излучения. Как косой Сергей описал оружием круговую дугу, вздохнув поглубже, прыгнул вперед, с яростным криком вращая лестель вокруг себя, так, что сам превратился в клубок невидимого пламени. Ковер под ногами сгорел моментально. Перед Сергеем на мгновенье возникли застывшие лица легионеров, и он увидел, как словно ветром сдуло превратившийся в спекшуюся крошку кривой клинок одного из них. Вот прозвучал крик — крик боли и ужаса — храбрость красавца с честными глазами была наказана: он лишился руки и чего-то там еще. Второй легионер запустил в землянина диск — диск растворился в воздухе, не достигнув цели. Сергей перестал ощущать самого себя — он вдыхал и выдыхал энергию, словно воздух. Сам землянин стал красным, как сталевар, белая туника обгорела, оставив его обнаженным. Никогда Сергей не испытывал такого желания сжечь все живое и себя в том числе!
Глава 17
— Хватит! — спокойный размеренный баритон остудил, как ведро ледяной воды. Сергей обернулся к Герцогу, прервавшему поединок, испытывая сильнейшее желание броситься на него, но стон боли за спиной отвлек внимание.
Стонал тот легионер, что лишился руки. Оказывается, он весь обгорел — даже лицо покрывали водянистые пузыри. Бедняга лежал на полу и издавал душераздирающие вопли, которые до сих пор не достигали ушей землянина. Метатель дисков оказался приваренным к полу — он не мог не стонать, не кричать, а только смотрел на Сергея расширенными от боли глазами.
— Что я натворил… — прошептал землянин, с трудом веря, что один мог совершить такое.
За его спиной в полу тянулся ров, в полметра глубиной — изо рва клубами вздымались языки ядовитого дыма — след движения лестеля. Шикарный ковер весь обгорел, и кое-где все еще тлел и дымился. Одну из колонн покрывали трещины со спекшейся по краям крошкой — туда пришлось попадание плазменного удара… Сергей понял, насколько крепкие люди ему противостояли — они все еще оставались в живых! Сейчас землянин не верил, что такое вообще возможно — посмотрев вокруг, можно было подумать, что тут только что разорвалась ракета.
Меньше всех пострадал медведеподобный — он так и лежал в том самом месте, где недавно пересекала зал силовая стена — легионер пребывал в глубокой коме, но дышал, вздымая и опуская могучую грудь.
При всем при этом, Герцог смотрел на землянина точно так же, как и пять минут назад, к взгляду прибавилась лишь слабая искорка любопытства.
— Они не куда не годились, — задумчиво произнес Герцог, сужая глаза и вглядываясь в тела обреченных легионеров. Все трое растаяли, рассыпались в воздухе. Вибрация потрясла весь зал, и волосы на голове Сергея встали дыбом, как от сильного электрического разряда.
Герцог опять смотрел на землянина.
— Теперь ты будешь жить, — равнодушно произнес он, тем же тоном, каким говорил: ты должен умереть.
— Постоянство — главная добродетель в этом мире, — пояснил Герцог. — Золотой Легион не должен меняться в числе. Мне нужно столько легионеров, сколько их было. Ты убил четверых моих людей — троих сейчас, одного раньше. Легион лишился четверых. Твоим наказанием будет не смерть, а жизнь и верная служба силам Тьмы. Ты сам сделал выбор — захотел жить — живи — вольно или невольно, станешь тем, кого сейчас не стало. Служба в Золотом Легионе — почетная награда для любого смертного, тебе же, я знаю, покажется наказанием менее достойным, чем смерть…
Герцог сделал паузу. Он разглядывал землянина, на этот раз внимательно. Его сознание настойчивей устремилось к мозгу Сергея, но и на этот раз, наткнувшись на барьер, не стало его ломать.
— Скажи мне, — в голосе впервые появилась вопросительная интонация. — Кто научил тебя сражаться сознанием, превращая его в пламя?
— Не важно! — Сергей испытывал что-то похожее на жалость к погибшим от огня лестеля австрантийцам, и нечто большее, чем ненависть к Герцогу, так легко отправляющему на смерть тех, кто ему служит.
— Ты говоришь невежливо, и смотришь мне в лицо, — опять спокойно и даже равнодушно заметил Герцог, — так не подобает солдату Золотого Легиона. Я накажу тебя.
— Разве я согласился служить тебе? — Сергей намеренно перешел на «ты» и произнес это с гримасой призрения на темном от сажи лице. Вообще-то сажа покрывала не только лицо — обнаженный и грязный землянин стоял перед одетым в шелк Герцогом, как индейский вождь перед испанским королем.
— Чего ты хочешь? — казалось, Герцог устало вздохнул.
— Смерти Тимора! — Сергей не поверил своим ушам — у него не было намерения говорить ничего подобного. Конечно, хотелось наказать того садиста в монашеской рясе, но сейчас, когда перед ним стоял сам Герцог, все деяния Тимора казались лишь забавами жестокого ребенка.
— Пожалуйста. — Герцог не удивился такой просьбе, наоборот, удовлетворенно кивнул, что попросили так мало. — Ничего не может быть проще. Тимор выполнил свою миссию, он мне не нужен. В новом мире ему нет места.
Тимор возник из пустоты — неподвижный, в коконе энергии, с закрытыми глазами. Руки плотно прижимались к бедрам, ноги составлены вместе. Изуродованное шрамами лицо казалось неживым.
— Вот он. Если хочешь, убей.
Равнодушный спокойный тон вывел Сергея из итак очень слабого равновесия.
— Нет! — закричал он. — Я хочу его смерти, а не убийства!
Герцог поднял брови, словно говоря: тебя трудно понять.
— Освободить Тимора от оков? — спросил он. — Но тогда почему ты уверен, что ты убьешь Тимора, а не он тебя? Я не могу рисковать еще одним легионером из-за такого пустяка. Золотой Легион только на заре своей великой роли, тогда как этот раб уже сделал свое дело. А потом, почему убийство в поединке кажется тебе лучше убийства мгновенного и беспрепятственного? Подумай: человек сражается с тобой, верит, что победит, надеется, думает о будущей жизни. Зачем так, ведь он все равно должен погибнуть? Это жестоко. Ты жесток, солдат, а жестокость вредна, она ослабляет разум и портит волю…
Сергей понял, что слушая Герцога, начинает сомневаться в верности прописных человеческих истин. Он тряхнул головой, отметая услышанное.
— Ты не хочешь убивать его так? — понял Герцог. — Ну что ж.
Сознание Герцога оставило землянина и переключилось к Тимору. Любопытство оказалось таким сильным, что Сергей стал следить за сознанием хозяина Австранта, не решаясь проникнуть в него поглубже. Это сознание, полностью исчезнув на какое-то время, вдруг вернулось и стремительно бросило что-то в сторону монаха. Волна воли и энергии, пронесшаяся через зал, имела уже мало что общего с сознанием, вроде бы, породившем ее.
Сергей обернулся на хруст. Те самые воля и энергия как невидимый пресс давили Тимора к еще горячему после сражения