Но, несмотря на это, у него было дурное предчувствие. Он видел плохой сон в ту ночь, в основном скорпионов, диимов и других паразитов, роющих норы на его полях,— и он почти не удивился, когда увидел бедные сенситивы обугленными, согнувшимися от каких-то пыток в ночные часы.
Час перед завтраком он работал один, печально вырывая поврежденные растения. Они были еще живы ниже израненных ветвей, но их уже нельзя было спасти, поскольку увядшая листва не подлежала восстановлению, и если бы он начал срезать ее, шок от подрезки убил бы и нижнюю часть. Поэтому он выдергивал их дюжинами, с содроганием чувствуя, как растения корчатся от его прикосновения, и бросал их в костер. Потом он позвал своего главного садовника и надсмотрщика, старшего рабочего в заросли сенситивов и спросил, не известно ли им, что так сильно могло расстроить растения. Но никто ничего не мог сказать.
Инцидент опечалил его на все утро, но не в характере Этована Елакки было надолго расстраиваться, и к вечеру он приобрел сотню пакетов семян сенситивов в местном рассаднике. Он не мог купить сами растения, поскольку они никогда не пережили бы пересадки. Следующий день он провел сам, засевая семена. В течение шести или восьми недель не было никаких неблагоприятных признаков. Он решил, что этот случай был не более чем второстепенной загадкой, которую, возможно, он решит когда-нибудь, а скорее нет, и он забыл об этом.
День или два спустя появилась еще одна странность: пурпурный дождь. Необычное событие, но безвредное. Все говорили одно и то же. Должно быть, ветер изменился и принес скувву так далеко на Запад! Пятно сохранялось менее одного дня, а потом другой дождь более обычного вида смыл все начисто. Об этом случае Этован Елакка тоже быстро забыл.
Хотя деревья нийка…
Он наблюдал за сбором плодов глейна несколько дней спустя после пурпурного дождя, когда старший надсмотрщик, кожистый, невозмутимый гайрог по имени Симуст пришел к нему таким, что для Симуста было состоянием крайнего возбуждения — змеиные волосы исступленно спутались, раздвоенный язык бился, словно хотел выскочить изо рта,— и закричал: нийк! нийк!
Бледно-серые листья деревьев нийка имеют форму карандаша и стоят прямо разрозненными группами в конце черных, длиной в два дюйма стеблей, словно их выпрямили каким-то неожиданным электрошоком. Поскольку дерево такое тонкое, а ветки его редкие и нескладные, такое прямостоячее положение листьев придает ему колючий, курьезный вид и делает его легкоотличимым даже на большом расстоянии. Теперь же, когда Этован Елакка подбегал с Симустом к роще, он еще за сотню ярдов от нее увидел, что случилось нечто невозможное: каждый листок на деревьях нийка повернулся вниз, словно это были не нийки, а какие-то сорта плачущих танигалин или халатинги!
— Еще вчера все было прекрасно,— сказал Симуст.— Этим утром все было прекрасно! Но теперь… теперь…
Этован Елакка подбежал к первой пятерке нийков и положил руку на ближайший ствол. Он почувствовал странную легкость, толкнул — и дерево подалось, сухие корни легко вырывались из земли. Он толкнул второе, третье.
— Мертвые,— сказал он.
— Листья,— сказал Симуст.— Даже мертвый нийк все еще сохраняет листья лицом вверх. А эти… я никогда не видел ничего подобного.
— Неестественная смерть,— пробормотал Этован Елакка.— Что-то новое, Симуст.
Он бегал от одной группы деревьев к другой, сталкивая их, и после третьей группы уже не бежал, а после пятой группы он уже шел медленно, с опущенной головой. Мертвые… все мертвые… его прекрасные нийки… Вся роща умерла. Они умерли, как умирают нийки, скоротечно, вся влага покинула их губчатые стебли; но вся роща нийков, посаженная распределением в десятилетнем цикле, не должна была умереть сразу, а странное поведение листьев было необъяснимо.
— Мы должны доложить об этом агенту сельского хозяйства,— сказал Этован Елакка,— а также отправить посыльных на ферму Хагидана и Нисмаина и, как его там, что возле озера, узнать, случилось ли что-нибудь с их нийками. Это эпидемия, я думаю. Но у нийков нет болезней… Новая эпидемия, Симуст? Пришедшая к нам как послание Короля Снов?
— Пурпурный дождь…
— Слегка подкрашенный песок? Как это могло повредить чему-либо? Там, на той стороне Ущелья, пурпурный дождь идет дюжину раз в год, и это не беспокоит их насаждения. О, Симуст, мои нийки!..
— Это пурпурный дождь,— твердо сказал Симуст.— Это не тот дождь, что бывает на востоке. Это было что-то новое: это был ядовитый дождь, и он убил нийки!
— И также убил сенситивы за три дня до того, как он действительно прошел?
— Они очень утонченные. Возможно, они почувствовали яд в воздухе, когда дождь двигался на нас.
Этован Елакка пожал плечами. Возможно. Возможно. И возможно, формодеи прилетали на помеле или волшебных летательных аппаратах ночью и разбросали на землю какое-нибудь злое зелье. Вероятно, в мире возможностей все может быть.
— Какая польза в суждениях? — горько спросил он.— Мы ничего не знаем. Кроме того, что сенситивы и деревья нийка погибли. Что будет дальше, Симуст? Что будет дальше?
Карабелла, которая весь день выглядывала в окно плавуна, словно надеясь как-то ускорить путешествие по этой унылой пустыне силой своих глаз, выкрикнула с внезапным ликованием:
— Посмотри, Валентайн! Я думаю, мы действительно выезжаем из пустыни!
— Конечно, еще нет,— сказал он.— Еще три или четыре дня. Или пять, или шесть, или семь…
— Ты посмотришь?
Он отложил пакет с донесениями, которые просматривал, выпрямился на своем сиденье и пристально всмотрелся мимо нее. Да! Боже правый, там была зелень! И не сероватая зелень скрюченных неряшливых жалких растений пустыни, а сочная, полная жизни зелень настоящей Маджипурской растительности, пульсирующая энергией роста и плодородия. Итак, наконец он был за пределами пагубного заклятия Лабиринта, теперь, когда королевский караван выбрался из иссушенной равнины, на которой располагалась подземная столица. Земля герцога Насимонте должна проходить рядом — Озеро Слоновой Кости, Гора Эберзинул, поля фуэли и милели, большой замок, о котором Валентайн так много слышал…
Он положил руку на худое плечо Карабеллы и легко провел пальцами вдоль ее спины, мягко упираясь в жесткие сплетения мышц, что было отчасти массажем, а отчасти лаской. Как хорошо, что она снова с ним! Она присоединилась к крестному ходу неделю назад на Велализьерских развалинах, где они вместе проверяли ход археологических работ, которые велись на раскопках огромного каменного города, оставленного метаморфами пятнадцать или двадцать тысяч лет назад. Ее прибытие весьма способствовало его выходу из унылого и безрадостного настроения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});