Читать интересную книгу Святители и власти - Руслан Скрынников

Кремлевский Чудов монастырь оказался подходящим местом для всевозможных интриг. Расположенный под окнами царских теремов и правительственных учреждений, он давно попал в водоворот политических страстей. Благочестивый царь Иван IV желчно бранил чудовских старцев за то, что они только по одежде иноки, а творят все, как миряне. Близость к высшим властям наложила особый отпечаток на жизнь чудовской братии. Как и в верхах, здесь царил раскол и было много противников новой династии, положение которой оставалось весьма шатким. Зная традиционную систему мышления в средние века, трудно представить, чтобы чернец, принятый в столичный монастырь «ради бедности и сиротства», дерзнул сам по себе выступить с претензией на царскую корону. Скорее всего, он действовал по подсказке людей, остававшихся в тени.

В Польше Отрепьев наивно рассказал, как некий брат из монашеского сословия узнал в нем царского сына по осанке и «героическому нраву». Безыскусность рассказа служит известной порукой его достоверности. Современники записали слухи о том, что монах, подучивший Отрепьева, бежал с ним в Литву и оставался при нем. Московские власти уже при Борисе объявили, что у вора Гришки Отрепьева «в совете» с самого начала имелось двое сообщников — Варлаам и Мисаил Повадьин. Мисаил был «прост в разуме». Варлаам казался человеком совсем иного склада. Он обладал изощренным умом и к тому же был вхож во многие боярские дома Москвы. Он, по-видимому, и подсказал Отрепьеву его будущую роль.

Когда Отрепьев, находясь в Киеве, впервые попытался «открыть» печерским монахам свое царское имя, то потерпел такую же неудачу, как и в кремлевском Чудовом монастыре. Чернец будто бы прикинулся больным (разболелся «до умертвия») и на духу признался игумену Печерского монастыря, что он царский сын, «а ходит бутто в ыскусе, не пострижен, избегаючи, укрываяся от царя Бориса». Печерский игумен указал Отрепьеву и его спутникам на дверь.

В Киеве Отрепьев провел три недели в начале 1602 года. После изгнания из Печерского монастыря бродячие монахи весной отправились в Острог «до князя Василия Острожского». Подобно властям православного Печерского монастыря, князь Острожский не преследовал самозванца, но велел прогнать его.

Отрепьеву надо было порвать нити с прошлым, и поэтому он решил расстаться с двумя своими сообщниками и сбросить монашеское платье. Порвав с духовным сословием, он лишился куска хлеба. Иезуиты, интересовавшиеся первыми шагами самозванца в Литве, утверждали, что расстриженный дьякон, оказавшись в Гоще, вынужден был на первых порах прислуживать на кухне у пана Гаврилы Хойского.

Гоща была тогда центром арианской ереси. Последователи Фауста Социна, гощинские ариане принадлежали к числу радикальных догматиков-антитринитариев, рассматривавших Иисуса Христа как существо не вечное, низшее в сравнении с богом-отцом. Местный магнат пан Хойский был новообращенным арианином. До 1600 года он исповедовал православную веру. Отрепьев недолго пробыл на панской кухне: Хойский обратил внимание на московского беглеца. Из своих скитаний по монастырям Отрепьев вынес чувство раздражения и даже ненависти к православным ортодоксам — монахам. Проповеди антитринитариев произвели на него потрясающее впечатление. По слодам современников, расстриженный православный дьякон пристал к арианам и стал отправлять их обряды, чем сразу снискал их благосклонность.

В Гоще Отрепьев получил возможность брать уроки в арианской школе. По словам Варлаама, расстриженного дьякона учили «по-латыни и по-польски». Одним из учителей Отрепьева был русский монах Матвей Твердохлеб — известный проповедник арианства. Происки ариан вызвали гнев у католиков. Иезуиты с негодованием писали, что ариане старались снискать расположение «царевича» и даже «хотели совершенно обратить его в свою ересь, а потом, смотря по успеху, распространить ее и во всем Московском государстве». Те же иезуиты, не раз беседовавшие с Отрепьевым на богословские темы, признали, что арианам удалось отчасти заразить его ядом неверия, особенно в вопросах о происхождении святого духа и обряде причащения, в которых взгляды ариан значительно ближе к православию, чем к католичеству.

Ариане первыми признали домогательства самозванца. Но их благословение не принесло выгоды Отрепьеву, а, напротив, поставило его в затруднительное положение. В имении Адама Вишневецкого Отрепьев добился более прочного успеха. Магнат велел прислуге оказывать московскому «царевичу» полагавшиеся ему по чину почести. По свидетельству Варлаама, он «учинил его (Гришку. — Р.С.) на колестницах и на конех и людно». Князь Адам имел репутацию авантюриста, бражника и безумца, но был известен также и как рьяный поборник православия. Семья Вишневецких состояла в дальнем родстве с Иваном Грозным. Родня князя Адама — Дмитрий Вишневецкий — был троюродным братом московского царя. Признание Адамом Вишневецким имело для Отрепьева неоценимое значение. Оно устраняло сомнения в приверженности «царевича» православию и доставляло ему очередную политическую выгоду: Вишневецкий признал безродного проходимца «своим» по родству с угасшей царской династией.

В конце концов Вишневецкий не оправдал надежд самозванца. Он отверг требования Бориса о выдаче «вора», но не решился отправиться с царевичем в московский поход. Тогда Отрепьев порвал с ним и перебежал в Самбор к разорившемуся католическому магнату Юрию Мнишеку. В Самборе Григорий тайно принял католичество и подписал договор с обязательством в течение года привести все православное царство Московии в лоно католичества.

Рьяный католик Сигизмунд III готов был послать королевскую армию на завоевание Москвы. Но польский канцлер Ян Замойский и сенат решительно воспротивились его планам. Воспользовавшись помощью Сигизмунда III, Юрия Мнишека и других магнатов, самозванец навербовал до двух тысяч наемников. Весть о «спасшемся царевиче» быстро достигла казачьих станиц, с Дона к нему двинулись отряды казаков. Оказавшись в России, наемное войско Лжедмитрия I разбежалось вскоре после первых крупных столкновений с войсками Годунова. Лишь поддержка вольных казаков да восставшего населения Северщины спасла «царька» от неминуемого поражения.

Правительство жестоко наказывало тех, кто помогал самозванцу. Комарицкая волость, признавшая Лжедмитрия, подверглась дикому погрому. Но ни пролитая кровь, ни попытки укрепить армию верными Борису воеводами не смогли остановить гибели его династии. Ее судьба решилась под стенами небольшой крепости Кромы. Царские войска осаждали занятый сторонниками самозванца городок, когда пришла весть о неожиданной кончине Годунова. Бояре-заговорщики сумели склонить полки на сторону Лжедмитрия.

Оставшись без армии, оказавшись в политической изоляции, наследник Бориса царь Федор Годунов не смог удержаться на троне. 1 июня 1605 года в Москве произошло восстание. Престарелый патриарх Иов тщетно умолял москвичей сохранить верность присяге. Народ разгромил царский дворец. Наследник Бориса царь Федор был взят под стражу. Восставшие не проявили ни малейшего уважения к главе церкви. Иов описал свои злоключения в день переворота следующим образом: «Множество народа царствующего града Москвы внидоша во святую соборную и апостолскую церковь (Успенский собор. — Р.С.) с оружием и дреколием, во время святого и божественного пения… и внидоша во святый олтарь и меня, Иева патриарха, из олтаря взяша и во церкви и по площади таская, позориша многими позоры…» Под давлением обстоятельств Боярская дума должна была выразить покорность самозванцу и открыла перед ним ворота Кремля. Лжедмитрий I велел тайно умертвить Федора Годунова и его мать и лишь после этого отправился в Москву.

Судьба патриарха решилась, когда Лжедмитрий был в десяти милях от столицы. Самозванец поручил дело Иова той самой боярской комиссии, которая должна была произвести казнь Федора Годунова. Церемония низложения Иова как две капли воды походила на церемонию низложения митрополита Филиппа Колычева опричниками. Боярин П. Ф. Басманов препроводил Иова в Успенский собор и там проклял его перед всем народом, назвав Иудой и виновником «предательств» Бориса по отношению к прирожденному государю Дмитрию. Вслед за тем стражники содрали с патриарха святительское платье и «положили» на него «черное платье». Престарелый Иов долго плакал, прежде чем позволил снять с себя панагию. Местом заточения Иова был избран Успенский монастырь в Старице, где некогда он начал свою карьеру в качестве игумена опричной обители.

20 июня Лжедмитрий I вступил в Москву. На Красной площади его встретило все высшее московское духовенство. Архиереи отслужили молебен посреди площади и благословили самозванца иконой. По словам Массы, «царь» приложился к иконе будто бы не по православному обычаю, что вызвало среди русских явное замешательство. Приведенное свидетельство сомнительно. Будучи протестантом, Масса не слишком разбирался в тонкостях православной службы и не понял того, что произошло на его глазах. Архиепископ Арсений, лично участвовавший во встрече, удостоверил, что все совершилось без каких бы то ни было отступлений от православного обряда. Возмущение москвичей вызвали бесчинства поляков. Едва православные священнослужители запели псалмы, музыканты из польского отряда заиграли на трубах и ударили в литавры. Под аккомпанемент веселой польской музыки самозванец прошел с Красной площади в Успенский собор. Русские священники, писал иезуит А. Лавицкий, подвели «царя» к их главному собору, но «в это время происходила столь сильная игра на литаврах, что я, присутствуя здесь, едва не оглох». Музыканты старались произвести как можно больше шума, радуясь замешательству москвичей.