Читать интересную книгу Гамбиты - Дэн Симмонс

- Хорошо, - согласилась Натали. - Я здесь останусь по крайней мере до первого января или чуть позже.

- Я дам вам свой домашний и рабочий телефоны в Нью-Йорке, - сказал Сол. - Нам надо связываться по крайней мере через день. И вот еще что, шериф. Даже если все наши попытки разузнать что-то ни к чему не приведут, есть способ сделать это через газеты и ТВ...

- Каким образом?

- Метафора мисс Престон насчет того, что они вампиры, не так уж далека от истины, - сказал Сол. - Так же, как и вампиров, их съедают собственные темные инстинкты. Когда эти инстинкты удовлетворяются, не заметить этого невозможно.

- Вы имеете в виду сообщения о других возможных убийствах?

- Вот именно.

- Но в этой стране происходит больше убийств за один день, чем в Англии за весь год. - Джентри развел руками.

- Верно, но оберст и остальные.., у них страсть к особым убийствам, - тихо сказал Сол. - Не думаю, чтобы они могли совершенно изменить свои привычки, какой-то след болезненности или извращенности все равно будет заметен.

- О'кей, - вздохнул Джентри. - Значит, в худшем случае будем ждать, пока эти.., эти вампиры не начнут убивать снова. Будем разыскивать их по этим следам. Ну, допустим, мы их найдем... И что тогда?

Сол вытащил из кармана платок, снял очки и принялся их протирать, близоруко щурясь на огни гавани. Огни виднелись ему, как несфокусированные призмы, ночь, казалось, надвигалась на них со всех сторон.

- Тогда вот что. Мы их выследим и поймаем. А потом мы сделаем то, что делают со всеми вампирами. - Он снова надел очки и едва заметно улыбнулся Натали и шерифу. Улыбка получилась безрадостной. - Мы проткнем их сердив кольями. Отрубим им головы. И набьем рот чесноком. А если и это не подействует... - Улыбка Сола стала еще холоднее. - Тогда придумаем нечто такое, что подействует.

Глава 13.

Чарлстон, среда, 24 декабря 1980 года.

Для Натали Престон это был самый одинокий сочельник за всю ее жизнь, и она решила что-нибудь предпринять по этому поводу. Она взяла сумочку, “Никон” со 135-миллиметровым объективом, вышла из дому и медленно поехала в Старый Город. Не было еще четырех часов, но уже начало темнеть.

Она ехала мимо старых домов и дорогих магазинов, слушала рождественскую музыку и понемногу думала обо всем.

Ей очень не хватало отца. В последние годы она все реже видела его, но теперь сама мысль, что его больше нет, что он больше не думает о ней и не ждет ее, была невыносима, словно что-то внутри нее рушилось, сворачивалось и разрывало ей сердце. Ей хотелось плакать.

Когда ей сообщили о смерти отца по телефону, она не плакала. Не плакала и тогда, когда Фред отвез ее в аэропорт Сент-Луиса. Вообще-то он хотел полететь вместе с ней, но она возражала, и он не стал настаивать. Она не плакала на похоронах и после похорон, все эти часы и дни смятения и встреч с родственниками и друзьями. Через пять дней после убийства отца и четыре - после возвращения в Чарлстон Натали как-то ночью не смогла заснуть и принялась искать, что бы почитать, наткнулась на сборник юмористических рассказов Джин Шеппард. Книга открылась на странице, где на полях размашистым почерком отца было написано: “Почитать с Натой этим Рождеством”. Она прочитала страницу, где описывался смешной и в то же время страшный-престрашный случай, как мальчик отправился в гости к Санта-Клаусу прямо из универмага. Это было ужасно похоже на то, как перед Рождеством родители повезли ее в центр города, - ей тогда было года четыре, и ждали целый час в очереди, а она в панике убежала в самый ответственный момент. Когда она кончила читать, Натали смеялась так, что смех постепенно перешел в слезы, а затем в рыдания; она проплакала почти всю ночь и заснула всего на часок перед рассветом, но встала, когда поднялось зимнее солнце, чувствуя себя совершенно опустошенной. И все же ей стало легче. Самое худшее было позади.

Натали свернула влево и поехала мимо особняков Рейнбоу-роуд с их лепниной; красочные фасады выглядели сейчас скромнее - зажглись газовые фонари.

Она сделала ошибку, оставшись в Чарлстоне. Ее соседка, миссис Кальвер, приходила чуть ли не каждый день, и эти неловкие беседы с престарелой вдовой причиняли Натали боль. Она начала подозревать, что миссис Кальвер, видимо, питала надежды стать второй миссис Престон, и от этого девушке хотелось каждый раз спрятаться в спальне, едва она слышала робкий знакомый стук.

По вечерам, ровно в восемь, звонил из Сент-Луиса Фредерик. Натали представляла себе строгое выражение лица ее друга и в прошлом любовника, когда он говорил: “Детка, возвращайся. От того, что ты сидишь там, не будет никакого проку. Я скучаю по тебе. Возвращайся домой, к старине Фредерику”. Но ее маленькая квартирка в университетском городке больше не казалась ей домом. А захламленная комната Фредерика на Аламо-стрит была всего лишь местом, где он спал между сменами, длившимися по четырнадцать часов: он работал в компьютерном центре, ломая голову над математическими проблемами распределения масс в галактических скоплениях. Фредерик был очень способным парнем, но ему не повезло с образованием. Их общие знакомые когда-то рассказали ей, что он вернулся из Вьетнама, где отбыл два срока, с совершенно изломанной психикой в сочетании с яростным стремлением защитить свое достоинство и революционным духом. Этот свой дух он направил на то, чтобы стать выдающимся исследователем-математиком. Еще в прошлом году, несмотря на это, Натали любила Фредерика. Или думала, что любила. “Возвращайся домой, детка”, - говорил он каждый вечер, и Натали, невероятно одинокая сейчас, потрясенная и убитая горем, всякий раз отвечала: “Еще несколько дней, Фредерик. Всего несколько дней”.

"Несколько дней - для чего?” - подумала она. Огни в окнах больших старых домов на Саунт-Бэттери освещали крыльцо за крыльцом, низкорослые пальмы, купола и балюстрады. Она всегда любила эту часть города. Когда она была маленькой девочкой, они с отцом приходили сюда гулять по Батарее. Ей было уже около двенадцати лет, когда она вдруг обратила внимание на то, что черные тут не живут, что эти замечательные старинные дома и прекрасные магазины предназначены только для белых. Позже она сама удивлялась, как могло случиться, что черная девочка, выросшая на юге в шестидесятых годах, поняла это так поздно. Столь многое было издавна привычным, так много старых привычек и обычаев надо было подавлять каждый день, что казалось невероятным: как она могла не заметить, что места ее вечерних прогулок, большие старые дома ее детских мечтаний были для нее и для других “нигеров” так же запретны, как и плавательные бассейны, кинотеатры и церкви, в которые она и не подумала бы зайти. К тому времени, когда Натали стала достаточно взрослой, чтобы в одиночку ходить по улицам Чарлстона, оскорбительные знаки были убраны, общественные фонтаны стали действительно общественными, но привычки оставались, и границы, установленные двумя столетиями традиций, стереть было не так просто. Натали все еще помнила тот сырой и холодный день в ноябре семьдесят второго, когда она стояла, потрясенная, неподалеку вот от этого самого места на Саунт-Бэттери, смотрела на большие дома и вдруг поняла, что никто из ее родственников никогда не жил и не будет жить здесь. Но эта вторая мысль была изгнана едва ли не раньше, чем появилась. Натали унаследовала глаза своей матери и гордость отца. Джозеф Престон был первым темнокожим бизнесменом, который владел фотомагазином в престижном районе рядом с гаванью. А она была дочерью Джозефа Престона.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});