– Почему ты защищаешь его даже сейчас?
– Защищаю его? О чем ты?
– Ему было достаточно легко отравить Эндрю и Джеймса. Он же был их доктором.
Графиня откинулась назад и устремила жесткий взгляд на сына. После долгой паузы она заговорила:
– Зачем бы он стал причинять мне такую боль? Особенно когда приложил столько усилий, чтобы выгородить меня?
Теперь настала очередь Гранта прийти в замешательство. Но прежде чем он успел задать вопрос, его мать встала, увеличив расстояние между ними. Не глядя на него, она устремила взгляд на картину на стене, словно в букете цветов заключался для нее какой-то ответ.
– Я не понимаю, – сказал Грант.
– Знаю, что не понимаешь, – вздохнула его мать. Она повернулась к нему, внушительная и царственная.
– Я пыталась скрыть от тебя, каким монстром был твой отец, но у меня это не получилось. Зато мне прекрасно удалось скрыть от тебя, кем стала я, не правда ли?
Грант прошел к окну и бросил взгляд за стекло. Было уже за полночь, шел дождь. У него было ощущение, будто влага просачивается сквозь его кожу во все органы. Идеальная ночь для смерти. Идеальная ночь, чтобы говорить о той, давней ночи.
– Твой отец имел пристрастие к маленьким девочкам, – сказала графиня.
В ее голосе слышалось отвращение.
– Мой отец имел пристрастие к детям, – поправил Грант. – Пол не имел значения.
Он пришел во дворец в ночь смерти отца, никак не ожидая обнаружить комнату за комнатой невыразимого ужаса: дети, собранные для услаждения безнравственного мужчины без совести, чести и порядочности. Того ужаса и омерзения, которое Грант пережил тогда, ему никогда не забыть.
– Но я все еще любила твоего отца, – продолжала графиня. – Я пыталась соблазнить его, заманить в свою постель, не понимая того, что слишком стара, чтобы заинтересовать его.
Грант попытался было жестом остановить ее дальнейшие признания, но из этого ничего не вышло – его мать продолжала свой рассказ:
– В ту ночь я пошла во дворец, чтобы соблазнить своего собственного мужа. Я не знала, в какие игры он и его дружки из Эдинбурга там играют, но была решительно настроена помешать им.
– Разве он не запретил тебе приходить во дворец?
– Разумеется. Это был первый раз, когда я ослушалась его. И последний.
Грант внимательно посмотрел на мать. Ему не понравилось, как она выглядит. Графиня была очень бледной и казалась внезапно постаревшей. Он подошел к ней, подвел снова к креслу, сел в кресло напротив и взял обе ее руки в свои.
– Тебе не обязательно продолжать, мама.
– Нет, я должна. Я не хотела рассказывать тебе эту историю, но, видимо, пришло время сделать это.
Он кивнул, сосредоточив взгляд на ее руках. На пальце графини не было обручального кольца, и Грант задался вопросом, как давно она уже не носит его и почему он до сих пор этого не замечал.
– Когда я увидела, для чего на самом деле используется дворец, я ужаснулась. «Ужаснулась», кажется, недостаточно сильное слово, – резко сказала она. – Не думаю, что существует слово, способное описать то, что я чувствовала. Я вошла в первую дверь, и мне было позволено ходить из одной комнаты в другую в поисках твоего отца. В конце концов я нашла его, и зрелище, которое предстало моим глазам, я не забуду до конца своих дней.
Графиня закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Грант подумал, что ее рассказ окончен, но она схватила его руки и крепко их стиснула.
– Я вернулась в Роузмур и нашла дуэльные пистолеты, принадлежавшие твоему деду. Он всегда так гордился ими и их историей, а поскольку сыновей у него не было, именно я училась чистить и заряжать их. Я взяла пистолеты и вернулась во дворец. И застрелила твоего отца. Выстрелила в голову. Прямо между глаз, – добавила она обыденным тоном, словно обсуждала цвет гардин для гостиной. – Дружки, которых твой отец привез из Эдинбурга, тут же разбежались, как мыши. Когда они убежали, я позвала доктора Фентона. – Она взглянула на сына. – Тогда он был здесь новичком, молодым и испуганным, но пришел в такой же ужас, как и я, узнав, для чего использовался дворец. Все те дети были сиротами, ты знал?
– Нет, – выдавил Грант, – не знал.
– Мы никогда не говорили о смерти твоего отца. Считалось, что это было самоубийство, но, думаю, Эзра всегда знал правду. Единственное, чего я хотела, – это избавиться от ужаса.
Она откинулась назад, прислонив голову к спинке кресла.
– Меня не заботило, как много средств из состояния Роберсонов я потрачу, чтобы найти дома для тех бедных детей. Чтобы оплатить их образование и обеспечить им хоть какое-то будущее. Я молилась, чтобы они смогли забыть, что случилось с ними.
– Доктор Фентон помогал тебе найти для них дома?
– Он сделал больше, – сказала графиня невыразительным голосом и посмотрела прямо в глаза Гранту. – Он удочерил одного ребенка. Маленькую девочку. Девочку по имени Арабелла.
Их взгляды встретились.
– Наверное, это странно, но я не знала правды об Арабелле до вчерашнего дня. Да, я подозревала, я даже догадывалась, но до вчерашнего дня у меня не хватало смелости напрямую спросить Эзру. А вчера он наконец признался в прошлом Арабеллы.
– Почему ты не рассказала мне?
– А какое бы это имело значение? Разве ее прошлое изменило бы твое отношение к ней?
Грант встал.
– Я бы понял ее, – сказал он, и внезапно картина событий прояснилась. – Я бы знал.
Графиня нахмурилась.
– Что знал?
Он направился к двери.
– Куда ты?
– Я должен найти Арабеллу. И остановить убийцу.
Глава 26
Даже несмотря на то что была глубокая ночь, Джиллиана нашла себе занятие в лаборатории, ощущая отсчет каждой секунды на медлительных часах. Прошло четверть часа, а Гранта все еще не было. Ее сердце болело за него и за Лоренцо, который никогда больше не встретится со своей любимой Элизой.
Она составляла в стопку диски Вольтова аппарата, когда услышала легко узнаваемые звуки открывающейся массивной резной двери дворца. Совсем скоро Грант будет с ней. Джиллиана закончила свою работу и тщательно вымыла руки, смывая с них раствор сульфата меди. Вытерев руки, она разгладила юбки, поправила лиф платья и потрогала волосы, дабы убедиться, что они не растрепались. И хотя сейчас было совсем не время для этого, она пожалела, что в лаборатории нет зеркала.
Но в дверях появился не Грант. Там стояла Арабелла с бледным лицом, почти бескровными губами и мокрыми волосами. Она сбросила промокшую от дождя шаль на пол, глядя безумным и испуганным взглядом.
Джиллиана, забыв о своих тревогах, подошла к девушке.
– Арабелла? Что случилось?
– Я ненавижу это место, – тихо проговорила Арабелла голосом, который был чуть громче шепота. – Я сказала себе, что больше никогда не приду сюда. Но ты заставила меня вернуться. И не один раз, а дважды.