- Проверить, - приказал он, и через холл к нему подошел еще один человек, появившийся словно бы из стены, забрал документы и так же таинственно испарился. - Завтра мы все решим окончательно, а пока вы свободны.
"Если бы!" - мрачно подумала Шталь.
* * *
Официальная часть работы оказалась еще менее сложной, чем предупреждала Гречухина - ей практически ничего не приходилось делать, но недостатки заключались в том, что ее перемещения по дому были сильно ограничены. Таисия Игоревна в первый же день провела ее по особняку и тщательно объяснила, куда Эше ходить не следует, на какой мебели можно сидеть, на какой нельзя и к какой лучше вообще даже не приближаться. Попутно она с восхищенным придыханием излагала подробную биографию каждого стула или дивана - даже классических и ампирных, которые, как оказалось, Гречухина не жаловала. Ее речи сплетались в причудливые, не без примеси хвастовства и тщеславия узоры, инкрустированные бесчисленными фамилиями и титулами, и переходя вслед за ней из комнаты в комнату, от кресла к креслу, Шталь впадала во все большее отчаяние. Трехэтажный дом не был таким уж огромным, но мебели здесь было не просто много - ее было немыслимо много, она стояла повсюду, даже в коридорах и на лестничных площадках, и для жизненного пространства было оставлено довольно мало места. Найти здесь что-то нужное, если оно было, а через него - кого-то нужного, если он тоже был, казалось невозможным, и Эша с легкостью бы согласилась променять все изящные стульчики, бесчисленные столики и комоды на пресловутую иголку в стоге сена. Она даже хотела позвонить Ейщарову и пожаловаться на невыполнимость задачи, но тот, очевидно, предусмотрел такой вариант и своевременно отключил телефон.
Хлопот с подопечным у Эши почти не было. Ее поместили в соседнюю с ним комнатку, обставленную не антикварной, но стилизованной мебелью, которую Шталь немедленно исследовала на предмет плохого поведения, но пока ничего не обнаружила - мебель вела себя вполне пристойно, даже после того, как Эша для проверки наговорила ей кучу гадостей, попрыгала на кровати и опрокинула с самого начала не понравившийся ей стул в глупых розовых цветочках. Из этой комнаты ей было хорошо слышно, что Сева встает довольно рано - уже после семи утра за стеной ходили, включали телевизор и что-нибудь роняли. Но завтракать Севу приглашали не раньше девяти, и Эша думала, что это делалось для того, чтобы паренек не встречался с остальными членами семьи. В девять Ника и Макс уже были в школе, Аркадий Алексеевич - на работе, и в доме оставались лишь мебель и хозяйка, которая изредка заходила на кухню пожелать племяннику доброго утра. Она делала это так, будто выполняла обязательную утомительную работу, и улыбка ее отдавала лимоном, но Севочка, ничего не замечавший и не понимавший, весело улыбался в ответ, и Эша, сжимая губы, свирепо втыкала вилку в подсушенный яичный глазок, в котором искренности и доброты было куда как больше, чем в светлых глазах Севочкиной тети. Но потом Гречухина уходила, и все становилось хорошо, и Сева болтал ногой и сыпал веселыми детскими фразами, дергая Шталь за локоть, чтоб она не пропустила ни одной, и властвовавшая на кухне добродушная толстуха Наташа подкладывала им добавки, иронично именуя Шталь "племяшкой". Эша так и не поняла, как сын уговорил ее на это, но готовила Наташа так, что Шталь всерьез начала опасаться за свою фигуру.
Ежедневно после завтрака гречухинский водитель отвозил их в центр, к небольшому особняку из розового камня. Эша следила, чтобы Сева благополучно выбрался из машины, возле особняка их неизменно встречал невысокий тихенький человечек с плюшевой бородой, обнимал Севу за плечи и уводил в особняк на какие-то специфические реабилитационные процедуры. До половины второго Эша была предоставлена самой себе, потом возвращался Сева, утомленный, но очень довольный, препровождался в машину, и они ехали домой, а после обеда отправлялись на прогулку. Тетушка Тася настаивала на длительности прогулки, ее муж требовал, чтобы Сева не утомлялся излишне, поэтому Эша выбирала нечто среднее, согласовывая это с самим Севой, который, как она заметила, был только рад оказаться вне дома. Чаще всего их отвозили подальше от шумных улиц и оставляли в покое, пока Эша по телефону не вызывала водителя обратно. Охрана никогда их не сопровождала. Большую часть времени они бродили по тихим местечкам, по ивовым паркам или спускались к Денежке. Возле реки Сева затихал и подолгу просиживал под старыми ивами, глядя на быструю весеннюю воду так пристально, словно пытался отыскать в ней нечто, безвозвратно потерянное. Многие прохожие здоровались с Севой - с разной интонацией, но здоровались - он жил в Дальнеозерске с рождения, и его здесь хорошо знали. Эше не раз казалось, что Сева предпочел бы, чтоб его знали поменьше, а когда какая-нибудь старушка принималась квохтать над "бедняжкой", он нетерпеливо дергал Шталь за рукав, и она его уводила. Пару раз прогулка была подпорчена представителями растущего мужского поколения лет восемнадцати, позволявшими себе в их адрес хихиканья и высказывания различного свойства. Слушая их, Сева непонимающе улыбался и дергал Эшу за рукав. Эша улыбалась понимающе, зажимала Севиной ладонью одно его ухо, своей - другое, и тоже принималась позволять себе высказывания. Ругателями оппоненты оказались никудышными, Шталь же прошла хорошую школу, и во второй раз молодые дальнеозерцы даже покраснели. Сева же после засыпал ее вопросами - как выяснилось, он подслушивал.
Ужинал Сева в кругу семьи в небольшой столовой - вероятно, по настоянию Аркадия Алексеевича, Шталь же ела на кухне вместе с Наташей, которая сразу же после ужина уходила домой. Прочие после ужина куда-то разбредались, Сева же большей частью сидел в своей комнате, и Эше редко когда приходилось его сопровождать, если тому вдруг вздумывалось бродить по дому. На улице Сева много говорил, дома же был тих, как мышка, и разговаривал с ним большей частью Аркадий Алексеевич, прочие же его почти не замечали, глядя насквозь или со скукой, и лишь однажды Эша заметила в вечерних глазах хозяйки, обращенных на племянника, неприкрытую ненависть. Почему-то это ее напугало, и она передвинулась, разбив собой взгляд, хотя Сева вряд ли бы что-то заметил. В целом же эти вечера были довольно нелепыми, и Эша с нетерпением дожидалась ночей и утренних часов, когда могла относительно спокойно заниматься настоящим делом. "Кто из вас?" - думала она, приглядываясь к лицам обитателей особняка. "Кто из вас?" - думала она, приглядываясь к мебели. А выпадавшее ей свободное от дома и Севы время нескучно проводила с Ильей, который пока что никуда не собирался уезжать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});