смерь страшную в огне приняли? Смекаете, молодой человек, кого виновником можно выставить? Счастье, что Ишервуд решил уехать, да на вас жалобу не стал писать.
— Да я…
— Да все я понимаю, — прервал старик возмущение юноши. — Посмотрели вы на страсти такие, не выдержали. Сам не знаю, как поступил бы на вашем месте. Может, и насмерть бы убил. Теперь-то что говорить — все мы задним умом крепки.
Ну да, что теперь… Всех трех несчастных похоронили. Конечно, в могилы для безымянных, но все лучше, чем так.
— Почему трех? — удивился Эдгар. — Их же больше было.
Старик только всплеснул руками, пожал плечами:
— На верхнем этаже три трупа нашли, и все. Ну, может, искали плохо. Я поспрашиваю потом у сведующих людей. А вам, молодой человек, пришла пора вам на родину возвращаться. Не обессудьте, я ваши бумаги глянул — вид на жительство у вас еще на прошлой неделе истек, к тому же в полицейском участке вы его так и не зарегистрировали, хотя и должны были.
— Я могу уйти, — нервно проговорил Эдгар, вставая с постели, но руки старика вернули его слабое тело обратно.
— Э, юноша, куда вам спешить? Вас же никто не гонит. Вот окрепнете, тогда и поедете.
— Мистер Шин, — со стыдом сквозь зубы спросил Эдгар, — вы не могли бы одолжить мне денег? Мне больше не у кого попросить. Обратился бы к нашему посланнику, но…
— Но у него вы уже занимали, — усмехнулся Шин. — Не беспокойтесь, дам я вам денег. И до Америки вашей помогу добраться.
Из допросного листа доктора Джорджа Хэмиша Ишервуда, подданного королевства Великобритании и Ирландии, составленного в присутствии консула посольства г-на Грегори Линна
На ваши вопросы могу ответить следующее — мне сорок пять лет от роду, по вероисповеданию принадлежу к святой Английской церкви, вдовец. Сословная принадлежность — эсквайр, то есть дворянин. Двадцать пять лет назад закончил медицинский факультет Эдинбургского университета, на русскую службу нанялся двадцать три года назад. В России я служу частнопрактикующим врачом, на что имеется соответствующее разрешение лечебного департамента МВД. В услугах переводчика не нуждаюсь.
Все обвинения в убийствах женщин я категорически отвергаю. Мертвые тела, обнаруженные в моем доме, были получены законным путем, уже после их кончины. Подчеркиваю — все женщины скончались от самых естественных причин — от простуды, от переизбытка спиртных напитков, от родильной горячки. Если вы желаете, можете собрать консилиум, произвести вскрытие.
Примечание: консул Линн заявляет, что в отношение мистера Ишервуда действует презумпция невиновности. Если у российского правосудия нет твердых доказательств, что мистер Ишервуд является виновным, то его следует считать невиновным и немедленно отпустить на свободу.
Иметь в доме мертвые тела не является преступлением перед законом Российской империи, касательно же пренебрежения к установлениям православной церкви — то я к ней не принадлежу. Я не отрицаю, что тела, принадлежавшие мне, использовались для медицинских опытов. Я являюсь дипломированным врачом, по роду своей деятельности вынужденным оказывать хирургическую помощь всем страждущим подданным Российской империи. Занятия хирургией немыслимы без знания анатомии, что само собой подразумевает изучение человеческого тела. В России, как мне известно, существуют анатомические театры при медицинских факультетах. Все прочие предметы, обнаруженные в моем доме, также имеют научный характер и являются моей собственностью. Пожар, случившийся в доме, является случайностью и не имеет никакого отношения к данному предмету — имевшейся коллекции раритетов и мертвым телам.
Примечание: консул Линн заявляет, что британское посольство может предоставить необходимую справку о том, что мистер Ишервуд является известным британским ученым, осуществляющим научную деятельность в домашних условиях, и он настаивает, чтобы вышеуказанный Ишервуд был немедленно выпущен на свободу. Посольство также настаивает, чтобы все вещи и предметы, изъятые из дома мистера Ишервуда, были ему немедленно возвращены. В противном случае, посольство составит ноту протеста на имя Его Императорского Величества.
Глава девятнадцатая, в которой скромный библиофил и книготорговец Богдан Фаддеевич Шин предается откровениям и предстает перед читателем в несколько ином свете
Я выгляжу благообразным старичком, достигшим Мусафаилова века — собственно, так оно и есть. Лет мне довольно прилично, хотя и не столько, сколько я объявляю — не сто сорок и даже не сто, а всего лишь девяносто пять. Ну, в крайнем случае, девяносто шесть. Поддерживать легенду о возрасте, о знакомствах с Петром Великим, Даниэлем Дефо или Джонатаном Свифтом довольно несложно — для этого следует много читать. С Дидро и Вольтером, Гриммом и Гете я действительно был знаком и состоял с ними в переписке — торговался по поводу оптовых закупок. От истинного или мнимого знакомства с великими мне как книготорговцу прямая польза — поддерживаю репутацию чудака-долгожителя, в лавку которого следует заходить почаще (а вдруг да помрет?), и, стало быть, книги покупают чаще! Да-с! (Великодушно прошу прощения, непроизвольно вырвалось — подзабыл, что после "Евгения Онегина" добавлять "ер-с" стало немодно.) В мой возраст поверил даже молодой американец, трогательно описавший жизнь юного карлика. Для полноты картины ему следовало сделать меня шутом во времена Анны Иоанновны, сыграть мою свадьбу с какой-нибудь уродицей в "ледяном доме".
Но в остальном — о моем происхождении, мытарствах, путешествиях — все истинная правда. Иначе ложь давным-давно всплыла бы наружу.
Всех почему-то пугает мое уродливое тело — маленький рост, сросшиеся пальцы, горб… но, право слово, я не хотел бы ничего менять. Я не могу представить себя здоровым. Да и зачем? Сумел бы я дожить до преклонных лет, обладай я сложением Геркулеса и красотой Адониса? Скорее всего, давным-давно сложил бы голову в каком-нибудь походе, на дуэли или на плахе, как это было с моими многочисленными родственниками. Открыл бы я для себя этот удивительный мир — мир книги? Мир, что живет во мне, пропитывает меня, словно морская вода старую губку? Мое увлечение стало хлебом насущным и, не кривя душой, я изрядно преуспел в книготорговле, сумев заработать столько, что, будь у меня дети, они бы могли тратить мои деньги очень долго. А стал бы я беспокоиться о куске хлеба, обладай я средствами и здоровым телом?
Мое уродство не мешало мне путешествовать, получать удовольствие от общения с противоположным полом (знали бы вы, сколько дам высшего света желали получить в любовники что-то необычное — арапа, кучера или горбуна). Я мог бы даже жениться, но вовремя вспомнил Платона: "На ком ты ни женишься, все равно пожалеешь. Красивая жена станет усладой для других, некрасивая — несчастьем для тебя". Но делом своей жизни я считаю книги. Они моя семья, мои