— Роза, сорванная в ночь летнего солнцестояния и засушенная за домашним алтарем, в ночь под Рождество опять становится свежей, как будто ее только что сорвали, — сказала Гвенллиан.
— В рождественскую ночь эльфы служат мессу на дне заброшенных угольных шахт, — сказал Бервин.
— Прабабушка говорила, что иногда на конюшне в рождественскую ночь появляется сказочной красоты белый конь и принимается есть овес у лошадей. Если его не прогонять, в доме будет достаток весь год, — вспомнил Ллевелис.
— У нас принято наблюдать за тенями на стене, пока в очаге горит рождественское полено. Если долго всматриваться, по движению теней можно предсказать будущее, — сказала Финвен.
— Еще на Рождество устраивают венчание деревьев…
— Хватит, хватит! — расхохотался Мак Кехт. — Для такого профана, как я, на первый раз вполне достаточно.
Послушай доктор своих учеников подольше, возможно, это принесло бы ему пользу. Он мог бы услышать, что если валлийская девушка в канун Рождества трижды три раза обойдет задом наперед с закрытыми глазами вокруг грушевого дерева и резко обернется, она увидит своего суженого.
Снаружи все быстро растеряли друг друга в сумерках. Доктор Мак Кехт, нагибаясь за расцветшими на снегу синими цветами, добрел до какого-то дерева. Вокруг дерева задом наперед, осторожно вытаскивая башмачки из снега, шла Рианнон. «Naw![32]» — сказала она, обернулась и уперлась ладонями в грудь Мак Кехту. Доктор Рианнон захлебнулась морозным воздухом. Придя в себя, она минуты две честила Мак Кехта на все лады, а доктор, не в силах понять, чем же он провинился, покорно принимал эту бурю и только робко убеждал ее сойти со снега, чтобы не простудиться.
— На что вам четыре цветка? Несете их куда-нибудь? На погост? — запальчиво осведомилась Рианнон.
— Они указывают путь к кладу, — растерянно ответил Мак Кехт. — Я как врач запрещаю вам дольше стоять на снегу в мокрой обуви и в таком открытом платье.
Спрятавшийся за каменной изгородью Ллевелис хихикнул.
За час до полуночи в Северной четверти по наущению Мерлина начали наряжать елку. Архивариус Хлодвиг, действуя изогнутым клювом и осторожно помогая себе когтистой лапой, укрепил на верхушке звезду. Мерлин распоряжался:
— Золоченые орехи и ангелочков тащите сюда. Сосульку не расколотите. А это бросьте. Нечего спички переводить. Свечи зажгутся в полночь сами собой от лунных лучей. Рождество все-таки, а не какой-нибудь там… юбилей бракосочетания королевы.
В полночь начали бить часы на всех башнях Кармартена, с неба протянулись лунные лучи, свечи на елке вспыхнули белым пламенем, и все, кто собирался в эту ночь танцевать, не жалея подметок, радостно выдохнули, потому что из каминов и печей наконец-то раздалась музыка. На Рождество музыка всегда доносится из каминных труб, а каминов в Кармартене сколько угодно; с незапамятных времен в нее вступают самые разные инструменты, а мелодии слышатся сплошь танцевальные. Только чтобы танцевать под эту музыку, нужно знать старинные танцы, потому что музыка печных каминов и труб меняется куда медленнее, чем мир вокруг нее, и сохраняет мелодии довольно раннего времени.
Первые танцы были настолько старинные, что их знали и могли исполнить всего несколько человек. Для первого танца составилось только четыре пары: с мест поднялись в большинстве своем преподаватели несусветных древностей, и из них Гвидиону были знакомы только двое. Сперва на середину вышел Курои, возраст которого подошел к тридцати годам и который выглядел великолепно; в третью пару, к восхищению первокурсников, встал Мак Кехт. Мелодии переходили от старинных танцев к более поздним; у людей молодых по возрасту не было выхода, кроме как дождаться такого танца, который был бы им известен. Гвидион завороженно смотрел на происходящее, обещая себе включиться в средневековые кароли; как бы там ни было, описание каролей он, по крайней мере, читал в поеденных молью трактатах, и ему случалось мельком видеть их там, куда его отправлял Курои. Мак Кехт танцевал божественно. Он взлетал, как коршун, в положенном пируэте, за ним взлетал его плащ, затем — волосы; лицо его все время было обращено к партнерше, в рыцарском сосредоточении на ней, даже если танец был настолько быстрым, что не позволял обмениваться словами. После нескольких сумасшедших ирландских танцев, втянувших в себя половину педагогического коллектива, Мак Кехт, достойным образом поддержав честь старшего поколения, позволил себе присесть у стены.
— Отчего вы не танцуете, Морган? — спросил он профессора искусства забвения.
— О, я дождусь мелодий XVI века, — смущенно отвечал Морган-ап-Керриг. — Вы знаете, в XVI веке существовало два популярных валлийских танца, один назывался «Начало мира», другой — «Моя женушка настоит на своем».
— Это сочетание не лишено философской глубины, — отметил Мак Кехт. — Скажите, Морган, зачем бы, на ваш взгляд, женщине обходить в рождественскую ночь вокруг дерева задом наперед?
— Гм, — отвечал с легким удивлением Морган-ап-Керриг, — замужней женщине вроде бы незачем.
Так Диан Мак Кехт второй раз за вечер испытал острое ощущение несостоятельности оттого, что не родился валлийцем.
Он тяжело поднялся и с первыми аккордами нового танца направился к Рианнон, и колебания его одежды создавали легкий ветерок.
— Сегодня, в ночь Рождества, ради Спасителя, ведь вы не откажете мне в танце, Рианнон?.. В конце концов, лишь по вашей воле я пребываю в неловком положении старого пня, у которого внезапно спросили, какими он прежде цвел цветами, — сказал он, предлагая ей руку. — Когда ты просто вышел из репродуктивного возраста и сверх того умер, это еще ничего. Но когда ты уже мумифицировался… две тысячи лет назад и еще пытаешься вернуться к жизни, это просто смешно, — добавил он на середине зала, склоняясь перед ней в сложном реверансе, бывшем частью фигуры танца. — Не мучьте меня.
— Я забыла, что дальше, — в панике сказала Рианнон.
— Сейчас полусет, — подсказал Мак Кехт, — серпантин и круговой разворот.
…В Рождественскую ночь звери и птицы ненадолго обретали дар человеческой речи. Старый лис вспрыгнул на стул, потоптавшись, сел там, вылизал свою белую манишку и, хрипловато попросив внимания, произнес медоточивый тост о братской любви, бдительно поводя вокруг длинной острой мордой.
Змейк беседовал в углу с двумя металлами, недавно пробившимися из глубин Земли и не имеющими понятия о формах жизни на ее поверхности. Со всей вежливостью принимающей стороны он занимал гостей беседой, но трудно было сказать, насколько эта беседа занимала его самого. Собственно, Змейк собирался рассказать анекдот, однако необходимая для понимания анекдота преамбула даже при лаконичности Змейка потребовала не меньше минуты:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});