Читать интересную книгу Аваддон-Губитель - Эрнесто Сабато

собрание радикализировалось, одни ныряли в бассейн и попивали «100 пайперс», которое удалось добыть, оскорбляя Нене, он-то пытался им подсунуть «Олд смагглер», но в конце концов в убывающем порядке выдал-таки «пайперс» (купленное в кабачке на Флаг-стрит!), вышло вроде торга на аукционе, только наоборот — началось с требования «чиваса», затем последовала «этикета негра», уже упомянутое «пайперс», дальше опустились до «этикета роха» и закончили «бальянтином», при одном упоминании о котором честили Нене на чем свет стоит.

Потом начался анализ Ситуации Масс в Третьем мире, не без того, чтобы упрекнуть Нене (видимо, пришел его черед) за его литературные интересы.

— Ты все сохнешь со своим Набоковым, когда надо браться за винтовку, — подвел итог Коко, энергично растирая свой торс.

И возможно, из-за гримасы, которая вопреки моим предосторожностям не ускользнула от его чекистского взора, спросил:

— А ты, Кике? Можно узнать, черт возьми, о чем ты думаешь? Ты не перонист, ты не большевик — не объяснишь ли, кто ты?

Резонный вопрос, на который я самым смиренным, едва слышным голосом со скорбной ноткой ответил:

— Это верно, Коко, я не перонист и не большевик. Я просто очень бедный человек. Понятно?

Слова, за которые впоследствии (все становится известным) я был сурово осужден.

Затем подверглись рассмотрению несколько персональных ситуаций присутствующих, отсутствующих, связанных с присутствующими, и просто отсутствующих.

— Пока это продолжалось, все было хорошо. Потом он износился. Я это увидела по анализу.

— Ты только так говоришь, а ведь еще не преодолел этап гомосекса.

— С травкой все идет у нас хорошо, больше разговариваем, а если захочется, плачем.

— Мы делим все пополам. Познакомились с ним в одном доме, когда смотрели «Час огней»[283], и тогда у нас завязались отношения без особых требований.

 — Мы занимались терапией любовью двумя парами. Расстались хорошо, и теперь большие друзья.

— Смотри, старик, у тебя слишком дерзкие планы.

— А ты мазохист, и это очень разочаровывает.

— Но, по крайней мере, у меня развита insight[284], и это мне помогает понять суть конфликта. Как бы то ни было, Панчита меня согревает, она прелесть, что и говорить, и мы притерлись друг к другу. Понятно? Когда мы вместе, секс потрясающий.

— Я решила порвать. Признаю, это бегство, да, я осталось одна, но больше терпеть нет сил. Если это гомик, которого сразу видно, еще полбеды. А скрытые хуже всего, они тебя унижают как женщину, клеятся к тебе, мол, хотят дружить, и ничего ты от них не получишь.

В эту минуту Коко не выдержал и заорал — все дело в том, что все вы в этой блядской жизни должны понять: эти конфликты не индивидуальное дело, а всего лишь субпродукты всеобщего отчуждения в потребительском обществе.

Опять пойдет про революцию, подумал я. И действительно, спор политизировался, и были вынесены важные решения.

— Нет уж, мне надо, чтобы меня ценили как женщину, а не как объект потребления. Ты что думаешь, дурень, что я какая-нибудь такая, потому что у меня красивая грудь?

— Это проблема урбанистическая, которая настоятельно требует изменить структуру, — сказал Артурито, архитектор, и, надо признать, до этой минуты он не открывал рта.

— Да, но все звучит по-иному, если обращено к люмпену.

— А ты что, против массовой культуры?

— Плохо, что человек не может выйти за пределы своего класса. Вот тебе контекст, и ты вынужден двигаться только внутри него.

— Однако считать себя принадлежащим к высшему классу еще не означает, что ты не можешь его критиковать. Тут нет механической зависимости.

— Это так, но есть некий предел, который надо учитывать!

— Если ты выходишь за рамки, которые тебе навязывает среда, тебя осудят бесповоротно.

В это время бедняжка Кристина, благоразумно державшаяся в тени, — наверно, чтобы не показаться чересчур глупой, — сказала что-то о содержании уж не помню какой книги. Бедная дурочка! На нее посмотрели как на человека, который в Эру Локомотива едет в двуколке. Читать надо, дуреха! Читать, хотя бы с точки зрения буржуа.

Так что Кристина умолкла, и я увидел, как она потихоньку ретировалась к Нене Коста, который, сидя под деревом, читал «Плейбой».

Погляди на то лицо, сказал ей Нене

— А что? Потрепанная женщина, много курит, наверно.

Она прочитала фамилию: Э. Кронгаузен.

— И тут внизу, — указал Нене, — П. Кронгаузен.

Кристина спросила, не сестры ли они.

— Нет, они живут вместе. Супружеская чета.

— Чета из двух сестер?

— Да нет, глупая, тот вверху — мужчина. Эбергард.

— Пусть так. Ну и что?

— Ничего. Они состоят в группе, практикующей новые сексуальные отношения.

— Слушай, похоже, их сфотографировала полиция после веселой ночки.

— Читай, читай.

Линда Лавлейс, 22 года (на вид дашь все сорок!). Подпись под снимком гласила, что она должна иметь по крайней мере один оргазм в день, иначе становится очень нервной. Прославилась игрой в порнографическом фильме «Deep throat»[285], одно упоминание ее имени привлекает толпы на любой коктейль, журнал «Скру» назвал ее «любимым ртом Соединенных Штатов».

— Ртом? — спросила Кристина. — Но ведь это отвратительно.

Нене поглядел на нее с добродушной иронией. Они продолжили чтение. Линда на основе своего ценного опыта ведет теперь колонку в журнале «Уи», дает советы, начиная с анального секса до зоофилии.

— Скорее ослы, чем собаки, — заметил Нене, задумчиво изучая лицо Линды. — А теперь взгляни на пастора: преподобный Трой Перри.

Нене и на пастора смотрел, склонив голову влево.

— Наверно, был хорошим игроком в американский футбол, из тех, что одновременно и грубы и интровертны. Гибрид боксера с несчастным философом. Заметь, он безукоризненно одет и очень хорошо причесан. Куррикулум: с детских лет увлекался Тарзаном. Женился, имел двоих детей, затем обнаружил, что он гомосексуалист. Попросил развода и учредил Муниципальную церковь исключительно для гомосексуалистов. Какой-то журналист написал о нем, что он-де Мартин Лютер Кинг этого движения, на что тот ответил: «Пожалуй, я бы назвал себя скромнее, вполне достаточно, чтобы меня называли Мартин Лютер Куин»[286]. Он развернул бурную деятельность, начиная с организации пикетов и манифестаций до проповедей и бесед в колледжах. Создал телефонную горячую линию для гомосексуалистов, нуждающихся в помощи.

— А теперь об этих двух, которых ты приняла за сестер. Кронгаузены. Они поженились, когда заканчивали Колумбийский университет. Авторы книги «Порнография и закон», а также альбома «Эротическое искусство» с 1500 иллюстрациями из их знаменитого Международного музея в Сан-Франциско, заведения не коммерческого. Бетти Додсон, известная своей деятельностью по освобождению женщины посредством секса, восхваляет гомо- и гетеросексуальность, начиная от оргий до мастурбации в индивидуальных шоу; была судьей на фестивале «Влажных снов» 1971 года в Амстердаме и возглавляет ателье, где занимаются развитием секса. Эл Голдштейн, лицо богатенького весельчака, основатель журналов «Скру» и «Гей» (еженедельник для гомосексуалистов, арестованный в Гаване как орган, засылаемый ЦРУ), играл в первом эпико-порнографическом фильме, созданном «Скру», читает курс о новой сексуальности в Нью-Йоркском университете. Посмотрим их мнения.

Голдштейн: Если моя жена мне изменит, я ее убью. Она часть моей собственности. Поскольку я оплачиваю ее счета, то являюсь ее владельцем, равно как владельцем моей машины, которую никому не одалживаю.

Преподобный Перри: А ты уверен, Эл, что являешься издателем «Скру»? Возможно, тебе следовало бы оставить жену и вступить в связь с какой-нибудь другой своей собственностью. Скажем, с софой.

(Пожалуй, этот гей не дурак, у него есть чувство юмора, — заметил Нене.)

Э. Кронгаузен: Я не понимаю, Эл, как ты можешь говорить подобные вещи и в то же время считать себя одним из застрельщиков сексуальной революции.

Голдштейн: Все имеет свою цену. Не будем себя обманывать мыслью, будто жена не имеет своей цены, как и любое приключение, любая оргия. Я только требую, чтобы мои супруги знали условия продажи прежде, чем будут подписывать контракт.

Нене перевернул несколько страниц.

— Ara, вот о суингинге[287].

П. Кронгаузен: Это очень забавно, можно здорово развлечься. Если бы я мог обратиться к молодежи, то сказал бы им, что секс должен быть существенным для развлечения, а не для размножения.

Э. Кронгаузен: Групповой секс может быть столь же забавным, сколь эротичным. Мы оба частенько просто помираем со смеху. Когда двадцать человек соберутся на одной кровати, происходят комичнейшие вещи: то кто-то свалится на пол, то обрушится целая пирамида.