умерла — проклятое «восстановленное» тело оказалось очень живучим и всё цеплялось и цеплялось за жизнь!
Так что четвёртая смерть была вызвана переломами рук и ног, когда её, насмехаясь над отваливавшимися от ног и ягодиц кусками обгоревшей плоти, перезавязали, как бы распяв на горизонтальном кресте, и рёбер, которые леди Рашель с ноздрями, раздувавшимися от злорадства, сокрушала массивной железной кочергой.
Когда её доставали из капсулы в очередной раз, её слуха донеслось удивлённое замечание сира Вателя о том, что зелёный огонёк в одном месте панели машины сменился моргающим жёлтым. На что леди Рашель отозвалась:
— Ничего страшного, надеюсь, милый. Её же восстановило. Разберёмся с этим потом. Но я уже пресытилась и устала. Так что так и так эта смерть будет — последней.
Дальше… Дальше тоже что-то было, с маслом, огнём и раскалёнными штырями, загоняемыми в груди, бёдра, икры, руки… Но единственная мысль, которая словно злобный дятел стучала в черепе леди Наины, была о том, что детей она своим упрямством скорее всего всё равно от смерти не спасёт, и его Величество с «подправленным» здоровьем предпочтёт, чтоб наследников ему нарожала более молодая, и теперь абсолютно здоровая мать, а гордость — такая штука, которая не нужна, в общем-то, никому: ведь всё равно она после второй смерти и кричала и вопила, и выла, и извивалась, и проклинала своих мучителей, а толку с этого было — ноль.
Если не считать высказанного его Величеством вполголоса леди Маргарет в ответ на её вопрос как им всё-таки скрыть смерть и тело, «успокаивающего» замечания этого достойнейшего самца о том, что если тело просто исчезнет, никаких улик и вопросов и не останется, никаких больше интересов её персона у извергов не вызывала.
Умерла она от того, что на грудь, лицо, волосы, и в глотку ей влили расклённое масло, которое ещё и подожгли. Ей казалось, что мозг сейчас закипит, и вся вселенная взрывается вокруг неё, когда спасительной нирваной навалилась очередная чернота!..
Но, как оказалось, это она просто в очередной раз отключилась! И комок сознания, у которого не было ни глотки ни языка, чтоб стонать или вопить, ни ушей, чтоб слышать, осознавал, ощущая дикую боль, что его куда-то несут, содрогаясь при каждом шаге.
Но вдруг нахлынуло ощущение невероятной лёгкости… Длившееся, впрочем, недолго: её на голову словно упала вся крыша королевского замка!
На этот раз сознание почему-то возвращалось очень медленно.
И в самом конце не было того непередаваемого чувства подъёма и бодрости тела, которое неизменно сопровождало очередное её воскрешение… Которое очень быстро сменялось чувством беспомощности и отчаяния. И ощущениями безумной боли. Но сомневаться не приходится: жидкость схлынула, и она снова здесь. В своём «починенном», и готовом к новым экзекуциям, теле!
Господи! За что же ей такие мучения?!
Хотя…
Вернувшаяся наконец ясность мышления и память услужливо подсказали ей, что на этот раз она и вообще не должна была восстать из мёртвых: её, не то специально не убитую до конца, не то — просто по рассеянности «недобитую», должны были сжечь! Вернее — досжечь.
Может, передумали?
Но ведь его Величество ясно сказал: «Подумаешь — устала! Ты справляла своё удовольствие. А я только смотрел. И мне надоело! Да и пресытился я уже её смертями. Давай наконец просто сожжём.»
В чём же дело? Мучители, подумав, и потрахавшись, изобрели на досуге что-то ещё? Или они просто хотят проверить — насколько велики возможности машины? И сможет ли она возродить тело, превращённое в обугленную головешку?!
Со стоном она разлепила глаза — нет смысла тянуть с «вылуплением»: раз капсула щёлкнула открывшейся крышкой, все знают, что пациент — готов. И если она будет разлёживаться, её просто выдернут изнутри — возможно, опять за волосы! А это больно.
Впрочем — больно — не то слово. То, что ей довелось пережить за эти часы… Или дни…
Достойно мучений грешников в аду. А, может, и похуже. А она…
Нет, согрешила, конечно. Приказала сгоряча убить гнусную с-сучку…
Но не его Величеству, и уж тем более не этой самой сучке решать, каких мук она за это опрометчивое и жестокое решение заслуживает!
Хотя иногда, во время экзекуций, она думала, что хорошо бы поскорее спятить — сумасшедшие ведь не ощущают боли! Ну, или умереть, и попасть и правда — в ад. Уж наверное там черти не столь изобретательны и изощрённы, как её бывший муж, начитавшейся проклятых «мемуаров», и сейчас раздающий «руководящие указания»!
А уж эта мерзкая дрянь!..
Наверняка и она ознакомилась.
Леди Наина закусила губу, чтоб не разрыдаться от жалости к самой себе. Она — да, горда! Пусть до идиотизма, как и сказал её муженёк, но она такова, как есть! И пусть она визжала и выла, и орала, но — не унизилась до плача и мольбы! Ни разу не просила прекратить её мучения, и даже не призналась. В том, что виновата.
И им не удалось…
И не удастся её сломить!!!
Но почему-то никто не спешил выдернуть её на свет Божий, а вернее — в адово пекло пыточного подвала, запустив новый круг терзаний. В чём же дело?
Она открыла наконец глаза. Посмотрела наружу.
На табурете у капсулы сидит человек. Один. Мужчина.
Она со стоном поднялась на ноги, и подалась на выход. Мужчина — точно не его с…аное Величество. Значит, будем надеяться, пытать её не будет.
Мужчина быстро подскочил, чтоб подать ей руку. Он оказался лордом Айвеном. И явно провёл несколько часов перед этой капсулой, в ожидании её пробуждения. Лицо было бледным и осунувшимся, а глаза подозрительно красными. Плакал, значит.
Жалел её.
Вот уж неисповедимы пути Господни! А ведь только недавно он был без ума от её главной мучительницы, оказавшейся столь жестокой, мстительной и злобной! И готов был жизнь за эту самую первую фрейлину отдать. А её, коварную и бесчестную королеву, наверняка ненавидел всеми фибрами души!
Леди Наина опёрлась на поданную лордом Айвеном руку. Постаралась, чтоб голос звучал уверенно, и не дрожал:
— Сколько?
— Почти три часа, ваше Величество!
— Не называйте меня так, милорд. Я больше не королева. Я — труп. Ну, именно так, наверное, думают его Величество и моя… Главная фрейлина. Бывшая.
Он промолчал, но по его виду она уже о многом догадалась. Не только леди Маргарет тут «умница и разумница». Но всё равно: нужно узнать подробности:
— А теперь уж будьте добры, лорд Айвен. Расскажите, как вам удалось… — он помог ей опуститься на пол.
— Ну, собственно говоря,