самым невинным видом поинтересовался ратава-корги.
— Так ты меня узнал, — Вран попробовал было рассмеяться, но тут же закашлялся от недостатка воздуха.
— Трудно было ошибиться, — согласился Ро, — правда, я решил, что ты явился по мою душу. Эффектное было явление, прям ангел возмездия в развивающемся плаще. Неужели так спешил, что даже не хватило времени накинуть пальто?
— Вообще-то, не хватило даже на то, чтобы спуститься по лестнице, — Вран улыбнулся, вспоминая устроенное им представление, — я сиганул со второго этажа из окна ванной, так что считай, вам с Василисой ещё повезло, что мне под руку подвернулся халат, иначе пришлось бы нашей скромнице любоваться незнакомым мужиком в неглиже.
— А ты знаешь, что своим акробатическим этюдом ты сам толкнул Василису в мои объятья, — ехидно поинтересовался Ро, — в буквальном смысле, — уточнил он.
— Даже не пытайся вызвать во мне ревность, — Вран снисходительно усмехнулся, — это твоя фишка. К любви или дружбе ревность не имеет никакого отношения, это просто чувство собственника к объекту своей страсти. Скажи, ты действительно считал меня своей собственностью?
— Проехали, — проворчал Ро, — я с немощными не воюю.
— Так я и не предлагаю, — Вран беспечно пожал плечами, — просто удивляюсь твоей твердолобости. Неужели неясно, что счастье любимого человека всегда важнее твоего собственного? Это же даже дураку понятно. Ну как можно ревновать к тому, кто делает дорогого тебе человека счастливым?
— А как же моё счастье? — возмутился Ро. — Предлагаешь им пожертвовать?
— Боюсь, ты не очень хорошо понимаешь, в какую игру собираешься ввязаться, — лицо Врана вдруг помрачнело. — Психика Василисы больна, и тебе придётся быть очень терпеливым, если ты хочешь её вылечить и сделать счастливой. Сейчас она вовсе не беззащитна, скорлупа, созданная ею в предыдущем воплощении, надёжно охраняет её душевный покой от всяческих потрясений. Если прямо сейчас ты её бросишь или отмочишь ещё какую-нибудь гадость, то это не станет для Василисы концом света, она это переживёт. Но если ты это сделаешь после того, как разобьёшь её скорлупу, то ещё одного удара она может и не выдержать.
— Вран, побойся бога, между мужчиной и женщиной всякое может случиться, — принялся оправдываться герой любовник. — Как я могу гарантировать, что буду вместе с Василисой вечно?
— Тогда вообще не лезь, — отрезал Вран, — потому что если ты умудришься разбить ей сердце, то я вспомню, что являюсь лучшим сталкером Аэрии.
— Какая ирония, — Ро весело рассмеялся, — ты угрожаешь развоплощением тому, кто всего несколько часов назад избавил тебя именно от этой участи. Да если б я вовремя ни догадался, где эти горе-экспериментаторы станут искать мне замену, одного неблагодарного сталкера уже не существовало бы в природе.
— Ошибаешься, причём дважды, — спокойно возразил Вран. — Во-первых, сознание не может распасться за несколько часов, на это уходят дни, если не недели, а во-вторых, когда ты прискакал на белом коне с шашкой наголо, мне уже развоплощение не грозило. Вен догадался, что я собрался сделать, и от моих услуг отказались. Кстати, странный он какой-то, этот Вен. Ты его давно знаешь?
— Когда двести лет назад я пришёл к ратава-корги, он уже тогда был самым старым членом нашей организации, — Ро и не подумал обидеться и с удовольствием включился в новое обсуждение. — Удивительно, что Вен никогда не пытался вылезти в руководители, предпочитал работать в поле, но это не самая большая его странность. Он буквально помешан на идее спасти всех зависших после стирания игроков и ни с чем не считается ради достижения этой своей цели. Вот он бы точно сдал свою женщину на опыты даже без малейших колебаний. А почему ты спросил про Вена?
— Похоже, он меня хорошо знает, — пояснил Вран, — а я его совсем не помню.
— Так ты вообще много чего не помнишь, — Ро хитро подмигнул своему пациенту. — Возможно, вы когда-то вместе стояли у истоков создания ратава-корги, ты же последний выживший Ставрати.
— Опять ты за своё, — в голосе Врана появились нотки раздражения. — Я больше не куплюсь на твои вербовочные трюки, особенно, посла того, что случилось.
— Напрасно ты недооцениваешь свою связь с ратава-корги, — Ро уверенно поднялся на ноги, потому что за дверью послышались приближающиеся шаги Танэра. — Рано или поздно ты к нам всё равно придёшь.
— Пока что у меня имеется лишь одно желание — держаться от вас подальше, — презрительно бросил Вран.
— Что ж, можешь начинать держаться от меня подальше прямо начиная с этой минуты, — Ро помахал рукой своему пациенту и выскользнул за дверь, и только тогда Вран ощутил, что боль, терзавшая его всего час назад, больше его не мучит. Разговор с ратава-корги оказался целебным. А вот о том, что и его предсказание тоже оказалось пророческим, Врану только предстояло узнать.
Глава 27
Сосны приветливо помахивали своими мохнатыми лапами за окном, покорно принимая игру, навязанную лёгкими, почти неосязаемыми касаниями воздуха. Ветра не было и помине, и это отчего-то вызывало в душе Василисы детское чувство обиды на невовремя расслабившуюся стихию. Сейчас ей хотелось, чтобы за окном бушевала буря, чтобы эти ленивые сосны вскидывали свои лапы к небесам, моля о пощаде, а лучше бы им вообще поотрывало их мохнатые конечности. Может быть, тогда горечь, копившаяся в её душе подобно мерзкому гнойнику, смогла бы прорваться наружу, избавив страдалицу от невыносимой боли.
Самое обидное заключалось в том, что Василиса даже не понимала причины своей депрессии. Казалось бы, после всего пережитого чудом спасённая женщина должна была бы пребывать в эйфории и возносить благодарность судьбе, а также благородному рыцарю, в последний момент вырвавшему жертву из когтей злодеев. Но нет, ничего подобного Василиса не испытывала, даже пресловутой благодарности, только боль и обиду. Возможно, это и был тот самый посттравматический синдром? Но тогда он проявлялся каким-то необычным образом. По идее, Василиса должна была бы испытывать страх, но никак не обиду. Разумеется, предательство учителя, которому она только-только начала доверять, могло спровоцировать такую реакцию, вот только мыслей о Вениамине в её голове сейчас не было от слова совсем.
Собственно, ни о чём конкретном Василиса вообще не могла думать. Хоровод обрывочных образов и бессвязных воспоминаний беспрепятственно крутился перед её внутренним взором, сворачиваясь змеиным клубком и распадаясь на отдельные фрагменты. Отчего-то идеи взять это хаотичное броуновское движение под контроль даже не возникало, Василиса тупо отбивалась от нападения отдельных змеюк, заранее смирившись с поражением в этой неравной борьбе. И дело тут было вовсе не в пресловутой неспособности женщин к стратегическому мышлению, эту басню Василиса уже давно списала как совершенно несостоятельную, да и занятия псевдо-магией всё-таки