— Ну, а теперь расскажите мне еще о себе, — сказала она, когда он кончил есть. — Как вы живете? Как достаете работу?
— Хожу по редакциям журналов и разным бюро реклам и ищу…
— Это не особенно верный заработок, верно?
— Пожалуй… но жить можно.
Он, очевидно, не хотел быть с нею откровенным. Но она и без того все поняла.
— Майкл, ты никогда не думал обо мне с тех пор, как уехал из Сан-Франциско?
— Думал, разумеется.
— Так отчего же ты не написал? Ни разу, ни строчки! Ведь тебе мой адрес был известен. — Он снова повесил голову, как школьник.
— Говори же! — настаивала Зельда. — Отчего?
— Не знаю… Может быть, мне было слишком стыдно…
— Стыдно оттого, что уехал потихоньку от меня?
На его помрачневшем лице легко было прочесть ответ.
— Да, это было очень нехорошо. Но если бы ты написал хоть словечко, ты бы избавил и себя, и меня от лишней муки.
Он с несчастным видом ерзал на месте. Зельда помнила, как он всегда остро переживал раскаяние в чем-нибудь. Какое-то время терзается невыносимо, распинает себя — потом все проходит и снова тот же веселый оптимизм, как будто ничего не случилось. Зельде не хотелось расстраивать его сегодня. Она коснулась его руки.
— Теперь уже нет смысла мучиться этим, Майкл. Хорошо, что мы все-таки встретились. Ведь могли и вовсе больше не увидеться, не так ли?
Он закрыл глаза, пальцы его беспокойно зашевелились.
— Я не переставал думать о тебе все эти годы. Мне было нестерпимо вспоминать, как гнусно я поступил с тобой.
— Не стоит говорить об этом. — Зельда снова загорелась состраданием и нежностью.
— Не думай, что я не осуждал себя… Я тебя любил, ты знаешь, что любил.
— Тсс, Майкл, не говори ничего.
— Но ты знаешь, что я любил тебя.
— Не надо об этом…
— Но это правда! Я любил тебя, Зельда!!
— Боже мой… боже!
— Я — ничтожный подлец — и больше никто, понимаешь!
Она изо всех сил стиснула руки под столом и кусала губы, пока боль не отрезвила ее.
— Это сумасшествие… сумасшествие. — Она старалась овладеть собой. С глубоким вздохом откинулась на спинку стула. К чему эти запоздалые сожаления? Зачем снова терзаться? Все это было так давно, давно умерло, умерло и похоронено среди лаванды и засушенных лепестков роз… Это — мертвое прошлое, которое более не оживет…
Взгляд ее, рассеянно блуждавший по убогому залу, был перехвачен лакеем, подбежавшим со счетом. Ресторан был уже почти пуст, пора было закрываться. Зельда уплатила и встала.
— Пойдемте, мой автомобиль ждет. Я отвезу вас домой, — сказала она сухо.
— Но я живу в предместье, далеко отсюда, — запротестовал Майкл.
— Пойдемте, — повторила она и стала подыматься по ступенькам.
Всю дорогу ехали молча. Зельда уткнулась в угол и машинально смотрела на мелькавшие за окном огни и темные фасады домов. Ее мучили мысли о потерянных, пустых годах, о бесплодности и бесполезности ее жизни. Какой смысл работать, бороться, — к чему все это?
Автомобиль замедлил ход, Майкл постучал в стекло и указал, куда подъехать.
— Если знаешь эти места, то не так трудно найти, — промолвил он. Голос его заставил Зельду вздрогнуть. В темноте он живо напомнил ей прежнего Майкла, веселого, юного, сильного.
Она посмотрела из окна на узкий каменный дом, такой угрюмый и обыкновенный.
— Ты здесь живешь?
— Да, на самом верху.
Она все еще медлила.
— Можно мне подняться с тобой?
— Сейчас?
— Да. Мне хотелось бы посмотреть.
— Там порядком грязно.
— О, это неважно.
— Ив комнате такой беспорядок…
— Боже, Майкл, точно я не бывала прежде у тебя в комнате! Я знаю, какой ты неряха!
— Да… но… я… — беспомощно переминался Майкл.
Он явно не хотел, чтобы она пошла с ним.
— Ну, что же… — начала было Зельда нерешительно и остановилась. Потом: — Когда же я тебя снова увижу? Нам еще о стольком надо переговорить!
— Да как-нибудь встретимся… Я не особенно занят.
Зельда все еще не прощалась, раздумывая. Майкл явно был в нужде. Примет ли он от нее деньги? В ее сумочке было тридцать или сорок долларов. И ей так хотелось помочь ему.
— Не встретиться ли нам за завтраком? Приходи ко мне завтра в отель, хорошо? Я прикажу подать наверх, и мы поболтаем.
— Отлично.
— В час, ладно? — Она сказала адрес и старательно объяснила, как попасть к ней.
Но она все еще не могла решиться расстаться с ним. Он стоял у открытой двери автомобиля и мял в руках свою старую шляпу.
— Покойной ночи! — сказала она, наконец.
— Покойной ночи!
— Как хорошо, что мы нашли друг друга!
— Еще бы, разумеется.
— Так завтра, в час?
— Да, непременно. — Он захлопнул дверцу и помахал шляпой. Старообразный, маленький человечек, жалкая тень того мальчика, которого она когда-то любила так горячо.
Автомобиль тронулся с места. Она оглянулась в последний раз и увидела, как Майкл вошел в дом.
3
Майкл — Майкл — Майкл!
Взгляд Зельды машинально блуждал по белому потолку ее комнаты. Она не могла уснуть. Майкл снова здесь — такой жалкий, в такой нужде!.. Она не могла хотя бы на миг отогнать думы о нем. Тот красивый и милый мальчик, чьи руки обнимали ее, чьи чистые, юные губы целовали столько раз, кому она отдала весь расцвет своего девичества, весь пыл первой любви, теперь превратился в сгорбленного и незначительного человечка! Она понимала, какую роль сыграла в этом его беспорядочная жизнь… Слабый, ветреный, доверчивый и увлекающийся, добродушный и любящий, нуждающийся всегда в ласке и болезненно чувствительный ко всякой недоброжелательности — таким он был всегда, и даже его достоинства оказались для него пагубны. Он все опускался и опускался, ища легкого пути, стремясь уклониться от неприятностей, ответственности… Да, слабый человек, но созданный, чтобы быть крепко и нежно любимым!
…И она, Зельда, могла уберечь его от гибели, сохранить его любовь, сделать его сильным, верящим в себя, сделать его человеком! О, как неразумна и эгоистична была его мать, увозя Майкла от нее! Она, Зельда, рабски служила бы ему, работала бы для него, помогла бы ему добиться славы, о которой так мечтала миссис Кирк!.. Теперь поздно, слишком поздно! — Она кусала в темноте руки. Умерла любовь… но как он еще дорог ей!
Слишком поздно! Слишком поздно!
— Не могу я больше! — вскрикнула она. — Спать, спать! Я не смогу завтра играть, если не усну сейчас же!
Она нащупала впотьмах выключатель и повернула его. Встала, поискала в аптечке среди склянок и коробочек веронал. Обыкновенно она запивала его горячим молоком. Но в такой поздний час нельзя было беспокоить Миранду. Она проглотила горький порошок и снова легла.