Сукин рассказал о вояже «Надежды» в Японию и о неудаче миссии Резанова:
— Сказывают, японцы заартачились и ни в какую не желают добрососедства с Россией.
В конце рассказа Сукин проговорился:
— Вначале, по прибытии в Петропавловск, прошел слух, что Резанов покинул «Надежду» по причине расхождений с Крузенштерном и собирается уехать в Петербург, но потом все обошлось.
— Ну и слава богу, — ответил Лисянский, прерывая разговор.
Однако шила в мешке не утаишь. Мало-помалу от офицеров и командира «Елизаветы» просачивались разные подробности, и вскоре стала известна развязка затянувшихся распрей на «Надежде» всем офицерам и, конечно, Лисянскому.
Вот как впоследствии рассказывала об этом происшествии «Русская старина»:
«4 июля в Петропавловске посланник тотчас съехал на берег и поместился в доме командира Петропавловского порта. Несмотря на свою энергию и желание, он решил не ехать в Японию, так как опасался новых выходок Крузенштерна, что могло привести к весьма печальным последствиям. Он решил прежде всего написать обо всех происшествиях лично государю. На другой же день послал с эстафетой письмо к ближайшему представителю администрации власти в Камчатке к генерал-майору Кошелеву: «Имея поручения от государя императора нужно от вас пособия. У меня на корабле взбунтовались в пути офицеры. При всем моем усердии не могу я исполнить миссию японского посольства, когда одни наглости офицеров могут произвести неудачу и расстроить навсегда главные виды. Я решил отправиться к государю и ожидаю только вас, чтобы сдать, как начальнику края всю экспедицию».
Тем временем начали разгружать товары компании для снабжения местных жителей. Во все это время неприязненные отношения Крузенштерна продолжались, он запретил матросам переносить товары компании.
В августе генерал-майор Кошелев прибыл в сопровождении военной команды и по просьбе посланника приступил к форменному следствию, которое продолжалось около недели.
Пригласив командира и офицеров, Кошелев допрашивал их в присутствии Резанова… Видя, что дело принимает неблагоприятный для него оборот и что Кошелев собирается через Сибирского генерал-губернатора Селифанова возбудить дело об отрешении его от командования судном, Крузенштерн пошел на попятную и лично просил Кошелева покончить это дело миром, изъявив полную готовность принести посланнику извинение. Примирение произошло 8 августа в квартире посланника, куда Крузенштерн явился вместе с офицерами в полной парадной форме, за исключением Головачева и штурмана Каменщикова, которых посланник просил не являться.
Выслушав в присутствии Кошелева извинения офицеров, Резанов, обращаясь к генералу, примирительно проговорил:
— Как раскаяние господ офицеров принесено в вашем присутствии, думается, впредь это будет порукою в повиновении их на пользу отечества. Кстати, чему я уже посвятил всю мою жизнь… Поэтому ставлю себя выше всех личных понесенных мною оскорблений во имя достижения моей цели. Прошу вас, господин генерал, предать забвению былое дело, а мою бумагу оставить без действия.
Когда офицеры откланялись и ушли, генерал сообщил, что выделит Резанову для сопровождения свиты караул солдат, а взамен списанного с «Надежды» Толстого назначит своего брата, капитана Кошелева.
Но визит в Японию оказался неудачным. Полгода простояла «Надежда» на рейде Нагасаки. Заранее изучив японский язык, нравы и обычаи страны, Резанов выполнял все требования японцев. С корабля свезли пушки, ядра, порох, но на берег экипаж тем не менее не пустили, только взяли богатые царские подарки для императора — микадо. Оказалось, что все напрасно. Японский император не принял подарки, ссылаясь на то, что по бедности не может отблагодарить равноценно, а потому и посланника принять не желает, — так доносил Александру I Николай Резанов.
На обратном пути в Петропавловск Крузенштерн и Лангсдорф не скрывали злорадства по поводу неудачи Резанова. Опять начались раздоры, и камергер покинул «Надежду», об этом поведал потом Федор Шемелин.
Вначале он собрался возвратиться в Петербург, но в Петропавловск зашло компанейское судно «Мария Магдалина», и камергер задумал отправиться на нем в Русскую Америку. Узнав о намерениях Резанова, Лисянский решил не задерживаться в Новоархангельске.
Заканчивая подготовку к дальнему походу, командир позаботился о приболевших матросах, повез их лечиться на целебный источник.
«7 августа я отправился с несколькими больными к целебным водам, где и пробыл до 15 числа. Погода все это время стояла довольно хорошая, и наша прогулка была бы очень приятна, если бы нас не тревожили комары и мухи, особенно последние, которые в здешних лесах водятся в величайшем множестве и весьма беспокойны. К крайнему моему удовольствию, употребление целебных вод поправило здоровье моих больных, которых я взял с собой единственно для опыта».
Возвратившись, Лисянский подводит некоторые итоги пребывания в Русской Америке. «Хотя здешний Западный берег, — пишет Лисянский, — был известен нам со времени капитана Чирикова, но никто не знал к чему он принадлежит, к материку или островам».
Не забывает Лисянский своих первых боевых адмиралов Александра Круза и Василия Чичагова, чьими именами он назвал два новых острова. Не соглашается он и с Ванкувером, который, не исследовав до конца увиденные острова, именовал их островами короля Георга III. Тщательно обследовав указанные острова, Лисянский рассудил по-другому. «Ситкинские острова названы мною по имени живущего на них народа, который называет себя ситкаханами, или ситкинцами».
Пролив, который отделяет острова от материка и не был замечен Чириковым, назвали впоследствии проливом Лисянского. Лисянский первым из российских мореплавателей составил точную «Карту Российских владений в Северо-западной части Америки». Он же первым определил важное значение новой крепости Новоархангельска для будущего Русской Америки. «Нынешнее наше селение называется Новоархангельском. Оно несравненно выгоднее прежнего. Местонахождение его и при самом небольшом укреплении будет неприступным, а суда, под прикрытием пушек, могут стоять безопасно. Новоархангельск по моему мнению должен быть главным портом Российско-Американской компании, потому что, исключая вышеупомянутые выгоды, он находится в центре самых важных промыслов» — этот точный и прозорливый вывод командир «Невы» Юрий Лисянский сделал накануне ухода из Русской Америки.
В середине августа «Нева» была полностью загружена мехами, оснащена и была готова к отплытию. Погода, правда, испортилась, шли непрерывные дожди, но Лисянский не желает «ждать у моря погоды». «Уже с неделю, как я начал готовиться в поход и хотя время стояло дождливое, однако наши приготовления доведены были до того, что мы при первом благоприятном ветре могли оставить Ситку. Мне было весьма желательно не только удалиться от страны, в которой каждый из нас должен был терпеть величайшую скуку, но чтобы иметь больше времени для надлежащего исполнения моего предприятия».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});