спросил сармат, недовольно щурясь на медика.
— Никогда не проверял, — отозвался тот. — Заявки на плановый ремонт уходят раз в полгода. А что и как должно работать… Ну как, не устал? Иди в душ. Ещё раз посмотрю, что у тебя внутри, и если всё нормально — позову твоих приятелей.
— Они здесь? — удивился Гедимин.
— С утра бродят под окнами, — кивнул медик. — Видимо, заняться нечем. Хотя бы амбал-мутант в этот раз не с ними…
«Бьорк обычно ко мне не ходит,» — удивление сармата усилилось. «А, это он не ко мне. Он с Константином. А Константин переживает из-за реактора. Определённо, Ведомство уже на связи…»
«Лифэн» ждал его за углом, там, где раньше была общественная душевая, а сейчас — ровная площадка, на которой иногда стояли глайдеры, а иногда собирались патрульные. Хольгер стоял у машины, Линкен сидел за штурвалом. Увидев их, Гедимин хмыкнул.
— Странно, что Бьорка нет…
— Там все ходят вокруг твоего реактора, — махнул рукой Иджес — единственный, кого пустили в госпиталь, и то неохотно. — Константин прислал всех за тобой. Очень уж невовремя ты… А, при чём тут ты⁈ Этот псих…
«Плохо, когда только у тебя прямые руки,» — думал Гедимин, занимая место в глайдере. Хольгер крепко сжал его руку; Линкен оглянулся через плечо и тут же отвёл взгляд. Гедимин успел заметить, как потемнели его глаза, из белесых став серыми.
— С Конаром не связывался? — спросил он у Хольгера. Тот смутился.
— Поговорили немного о сигма-излучении. Цензура, всё-таки, чудовищно мешает!
Гедимин кивнул.
— Когда откроют территории, будет легче.
…«Скафандр» из защитного поля для него сооружали вдвоём Хольгер и Константин — самому Гедимину это не доверили. Химик настроил систему воздухообмена и придирчиво проверял звукопроницаемость, пока уже сам сармат не начал недовольно щуриться — никакой необходимости в том, чтобы что-то слышать во время работы, он не видел.
— До сигнала отсек не открывать! — отдал последнее указание Константин, быстрым шагом направляясь к «чистой» лаборатории. Гедимин остался в одиночестве посреди коридора, озадаченно оглядываясь по сторонам. «Что они успели сделать с реактором, что так шарахаются⁈» — думал он.
Под потолком коротко прогудело, и сармат открыл массивную дверь «красного отсека». В первые секунды ему показалось, что защитное поле разрушилось, и в лицо ему ударил горячий ветер. Но всё было цело — только по поверхности нематериального экрана плыли красные разводы, а к коже, беспрепятственно пройдя сквозь все барьеры, прикасались десятки тёплых волокон. Гедимин, оторопев, стоял на пороге и смотрел на резервуар с разобранными стержнями — секунд пять, не меньше, пока не вспомнил об открытой двери и гудящей в коридоре сирене.
— Хватит уже, — буркнул он, приводя в действие блокировку. Сирена замолчала, тёплые нити как будто стали тоньше и слегка отодвинулись, но всё равно казалось, что воздух наполнен ими, — как будто сармат плыл сквозь огромный ком тины.
«Работать. Не отвлекаться,» — Гедимин привычным движением убрал защитный экран с резервуара, сверился с маркировками, извлёк несколько цилиндров и поставил их под поток горячего воздуха. Ирренций источал ощутимое тепло, уран и плутоний ощущались сквозь защитное поле так же, как любой кусок металла, — никак, и это немного успокаивало.
«Как будто всё время смотрят под руку,» — думал Гедимин, собирая стержень за стержнем. Он давно знал, как будет это делать, технология была отработана, — цилиндры скреплялись вместе, маркировки накладывались одна на другую, несколько заученных движений — и первая сборка выставляется под охлаждающую вентиляцию за трёхслойный защитный экран. Он не просвечивал, но ощущение тёплых нитей, наматывающихся на руки и плечи, не оставляло Гедимина даже после того, как он возвращался к месту сборочных работ. «Здесь больше защитных полей, чем всех веществ, вместе взятых,» — угрюмо думал он. «Но сигма проходит насквозь. Ещё бы понимать, как она действует…»
— Заработало? — спросил его Иджес четыре часа спустя; Гедимина, несмотря на сопротивление, вытащили из «красного отсека» и усадили в «чистой» лаборатории. Кроме Би-плазмы, на его верстаке сегодня лежали тюбики с горчицей и кетчупом; откуда они взялись, никто не признался.
— Ещё ничего не собрано, — отозвался Гедимин, вскрывая контейнеры. Теперь он чувствовал, как волнение уходит, и как сильно хочется есть.
— Эти твои штуки работают и по семь, и по одной, — сказал Иджес. — Они уже синтезируют?
— Отстань от атомщика! — зашипел на него Линкен. Гедимин заметил, что в глаза он по-прежнему не смотрит, попытался перехватить его взгляд, но взрывник только вздрогнул и отвернулся.
— Пока нет. Защитное поле мешает, — пояснил ремонтник.
— Можно взглянуть на твой дозиметр? — протянул руку Хольгер.
— Сигма зашкаливает, — Гедимин отдал ему прибор и украдкой покосился на своё предплечье — в некоторые моменты казалось, что невидимые волокна опутывают его полуметровым слоем, но никаких следов они не оставили.
— Оно тебя ждало, — усмехнулся Хольгер, проверяя показания. — Да, в самом деле. Очень интенсивное излучение. Я бы добавил защитных полей… если бы это имело смысл.
— Почувствуешь себя плохо — выходи сразу же, — сказал Гедимину Константин и, оглянувшись на телекомп, пощёлкал ногтем по столешнице. — Так что у нас со сроками? Уложишься?
— Да иди ты на Седну! — снова вскинулся Линкен. — Атомщик только из госпиталя. Ты учился в Канске? Вот шёл бы и сам собирал, раз такая спешка!
— Лиск, сиди тихо, — сердито покосился на него Константин. — Ты уже себя показал. Если мы теперь ещё и сроки сорвём…
Гедимин молча ел Би-плазму, смешанную с кетчупом и горчицей, и думал о реакторе. Странная мысль пришла ему в голову, и он ухмыльнулся. «Если эта штука в самом деле реагирует… Теперь, если я потрогаю реактор, он потрогает меня. Забавно.»
— В среду можешь звать Масанга, — сказал он Константину, дождавшись, когда все сарматы замолчат. — Будет торжественный запуск. Можно даже с красной кнопкой.
Линкен от неожиданности шумно фыркнул и полез в карман.