Однако пират, ворвавшийся в чужой дом, всегда найдет, чем поживиться. Наступление захлебнулось в первые же минуты. Передовые отряды больше занимались взломом дверей и грабежом, чем продвижением в глубь замка. Спонтанно образовались отряды трофейщиков, которые, действуя по принципу «с паршивой овцы — хоть шерсти клок», собирали и выносили вон все, что, по их мнению, представляло хоть какую-нибудь ценность. К пробоинам в стенах были вызваны роботы, которые бесконечной вереницей потянулись к стоящим в отдалении кораблям, волоча на себе награбленное.
— Какого черта?! — вскричал Лев, наблюдающий из рубки пиратского крейсера за происходящим.
— Простите? — не понял его раздражения адмирал. Картина на экране монитора была знакома ему до мелочей, поэтому он даже не смотрел в том направлении.
— Что им было приказано? — не снижая голоса, прокричал начальник имперской полиции.
— Взять штурмом замок и завладеть всеми его ценностями. Как видите, все идет по плану.
— Ах, по плану! Они должны были захватить замок целиком, а уже после этого вывозить из него барахло!
— Видите ли, пираты — не регулярная армия. Поэтому мы вынуждены делать некоторые скидки на их поведение, — осторожно заметил адмирал. — Если им сейчас приказать бросить барахло, как вы выразились, они перестанут быть управляемыми.
— Я что, должен вас учить, как укреплять дисциплину? Пристрелите публично десяток мародеров, и проблема будет исчерпана сама собой!
— Боюсь, что это возымеет обратный результат.
— Что вы имеете в виду? — Лев уже понял, что сунулся в чужой монастырь со своим уставом, и это соображение, как ни странно, успокоило его.
— Дело в том, что почти все командные должности, включая и мою, являются выборными. Только в отличие от избирателей парламентов и президентов эти люди, — адмирал кивнул на экран, — очень хорошо помнят о своем праве отозвать избранного ими человека и выбирать на его место другого.
— Вы боитесь, что ваши подчиненные вас низложат?
— Да. И я даже знаю того, кто может оказаться на моем месте.
— Ну, так убейте его!
— Нет, этих людей невозможно обмануть. Подумайте сами, из каких отщепенцев формируются экипажи. Они просчитают любую операцию до самого конца, и скрыть вам ничего не удастся.
— Ладно, черт с вами! — вынужден был сдаться Лев. — Пусть действуют, как привыкли. Но тогда нам придется просидеть здесь несколько недель.
72
Энни не видела пуска ракеты — боевой робот в этот момент оказался точно на траверзе бота. Система управления была наполовину выведена из строя и поэтому не могла предупредить о стремительно надвигающейся опасности. Бот спасла только скорость и своевременный маневр уклонения, сделанный девушкой чисто машинально — она ожидала атаки с бастионов и постаралась хотя бы немного обезопасить себя.
Однако ракета не пролетела мимо. Попадание лишь немного запоздало и пришлось не совсем туда, куда целился робот.
Какую большую роль может иногда сыграть точка соприкосновения! Маленький кусочек металла, летящий с сумасшедшей скоростью и в своем полете даже невидимый глазу… Он может сразить человека наповал, и тот даже не успеет понять, что же так стремительно вышвырнуло его из привычного бытия. А может только напомнить ему о хрупкости этого мира, о бренности всех его тщет и о том, что он отнюдь не бессмертен. Все зависит от точки соприкосновения и угла вхождения.
Насколько бы могли измениться судьбы многих действующих лиц этой драмы, если бы пущенная роботом неуправляемая ракета угодила в корму бота! Взрыв в первую очередь уничтожил бы Штальнагеля, по-прежнему сидящего в самом конце салона. Затем волна обломков, несущаяся по салону, смела бы остальных пассажиров и, может быть, пощадила бы лишь девушку, укрытую от осколков спинкой пилотского сиденья. Но и это не спасло бы ей жизнь — после взрыва бот должен был либо удариться в стену замка, либо рухнуть к ее подножию, что не оставляло шансов выжить никому из находящихся в нем.
Но получилось все иначе. Попадание пришлось в корпус двигателя, расположенного под полом салона. Удар снизу и сзади швырнул машину через кромку бастиона на обширную площадку, усеянную обломками оборо-нительной системы. Сорванный со своего места двигатель отлетел далеко в сторону, а корпус бота, ударившись о каменный пол, развалился на три части. Между обломками, сыплющими снопами искр и занимающимися редкими язычками пламени, покатились в разные стороны пять человеческих тел.
Штальнагель, которому в другом, описанном выше, случае оставалось менее всего шансов выйти из этой катастрофы живым, пострадал совсем незначительно. Еще на самой заре авиации было замечено, что при катастрофе летательного аппарата хвостовая его часть оказывается наименее поврежденной. Сильное сотрясение от удара о площадку бастиона вырвало киллера из кресла и швырнуло его через пробоину в груду обломков. Он ударился головой о какую-то штангу, торчащую между камнями кладки, но его спас шлем, надетый им сразу после захвата бота.
Некоторое время он лежал неподвижно, уткнувшись лицом в пол, опасаясь пошевелиться и обнаружить у себя серьезную травму. Однако время шло, а боль, сопровождающая любое серьезное повреждение, все медлила. Штальнагель осторожно пошевелил пальцами и пришел к выводу, что все они на месте. Потом осторожно вдохнул полной грудью замешенного на дыму и гари воздуха, и снова ничего не заболело. Так он постепенно протестировал все свое тело и, к немалому своему удивлению, обнаружил, что не только жив, но и здоров. Несколько саднящих царапин он не стал брать в расчет.
Все еще опасаясь внезапного проявления некоей не замеченной им травмы, Штальнагель осторожно поднялся на ноги. Нашел среди лениво разгорающихся обломков бота покореженное ружье и, держа его в руке, принялся за поиски остальных. Ему совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из них вдруг напал на него сзади.
Типа и граф Мастубани, лежавшие перед взрывом на полу, были оглушены и не подавали признаков жизни. Однако крови на их одежде видно не было, и, пощупав пульс у одного и другого, Штальнагель убедился в том, что оба они живы. Новист был при смерти. Его ранения, и без того опасные, усугубились ударом о корпус бота. К тому же тело его прошили несколько осколков от ракеты, и надеяться на жизнь он мог бы только при оказании ему спешной квалифицированной медицинской помощи. Но эти надежды были тщетны — замок агонизировал, и даже если бы и нашелся где-то здесь врач, он просто не смог бы добраться до своего пациента.
Штальнагель склонился над умирающим, и тот, словно наэлектризованный, дернулся и открыл глаза, уже подернутые смертной поволокой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});