Кончаются у нас солонина и спирт. Без хлеба уже несколько дней. У нас шкурок много: куньих, лисьих, беличьих. Только есть нечего.
У нас дневка. Я на часах. Развел костерок, пеку картошку. Я ее накопал в поле у смолокурни. На коленях у меня сидит большой рыжий кот — здоровенный лоб, излохмаченные в драках уши. Наверное, любовник хоть куда. Кошачий конквистадор. Очищаю от соли тоненькие ломтики солонины, кормлю кота. Он ест неохотно.
Кот пришел ко мне, когда я вчера сидел в засаде, в неглубоком рву около мостка. Щур сидел в зарослях через дорогу, Грабарь — у дальнего края поляны. Должна была пройти большая группа контрабандистов. Ее машинист и сопровождающий ожидались при изрядных деньгах. План был простой: когда группа выйдет из лесу, Грабарь должен пойти вслед. Когда взойдут на мост, я должен осветить их фонариком и крикнуть: «Стой! Руки вверх!» Потом это же сделает и Щур с другой стороны. Следовало постараться, распознать машиниста и сопровождающего, и если группа кинется наутек, гнаться только за ними — они с долларами.
Время тянулось медленно. Было очень темно. Я сидел в гуще кустов, растущих по краям леса и давно не чищенного рва. Держал в левой руке фонарь, в правой — пистолет. Надоело мне всматриваться и вслушиваться в ночную темень. Я и глаза прикрыл. Уверен был: и так расслышу шаги подходящей группы контрабандистов. Вдруг с левой стороны, изо рва, послышался шорох. Чуть не вскочил. Хотел посветить туда фонарем — но этого нельзя было делать без крайней необходимости. Сижу дальше, скорчившись на дне рва. Направил влево ствол, приготовился стрелять. Чувствую — что-то колена коснулось. Левой руки коснулась мягкая теплая шерсть. Кот. С коротко обрубленным хвостом. Удивительно, как он оказался так далеко от людей, в глубине большого леса. Я с ним вместе просидел в засаде до утра. Потом отнес его на наше дневное укрытие. Теперь вместе с ним сторожим сны Щура и Грабаря.
Незадолго до сумерек принялись мы чистить оружие. По очереди, чтобы не было сразу много пистолетов разобрано и не готово. Принялся я рассказывать коллегам свой сон. Приснилось, что я в глубине большого леса. Вдруг вижу: деревья начинают двигаться. Очень удивился. Не знаю, почему, но кажется, что они задушить меня хотят. Защищаться надо! Только этим и спасусь! Вижу на земле большой пистолет, хватаю. Он заряжен. Сжимаю его в ладони, оглядываюсь. А деревья все тесней сжимают кольцо. Сверху грохочет гром — это деревья глумятся надо мной, торжествуют. Кольцо вокруг все сжимается. Поднимаю пистолет и палю в красные, будто кровавые стволы. Пули сдирают с них кору, обнажают белое сочное мясо. А деревья все ближе! Я уже в твердых, безжалостных объятиях, шершавая кора древесных великанов сдавила меня, мои кости трещат. Я руки вверх вытянул, пистолет — в правой. Чувствую — смерть моя. Воздуху не хватает, а давят все сильней. Вижу над собой голубое пятнышко. Это небо. Последний раз давлю на курок, стреляю вверх. И просыпаюсь от звука выстрела. Вижу коллег, вздыхаю с облегчением. А Грабарь чертыхается: пока спал, шапка начала тлеть, волосы подгорели, а они и без того редкие. Щур, часовой, не заметил, как на Грабареву шапку упал уголек из костра.
— Знаешь, что мне приснилось? — спросил Грабарь тогда, гася шапку и снова водружая ее на голову.
— Что? — спрашиваю заинтересованно.
— Что лес мне кланяется.
— Как это, кланяется?
— До земли, и малые деревца, и большие деревья.
Щур хмыкнул коротко. Не знаю, придал ли он значение какое сну Грабаря, заинтересовался ли или просто насмешничал. Но когда поздней я пересказал свой сон, заметил раздумчиво:
— Случится потасовка какая, посмотришь! Осторожно!
Вечером пошли мы, как обычно, в засаду, устроились во рву. Я кота посадил на колени, тот заурчал тихонько. Вспомнились мне дом, родные, огонь в печи… Мысли плывут вдаль, а вместе с ними уплывают часы. Вдруг — опомнился. Слышу отчетливо, совсем близко, шум шагов. Обругал себя, встревоженный, — ведь чуть не уснул! Спихиваю кота с колен. Тот, недовольный, юркнул в темень. Я приготовился прыгнуть, в левой руке — фонарик, в правой — пистолет. Напоминаю себе, что нужно гнаться или за машинистом, большого роста, идущим впереди, или за сопровождающим. Тот маленький, держится сзади. Но его, скорее всего, будет Грабарь брать, идущий с тыла.
Внимательно вглядываюсь в ночь, упершись левой ногой в край рва. Вижу продвигающийся вперед темный силуэт. Пропускаю. Доски моста гудят под ногами. Может, «живца» пустили, проверяют. Сама группа идет в нескольких десятках шагов. Идут неуклюже, ногами шаркают. Много шума. Из-за того, что ходить не умеют, называют часто «повстанцев» «слонами».
Поравнялись со мной. Я приметил: впереди — силуэт большого мужчины. Думаю, машинист. Пускаю в темноту сноп искристого света. И ору:
— Стой! Руки вверх!
Сделалось удивительное. Закричали испуганно, и темная масса тел рванулась в кусты с другой стороны дороги. А оттуда в тот же миг сверкнул фонарик и раздался голос Щура:
— Стой! Ложись!
С тыла этот приказ повторил Грабарь. Но «повстанцами» овладела паника. Бегут, падают, ударяются о деревья, ползут. Стреляем, кричим: «Стой!» Но оттого паника еще больше.
Свечу фонариком вокруг, ищу машиниста. Вижу в нескольких десятках шагов от себя высокого, крепкого мужчину, пробирающегося между деревьями. Пускаюсь за ним. Чтобы сбить его с толку, свечу фонариком вбок, чтоб на дерево наткнулся. Не натыкается. Догоняю. Свечу вниз, ему на ноги. Выбираю удобный момент и наваливаюсь на него. Он падает.
— Вставай! — говорю.
Встал.
— Руки вверх! — говорю, направив ему в грудь ствол пистолета и луч от фонарика.
Контрабандист дергается молниеносно. Я едва успеваю отскочить — он хотел вырвать у меня пистолет! Бью в живот. Контрабандист кидается наутек. Снова гонюсь за ним. Удивляюсь его отваге. Если б я не решил твердо, что убивать буду только при крайней необходимости, давно бы его застрелил. Если контрабандист не остановится по приказу, обычный чекист или сексот застрелит, даже не пытаясь догнать.
Гонюсь. Догоняю, снова валю наземь. Приказываю подняться. Он еще раз пробует вырвать у меня пистолет, а когда не удается, кидается наутек.
Удивляюсь: чего он так отчаянно рвется, про смерть не думает? Снова догоняю. Но теперь фонарик зажимаю в зубах, левой рукой беру за воротник, поднимаю. Вывожу на дорогу, веду к мосту. Там, вдалеке, сверкают фонарики коллег. Вдруг мой пленник сильно бьет меня в бок и кидается вправо. Фонарик падает на дорогу. Хорошо еще, что не разбился. Поднимаю и, еще ощущая боль в боку, кидаюсь вдогонку. Сейчас я уже сильно разозлен.