Читать интересную книгу Багряная летопись - Юрий Андреев

— Александр Иванович! Михей! — в комнату ворвались «солдаты». — Адъютант на брючном ремне задавился!

Испуганно охнула безмолвная до того тетя Дуся.

— Тьфу ты, жалость какая! — Михей бросился в амбар.

— О боже! — Наташа бессильно опустилась на скамью. Из полумрака явственно, до полной иллюзии присутствия, выплыло искаженное лицо, глухо, прерывисто прозвучал его голос: «Я не уберег тебя…» Наташа застонала в отчаянии: себя ты не уберег, бедный мальчик! Как же мог ты, глупый, так легко расстаться с жизнью? Почему так мало связывало тебя с ней, так мало было в ней дорогого?

— Когда же все это кончится, когда кончится эта проклятая война, когда перестанут погибать люди? Александр Иванович, сколько же так можно?

Александр Иванович молча погладил ее по голове, поглядел на часы, вздохнул и решительно направился к двери. Война не ждала, надо было переправлять Наташины новости: спасать тысячи красноармейских жизней.

7 июня 1919 года

Деревни Чишма — Красный Яр — Лавочное

В этот же день седьмого июня, знаменательный для Наташи таким количеством событии и потрясений, Гриша Далматов находился совсем недалеко от нее — в составе войск, которые готовились к взятию Уфы. В тот самый утренний час, когда Безбородько сообщил Наташе об их переезде в штабной поезд, Далматов в сопровождении Фролова и Тихова возвращался из Чишмы, куда они отвозили приказ дивизионному интенданту, в Красный Яр, где должна была начаться переправа.

Далматов молчаливо ехал впереди на верном Ратмире, не отвечая, на шутки друзей, не вступая в разговоры. «Сердце сердцу весть подает!» — видимо, эта поговорка сложилась недаром: он неотступно думал о Наташе, и смутно и тревожно было у него на душе. Неожиданно раздался резкий звук автомобильного клаксона. Лошади нервно шарахнулись к обочине. Мимо всадников, вздымая клубы пыли, промчался автомобиль.

«Фрунзе! Командующий!» Далматов увидел профиль человека на переднем сидении.

— Хлопцы, за мной! — Он хлестнул коня и помчался вслед за машиной, которая, легко уходя от добровольного эскорта, оставляла за собой высокое седое облако.

Вдруг неподалеку от «фиата» гулко разорвался снаряд, взметнув кверху придорожный куст. Еще взрыв, еще один!

— Ух, гады! Поняли: раз машина, значит, начальство! — прокричал Володька. — Снарядов не жалеют!

Гул мотора вдруг смолк, облако пыли перестало двигаться, обстрел прекратился.

— Неужто попали? — испуганно спросил Володька.

— Полный аллюр! — И они помчались вперед. Вот и машина — стоит цела и невредима поперек дороги, среди оседающей пыли, завязив передние колеса в канаве.

Четыре человека пытаются ее вытащить.

— А ну, ребята, помогайте-ка! — обрадовался Фрунзе.

Забыв даже поздороваться с командующим, разведчики мигом соскочили с коней и бросились к машине. Прошло минут десять напряженных усилий. «Раз-два, взяли!» «Еще — взяли!» «Ничего не взяли…»

— Что ж, будем добираться иначе. Придется, товарищи бойцы, отдать нам двух лошадей.

— Тихов, Фролов, остаетесь здесь, я еду с командующим! — приказал Григорий.

Фрунзе и Сиротинский быстро вскочили на поданных коней. Далматов подъехал к ним и заметил, что Фрунзе внимательно смотрит на него.

— Из Питера?

— Так точно, товарищ командующий! — радостно воскликнул Григорий, восхищаясь его памятью.

— Студент?

— Так точно!

Окружающие, кроме Фролова, который стоял широко улыбаясь, с удивлением смотрели на Григория: откуда Фрунзе мог знать его?

— Здравствуйте, дорогой мой. — Фрунзе дружески протянул ему руку. — Хорошо помню, как вы тогда в «Мариинке» положили доброе начало. Молодец! Возмужали, повзрослели. Ну, а сейчас едем быстрее, не то я опоздаю на собрание комсостава. — И, обращаясь к шоферу, добавил: — Я пришлю десяток кавалеристов от Чапаева. Они помогут. А пока — отдыхайте.

Они помчались. Фрунзе был сосредоточен. Григорий жадно вглядывался в него, впитывая глазами буквально все: и его посадку, и спокойный прямой взор, и взбугрившуюся от сильных мышц гимнастерку на плечах.

Проскакав несколько верст, командующий перевел лошадь на шаг. Сиротинский и Далматов поравнялись с ним.

— Как воюете?

— Да по-разному получается. А в общем-то нам повезло: в очень хорошую дивизию попали.

— В партию вступили?

— Пока нет, товарищ командующий, — замялся Григории. — Не совсем еще готов я… Многое не так получается, как надо…

— Вот как? А скажите, за плечами у вас карабин. Стрелять вас из него заранее научили или на практике постигаете это искусство? Не хромает военная подготовка?

— Нас и в Петрограде обучали в тире, и в Бузулуке много тренировали.

— А каковы результаты у вас лично?

— Я, товарищ командующий, с малых лет охотник. Птицу в лёт бью.

— Вот как? Это прекрасно. Я тоже очень люблю охоту. Значит, в хорошую дивизию попали?

— Да, трусов здесь нет. В любое наступление идут смело. Вот только комбриг семьдесят четвертой Авилов, бывший генерал, подвел нас.

— Да, — задумчиво произнес Фрунзе. — Очень подвел, а могло быть и совсем плохо… Постоите, постойте, а кто вам сказал, что он бывший генерал?

— А я его в Петрограде видел. Девушка знакомая мне рассказывала, что он бывший генерал и к белым хочет перебежать. А потом я доставлял приказ лично комбригу семьдесят четвертой и узнал его. Доложил Фурманову, да оказалось поздно. Успел уже генерал сбежать.

— Вот как, следовательно, было, — с интересом протянул Фрунзе. — До чего же причудливо иной раз получается в жизни… Да, упустили! Теперь, наверно, у Ханжина корпусом командует.

Несколько минут ехали молча. Душевные колебания терзали Григория: никогда в жизни не лгал, а тут, получается, продолжает скрывать факт, может быть очень важный для командования.

— Простите, товарищ командующий, — буркнул он, преодолев себя, — но Авилов корпусом не командует.

— Откуда такие сведения? — искренне удивился командующий.

— Мы его на днях пристрелили…

— Ну и ну! — Фрунзе даже приостановил коня. — Час от часу занятней. Интересный у нас с вами разговор получается! Ну-ка, подробней!

Сбивчиво и неловко Далматов рассказал эпизод, связанный с захватом пароходов.

— Значит, вы и в этом деле отличились? Здорово у вас выходит. А кому доложили?

— Никому! — выдавил из себя Григории. — Побоялся, что живым не доставил.

— Но ведь он стрелял в вас?

— Да. Вот рубец на ухе.

— Так неужели вы думаете, что Чапаев не понял бы закономерности вашего поступка? Нехорошо! За то, что рассказали мне правду, спасибо. А впредь ничего от командира не скрывайте. Лучше плохая правда, чем хорошая ложь! Запомните?

— Да. Да, товарищ командующий! Я потому сейчас и в партию заколебался — уж очень часто не так у меня получается, как надо. Не готов еще.

— После войны куда намереваетесь?

— Еще не знаю. Не думал как-то об этом.

— Поступайте на курсы красных командиров, а потом — в военную академию. Военное дело — сложная и многообразная наука. Ее одной практикой не постичь. Надо знать историю военного искусства, знать его теоретические основы. Грамотные кадры нам будут еще нужны, и, думаю, не раз. Грамотные и политически сознательные. Капиталисты постоянно будут навязывать нам столкновения и войны… Это что, Красный Яр?

— Так точно.

Командарм пришпорил копя, и они крупной рысью поскакали к селу. Григорий остался у коновязи штаба, а Фрунзе и Сиротинский быстро прошли внутрь.

После совещания Фрунзе сообщил Чапаеву о своем намерении провести вместе с ним командирскую разведку и лично участвовать в руководстве форсированием реки — это было как раз тогда, когда Безбородько дал согласие на массированный террористический акт.

Одним из прямых последствий решения Фрунзе выехать на разведку было снаряжение множества передовых дозоров, направленных по разным маршрутам. Григорий с Володей отправились парным дозором по дороге к излучине реки Белой и далее к деревне Лавочное.

— Не зевать, глядеть в оба — орлами-зайцами, или как там складно у Фролова получалось, — напутствовал их Гулин. — За вами следом едут на рекогносцировку командующий и начдив. Ясно? Дозоров много, а ваш — наиглавнейший!

Вечер был серый, туманный, а когда молодые бойцы въехали в лесок, стало совсем темно. Григорий достал шашку и прижал ее к правому плечу. Шепнул:

— Володька, вынь-ка наголо!

— Заяц белый, где ты бегал, — веселым шепотом ответил Фролов. — Не робей, всегда успею.

«Надо бы приказать построже… А ну его к чертям, еще подумает, что зазнаюсь…»

Дорога круто свернула вправо, и вдруг из потемок с двух сторон на них стремительно выскочило около дюжины белоказаков. Как железными клещами, до боли сдавило правую ногу Далматова, кто-то повис на морде у коня. Но раньше, чем разведчик успел что-то понять или решить, начала работать его рука: взмах вправо, влево, вперед. Раздались дикие крики, стоны. Ратмир — боевой конь — взвился на дыбы, ударив кого-то передними ногами, развернулся и поскакал назад. Вдогонку донеслась злобная брань казаков и громкий крик Володи, резанувший по самому сердцу. «К Володьке?.. Назад, к своим?.. Предупредить!»