У Германа так болела голова, что сообщение об отставке не произвело на него никакого впечатления.
Президент также сообщил Герману, что решил Александра Исаевича Солженицына отправить на вечный… тут президент мелко засмеялся и поправился: на заслуженный покой. Одиозного министра обороны генерала Макашова он решил заменить штатским лицом. Возможно, женщиной. Сейчас это модно.
— Вопреки ожиданиям, ваш сумасбродный генерал сделал очень много полезного. Например, он учредил своей властью военно-полевые суды мирного времени, которые у него действовали по законам прифронтовой полосы. Оперативно, быстро и четко! Таким макаром он расстрелял несколько сот генералов, сократив таким образом расходы на армию ровно вполовину… Это закономерно навело меня на мысль использовать опыт генерала еще в каком-нибудь министерстве. Может, начать с министерства финансов? Или — с министерства экономического развития? Представляете, какая в результате будет экономия государственных средств!
Герману ничего не оставалось, как согласиться.
О дальнейшем времяпрепровождении Колосовского читатель знает: кухня его трехэтажного особняка в правительственном городке, царский гимн в исполнении теперь уже бывшего председателя правительства, ариозо из "Пиковой дамы" и прочее, прочее, прочее…
Оставим на время Германа Ивановича в покое и попытаемся отыскать следы одного из его друзей, старины Гарри. Для этого нам придется отправиться в Европу, на ее север, в шведский город Стокгольм, в котором с 1901 года местные короли имеют обыкновение ежегодно вручать самые главные в научном мире премии.
Глава 46
— Гарри Анатольевич! Проснитесь! — расталкивал Зубрицкого полковник Грызь. — Уж полдень близится…
— Отстаньте!
— Пора вставать! На самолет опоздаем…
— Идите к черту!
— Гарри Анатольевич, проснитесь! Умоляю вас!
— Вы кто?
— Что вы имеете в виду?
— Я спрашиваю, вы кто по занимаемой должности? — всё это старина Гарри говорил с закрытыми глазами, пребывая в состоянии полубеспамятства после вчерашнего банкета в городской ратуше.
Зубрицкий лежал поперек кровати, на спине, лицом вверх. Его разбухшие от пьянства ступни, выпучивающиеся из сияющих штиблет, высовывались из-под малинового шелкового балдахина. Воздух спальни гостиничного номера "люкс" был пропитан запахами кислятины, вчерашних окурков и винного перегара.
Зубрицкий лежал в брюках, туго накрахмаленной сорочке, галстуке-бабочке и фрачном сюртуке. Он был похож на мёртвого регента, приготовленного к отпеванию.
Перед ним коленопреклоненно стоял наш старый знакомый, с которым мы расстались на пороге института имени Склифосовского в 34 главе настоящего повествования.
— Вы что, оглохли? — повторил старина Гарри еле слышно. — Повторяю вопрос, какой пост вы изволите занимать?
— Я полковник Грызь. Петр Петрович Грызь, лично назначенный председателем правительства Российской федерации вашим опекуном и сопровождающим.
Старина Гарри тяжело задумался.
— Я правильно вас понял, вас назначили председателем правительства? — спросил он измученным голосом.
— Нет-нет! Что вы! Я сказал, что лично председатель правительства Герман Иванович Колосовский на период вашей заграничной командировки назначил меня вашим временным опекуном и сопровождающим.
— Выражайтесь яснее! Как никак, вы разговариваете с лауреатом Нобелевской премии!
— Вот я и говорю, что меня назначили опекуном…
— Я что, настолько выжил из ума, что уже нуждаюсь в социальной опеке? А может вы еще и мой душеприказчик? Учтите, я беден, как церковная крыса. Премию же я ни за какие коврижки не отдам никаким опекунским советам. Понятно? Ей уготовано был пропитой с друзьями и красотками кабаре…
— Меня назначили сопровождающим…
— Не дурите мне голову, — строго сказал старина Гарри, — нет у меня никаких сопровождающих. У меня не может быть сопровождающих. И поднимитесь с колен! Который час? — он говорит отрывисто, каждое слово давалось ему с трудом.
— Полдвенадцатого… Это по среднеевропейскому, а по Москве сейчас полвторого…
— Вы меня совсем запутали…
— Я вас не запутал. И в мыслях не имел.
— Как же не запутали, когда запутали. То утверждаете, что сейчас полдвенадцатого, то полвторого… Неужели вас в ваших правоохранительных органах не научили чётко формулировать свои мысли? Так сколько сейчас времени, в конце-то концов, неужели это так трудно вычислить, полвторого сейчас или полдвенадцатого? Верно, вы сами не знаете? И где мы находимся? — приоткрыл глаза старина Гарри.
— То есть?..
— Коли вы не в состоянии дать мне внятных ответов на столь простые вопросы, то попытайтесь хотя бы проинформировать меня о приблизительном местопребывании, дне, месяце и годе нашей с вами беседы, имеющей быть в настоящий момент. Докладывайте коротко, ясно, по-военному, что мне, учить вас что ли? — Зубрицкий опять закрыл глаза.
— Слушаюсь! Итак, сегодня 15 декабря 2008 года. Место: Швеция, город Стокгольм, Гранд-Отель, апартаменты типа "сьют де люкс" с видом на Архипелаг…
Зубрицкий открыл глаза, с трудом повернул голову и уставился в окно:
— Будет врать-то. Какой уж тут вид. Да еще — на Архипелаг. И вида-то никакого нет, один снег с дождём… Непогода, — он отвернулся и закрыл глаза. — И самолеты, наверно, не летают. А если и летают, то подвергают смертельной опасности тысячи доверчивых пассажиров. Проклятый капитализм! Продолжайте. Если вы мой сопровождающий, то должны знать, что докладывать надо всегда чётко и кратко, то есть, излагая только самую суть. Итак, продолжайте доклад. Надеюсь, понятно?..
— Понятно, Гарри Анатольевич. Город Стокгольм расположен на 14 островах, занимает площадь шесть с половиной квадратных километров, население полтора миллиона человек, агломерация Большого Стокгольма образует самостоятельную административную единицу. Недалеко от города расположен международный аэропорт Арланда, куда, кстати, нам сегодня никак нельзя опаздывать. Имеется метрополитен. Развиты машиностроение, радиоэлектронная, полиграфическая и пищевая промышленность. Основан в 1252 году. С конца 13 века постоянная резиденция шведского короля…
— Поди ж ты, короля! А я его на банкете в Ратуше по плечу похлопал…
— Если бы только это! Нехорошо вы себя вели там, Гарри Анатольевич, вот что я вам скажу! Напились как…
— Как кто?..
— Как свинья.
— Ну, так уж прямо как свинья… Впрочем, очень может быть… Поверите ли, у меня было такое гнусное настроение. Взобравшись на пьедестал, я понял всю мелочную тщету жизни и ничтожность человеческих устремлений. Дешевка всё это, дорогой Петр Петрович. Счастье, оказывается, совсем не в этой мишуре, славе, деньгах, почете, — старина Гарри пресыщено оттопырил нижнюю губу, — а совсем в другом. Вы спросите, в чем? Я бы вам ответил, да, боюсь, вы от меня отшатнетесь, как от зачумленного… А что касается моего поведения… Так им и надо — этим зажравшимся скандинавам, варягам, викингам, сагам, рунам и прочим эддам. Они думали купить меня своими премиальными тысячами. Подумаешь, Нобелевская премия, какой-то жалкий миллион долларов! Пусть знают, что мы, русские, не лаптем щи хлебаем…
— Вот именно, что не лаптем. Вы там такое учудили… — Грызь потупил взор.
— Что ж вы замолчали? — старина Гарри открыл один глаз.
— Вы ведь не только короля по плечу похлопали, вы ведь еще и королеву ущипнуть пытались. Скандал в благородном семействе. Ждите фотографий в газетах…
— Королеву, говорите?.. Она что, хороша собой?
— Страшнее не бывает.
— Тогда с какой это стати я её принялся щипать?
— Это вас надо спросить…
— Попрошу не грубить! Господи, как же мне плохо… Ну, говорите же, продолжайте добивать старика…
— Вы что, совсем ничего не помните?
— Как не помню?! — возмутился Зубрицкий. — Синяя обивка на креслах партера… И это… как его… буфет там, помнится, был великолепный, бесплатное шампанское рекой… Ну, так что с королевой-то? Она хоть молода?
— Королеве восемьдесят.
— Это плохо… Не дай бог, еще обвинят в извращенности.
— Кроме того, она еще и худа, как сушеная треска. Но она королева! У вас могут быть неприятности.