, кто отводил животных, вернулись, каждый достал из своей сумки по куску вяленого бизоньего мяса, чтобы приняться за еду. Вот тогда-то Тяжелый Мокасин и объявил тихо своим людям, что он хочет сделать с Вокаде и юным Бауманом.
Все без исключения считали Вокаде предателем. Хотя он ни в чем не сознался, в их глазах он был изобличен. В том, что Мартин должен был разделить его судьбу, они ни в малейшей степени не сомневались.
Прежде всего мучители обычно хотят насладиться муками, которые испытывают пленники уже при объявлении приговора. Сиу быстро образовали круг и первым ввели в него Вокаде.
Он, естественно, понимал, что обречен на смерть, но надеялся, что приговор будет приведен в исполнение не прямо сейчас. Он был убежден, что Олд Шеттерхэнд и Виннету вскоре дадут о себе знать, и предстал перед своими судьями, держась со спокойным достоинством.
— Вокаде будет лгать дальше или же сознается во всем перед воинами огаллала? — спросил вождь, хитро прищурившись.
— Вокаде не сделал ничего дурного, а значит, ему не в чем сознаваться, — ответил юный индеец.
— Вокаде лжет. Если он захочет сказать правду, его приговор будет очень мягким.
— Я знаю, что приговор мне может быть только один, независимо от того, виновен я или нет, — мне суждено умереть!
— Вокаде юн. А у молодых людей короткие мысли. Они часто совсем не ведают, что творят. Поэтому мы готовы быть снисходительными, но тот, кто хотя бы раз оступился, должен быть откровенен!
— Мне нечего сказать!
По лицу вождя пробежала презрительная насмешка. Он продолжал:
— Я знаю Вокаде. Он наверняка скажет нам все!
— Вы напрасно этого ждете.
— Тогда Вокаде трус. Он боится. У него есть смелость совершить плохие дела, но нет мужества признаться в этом. Вокаде, несмотря на свою молодость, старуха, которая воет от страха, когда ее укусит комар.
Вождь хорошо знал юношу. Его слова попали в точку.
Ни один индеец не позволит назвать себя трусом, чтобы тотчас не доказать, что он мужественен и храбр. С ранних лет привыкший к лишениям, опасностям, боли, краснокожий презирает смерть. Он ведь убежден, что после смерти сразу попадет в Страну Вечной Охоты. Стало быть, когда его называют трусом, он всегда готов доказать обратное, даже если при этом придется поставить на карту свою жизнь. Таков был и Вокаде. В ответ на оскорбление вождя ответил с негодованием: