— Именно такой шум я и имел в виду, — буркнул Баумхайлер. — Я считаю, что это слишком опасно.
— Ты все понял, мозгляк? — прорычал Ровито Чиверу. — Тебе лучше двигать отсюда пошустрее!
Чивер открыл было рот, но Кэпп рявкнул: «Вон!», — и он, пожав плечами, кивнул и вышел, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать. Когда за ним закрылась дверь, кто-то с отвращением произнес:
— Дерьмо.
— А разве я вам не говорил, что они все такие? — подхватил Кэпп. — Сдается мне, мы поделим этот пирог еще до того, как они успеют сообразить, что к чему. — Зажав в зубах сигару и раскурив ее, он с напором заговорил: — Ребята, я считаю, что все это надо сделать на демократической основе. Что нам понадобится для начала, так это надежные исполнители. Причем много. И такие, которым можно доверять. Не такие дешевки, как этот черномазый, которые сразу побегут к Дженолезе, а ребята, которые умеют управляться с оружием. Понимаете?
— Ты задумал перераспределение территорий? — спросил Ник.
— Но не между нами, Ник, — заверил его Кэпп. — Мы будем работать, как всегда. У тебя будет Лонг-Айленд, Бруклин и Куинс, у Ирвинга — Джерси и Стейтен-Айленд, а у Маленького Ирвинга — Бронкс и Уэстчестер. И, разумеется, мы вчетвером управляем Манхеттеном. Все точно так, как мы решили, верно?
— Тогда к чему все эти разговоры насчет перераспределения?
— А ты забыл про разную мелочь внутри районов, Ник? Без этого не обойтись. Там полно ненадежных типов, которых мы должны заменить на своих людей, понимаешь?
— Ты прав, — кивнул Ник. — А вы, ребята, что на это скажете?
Все поддержали предложение Кэппа, и он продолжал:
— О’кей, в таком случае давайте обсудим, с кого начать. И сколько нам понадобится денег, чтобы нанять первоклассных специалистов.
Несколько человек одновременно заговорили — об атлетических клубах, ветеранских организациях и так далее. Кэпп спокойно курил, пока трое его заместителей спорили со своими людьми.
Но мне было уже все равно, каким образом они будут отбивать свой пирог. Я взял на кухне бутылку «Палаты лордов», спустился вниз, вытащил из своей комнаты складное кресло и отволок все это на пристань.
Холодный ветер гнал рябь по поверхности озера и заглушал возбужденные выкрики собравшихся, но меня от него защищала стена лодочного сарая. Небо было темное, а вода озера казалась еще темнее. Развалившись в кресле, я курил и сжимал бутылку, пока она не согрелась и не запотела у меня в руках. Открыв ее, я сделал несколько глотков и поставил рядом с креслом на потрескавшиеся белые доски.
Из окна по-прежнему доносились голоса. Немного погодя я услышал, как хлопнула дверь, и ко мне подошел Кэпп и остановился рядом, попыхивая сигарой.
— Ну что, Рэй, все прошло как надо?
— Да, наверное.
— И это только благодаря тебе. Теперь мы вместе и все обговорено, понимаешь?
— Стало быть, вся проблема в Дженолезе?
— Ага, значит, ты догадался? Я так и думал. Да, если он сделал нам предложение, то это означает, что именно он заплатил убийцам.
— Я так и подумал.
Кэпп подошел к краю настила, постоял, всматриваясь в темноту, а потом повернулся и подмигнул. Окинув взглядом освещенные окна, за которыми его штаб разрабатывал план предстоящего сражения, он подошел ко мне и сказал:
— Рэй, ты принес мне удачу. Я и не предполагал, что все пройдет так гладко. Только легкие трения между Ником и Ирвингом, а все остальное было просто отлично. Теперь мы не можем проиграть, мой мальчик.
— Ник и Ирвинг недолюбливают друг друга?
— Не то слово, ненавидят. И так было всегда, но они работают вместе. Таков этот мир, понимаешь?
— Понимаю.
Он прошелся по пристани.
— Надо полагать, теперь ты решил заняться Дженолезе?
— Угу.
— Советую не торопиться. Лучше тебе немного обождать, понимаешь?
— Нет, не понимаю.
— В скором времени у Дженолезе будет хлопот полон рот. Мы так набросимся на его шайку, так начнем их долбить, что он забудет, в какой стороне находится Акведук[8]. И вот тогда-то и наступит удобный для тебя момент. Когда он будет слишком занят, чтобы просечь, что ты вышел на него.
— Наверное.
— Ты уж мне поверь. Уж я-то в таких вещах толк знаю.
— Может быть, вы и правы.
— Еще бы. Да, кстати, — что ты думаешь об этом черномазом?
— О Чивере? Ничего. А что я должен думать?
— Мне было интересно, догадаешься ли ты? Впрочем, наверное, и не должен был. Ведь у тебя нет опыта в подобных делах.
— О чем догадаюсь?
Кэпп остановился передо мной, срывая обертку с новой сигары.
— Видишь ли, так принято. Подобные организации во многом похожи на обычные компании, понимаешь? Та же самая система — управляющие, вице-президенты — короче говоря, сотрудники, отвечающие за разные вопросы, понимаешь? Нет такого, чтобы всем руководил один человек.
— Это ясно, — кивнул я.
— Дженолезе, — продолжал он, — именно тот, кто указал на тебя, на Уилла Келли, на твоего брата и его жену. Но ведь не сам же он до этого додумался. Кто-то должен был шепнуть ему, что, мол, Эдди Кэпп планирует то-то и то-то, обрисовать ситуацию и сделать предложение. Дескать, босс, если мы поступим так-то, то все будет в порядке.
— Чивер?
Кэпп помолчал, закуривая сигару, и, не глядя на меня, сказал:
— А когда операция провалилась, то именно на того, кто первым все это затеял, свалили всю грязную работу. Например, съездить к противнику на переговоры с предложением. Или что-нибудь вроде этого.
— Понятно.
— Я подумал, что тебе, возможно, захочется это знать. А то ведь ты мог бы и не догадаться.
— Так оно и вышло.
Он пожевал сигару, искоса глядя на меня.
— Ты помнишь, о чем мы говорили в Платтсбурге? Семья, уважение…
— Помню.
— Это опять же касается Чивера. Негр. Он, точно так же как и любой другой, хочет стать респектабельным. Но не может, и не имеет значения, сколько поколений здесь живет его семья, понимаешь? Поэтому ему так важно примкнуть к организации. Если он умен и упорен, имеет хорошее образование, то у него есть шанс занять в ней хорошее положение. Лучшее, чем он мог бы добиться в обычной фирме.
— Ну да, мол, мы, национальные меньшинства, должны держаться вместе.
— Именно, — засмеялся Кэпп. — Все точно так, как ты сказал, мой мальчик. Но я говорил насчет семьи. Видишь ли, негру тоже очень хочется стать респектабельным, точно так же, как итальянцу, еврею, ирландцу или греку, но у него нет такого трепетного отношения к семье, понимаешь? Эту часть его сознания продали. Их же привезли сюда рабами — отца продали тут, мать — там, а братьев и сестер разбросало вдоль Миссисипи. Да к тому же и рабство отменили не так давно.
— Сто лет назад.
— Не такой уж это и большой срок. Так что негр не зарыдает от умиления семейной идиллией. У него своих проблем хватает.
— Да, я понимаю.
— А хорошо здесь, — неожиданней сказал он, шумно вдохнул и выдохнул в сторону озера. — Пожалуй, поживу-ка я здесь с недельку, пока дела не наладятся. Да и тебе все равно придется дождаться того же. Почему бы тебе не остаться здесь?
— Я еще об этом не думал, — признался я.
— Мы должны узнать друг друга получше, все-таки мы отец и сын. Что ты на это скажешь?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Надо подумать.
— Давай, давай, — он похлопал меня по плечу. — Поговорим об этом завтра. Ты идешь?
— А я вам нужен?
— Разве только если сам захочешь прийти. Теперь это чисто деловое совещание.
— Тогда я посижу здесь.
— О’кей. Увидимся утром.
— Конечно.
Он ушел в дом, и я слышал, как он поднимается по ступенькам. Я посидел еще немного, глядя на озеро, допил бутылку и, швырнув ее в воду, проскользнул к себе в комнату. Потом собрал чемодан, тихо вышел через боковую дверь и начал спускаться вниз по склону.
Я подошел к первому попавшемуся «кадиллаку» и сказал шоферу:
— Ты должен отвезти меня в город.
Выйдя из машины, я нашел автобусную станцию компании «Грэйхаунд», в кафетерии через дорогу дождался нью-йоркского автобуса и, устроившись поудобнее, мгновенно заснул.
Глава 22
Я проснулся, когда автобус остановился в Хадсоне. За окном стояла серая предрассветная мгла. Моросил дождь, и длинные «дворники» равномерно скользили по ветровому стеклу. Я сидел в правом ряду в середине салона, а кроме меня в автобусе было всего четыре пассажира. Перед тем как заснуть, я опустил спинки обоих кресел, снял ботинки и лег, вытянув ноги в проход между рядами. От долгого лежания в одной позе ноги затекли, было жарко и душно, и я чувствовал себя словно свалявшийся комок мокрой шерсти.
От остановки к автобусу по блестящему от воды тротуару перебежал человек, накинув на голову дождевик. Водитель открыл дверь, и тот, стоя на тротуаре, принялся о чем-то его расспрашивать, пытаясь перекричать шум дождя. Не знаю, о чем они говорили, но вскоре человек повернулся и побежал назад, а водитель завел мотор и мы выехали из Хадсона.