— Джим, если это не исцелит нас, то ничто больше не поможет. Понимаешь? Тебе это ясно?
— Мне ясно, — ответил он. — Ты еще немного порезвишься, разрушишь этим ребятам семью, исковеркаешь жизнь, потом наиграешься и заявишь, что выходишь замуж за Боба Посина.
— Я не выйду за него замуж, — сказала она. — Никогда. Что бы ни случилось.
— Слава богу, что так.
— Если из этого ничего не выйдет — тогда не знаю, что делать. Как бы там ни было… — Она бросила щетку для волос и подбежала к нему, глаза ее блестели от радости. — Я просто счастлива. Я никогда ничего подобного не испытывала. Он совершенно не выбивался из сил, никакой усталости — как у нас когда–то. Мы могли бы продолжать без конца — всю ночь, потом весь завтрашний день, еще и еще, не есть и не спать, до бесконечности.
— А как твоя работа?
Он спросил это таким тоном, что она сразу сникла. Закончив одеваться, она проговорила:
— Как там Рейчел?
— Нормально.
— Она что–нибудь сказала?
— Не очень много.
— Я ее… побаиваюсь, — призналась Пэт.
— Тебя можно понять.
— Она будет что–нибудь… предпринимать?
— Понятия не имею. Но, — добавил он, — я не хотел бы оказаться на твоем месте. — Он похлопал ее по спине. — Поразмысли об этом.
— Она еще ребенок. Ей всего шестнадцать, — в голосе Пэт все–таки слышалась нотка озабоченности. — Это глупо. Ну, похандрит немного, как ты. Но, боже мой, он же вернется к ней. Или она думает, что это будет продолжаться вечно? Не будет…
— Увидим.
Он вышел из квартиры и спустился по лестнице.
Когда он пришел домой, звонил телефон. Оставив дверь открытой, с ключом в замке, он прошел через темную холодную гостиную и нащупал аппарат на столе у дивана.
— Да, — поднял он трубку, свалив на пол, куда–то в темноту, пепельницу.
— Это я, — услышал он плачущий голос Пэт. Слова ее он едва разбирал. — Прости, Джим. Я не знаю, что мне делать. Мне так жаль.
Смягчаясь, он сказал:
— Не горюй. Все как–нибудь уладится.
— Лучше бы мы к ним не ходили. Я не думала, что вот так получится.
— Ты не виновата.
Это он был виноват.
— Они оба такие милые, — сказала Пэт.
Она сморкалась и явно вытирала глаза.
— Ложись–ка спать, — посоветовал Джим. — Поспи немного. Тебе завтра на работу.
— Ты меня простишь?
— Слушай, перестань.
— Простишь?
— Ну конечно.
— Хочу, чтобы мы поладили, — сказала она. — Как скверно. Как ты думаешь, что теперь будет? Рейчел выйдет на охоту за мной? Как ты думаешь, она будет меня преследовать?
— Ложись спать, — повторил он.
— Ты, наверное, не захочешь сейчас снова прийти ко мне. Хотя бы ненадолго.
Не могу, — сказал он. — Полиция забрала мою машину.
— Я… могла бы за тобой приехать.
— Ложись спать, — снова повторил он. — Увидимся через день–другой. Я позвоню.
— А если бы я ей сегодня позвонила — уже очень поздно?
— На твоем месте, — сказал он, — я бы держался от них подальше.
— Ладно, — согласилась она.
Он повесил трубку, деревянной походкой прошагал в ванную и открыл воду, чтобы принять душ.
Глава 11
Боб Посин, поддерживавший тесные связи со множеством клиентов, встретился с Хью Коллинзом, состоятельным и именитым сан–францискским оптиком, чтобы вместе отобедать.
— Хью, старина! — приветствовал он партнера, протягивая через стол руку.
На лице Коллинза, лысеющего мужчины среднего возраста, играла кривая улыбочка преуспевающего бизнесмена. Радиостанция «КОИФ» давала его рекламу уже три года — ежечасные ролики до и после сводки новостей. Кабинеты доктора Х. Л. Коллинза располагались на Маркет–стрит[71], в Окленде[72] и к югу от Сан–Франциско, в Сан–Хосе[73]. Он был ценнейшим клиентом.
— Хорошо выглядишь, — сказал Посин.
— Да и ты, Боб, неплохо, — ответил Коллинз.
— Как глазной бизнес?
— Не жалуюсь.
— Все очками торгуешь?
— Да еще как.
Принесли запеченные стейки из лососины. Партнеры приступили к еде. Ближе к концу обеда Хью Коллинз объяснил, зачем хотел встретиться.
— Ты, наверное, слышал про наш конгресс.
— А, да–да, как же, — подхватил Посин. — Что, все оптики Северной Америки съезжаются?
— Только с Запада, — сказал Коллинз.
— Важное событие, — заметил Посин.
— Довольно–таки важное. Проводим в отеле «Сент–Фрэнсис».
— На этой неделе начинается, да?
У Посина было самое туманное представление о такого рода мероприятиях.
— На следующей, — сказал Коллинз. — А я возглавляю комитет по культурной программе.
— Угу, — кивнул Посин.
— Вот, глянь, — Коллинз наклонился к нему, — хочу показать тебе — это я для ребят взял. Не для всех — только для своих, понимаешь? Для внутреннего круга.
Он сунул Посину из–под стола плоскую, похожую на диск шкатулку.
— Что это? — спросил Посин, осторожно взяв ее и заподозрив подвох.
— Давай–давай, открывай.
— И что будет? Оно выпрыгнет?
Знал он эти их штучки для конференций.
— Да нет, открой, глянь.
Открыв шкатулку, Посин увидел ярко раскрашенную порнографическую безделушку из крепкой пластмассы. Раньше такие делали в Мексике из обычных кухонных спичек с красным фосфором. Во время Второй мировой он стоял с войсками в Эль–Пасо и ездил за такими игрушками в Хуарес, на чем неплохо зарабатывал. Поразительно было снова увидеть такую штуковину через столько лет.
Эта была сделана качественнее. Он попробовал, как она работает — там было всего две позы: подготовка и сам акт.
— Ну как? — спросил Коллинз.
— Здорово, — ответил Посин, закрывая коробочку с безделушкой.
— Должна пойти на ура.
— Конечно, пойдет, — сказал Посин.
Складывая и разворачивая салфетку, Хью Коллинз произнес:
— Правда, этого им ненадолго хватит.
— Это их отвлечет, — сказал Посин, — чтоб девчонок на Маркет–стрит за юбки не хватали.
Тут лицо оптика приняло странное, напряженное выражение.
— Послушай, — хрипло сказал он.
— Да, Хью.
— Ты радиостанцией заведуешь… Наверно, с артистами часто встречаешься? С певцами там, танцорами?
— А как же.
— Не мог бы придумать что–нибудь? Ну, для нашей культурной программы.
Посин сыронизировал:
— Хотите, чтоб какой–нибудь паренек спел вам народные песни?
— Нет, — потея, выдавил Коллинз. — Нам бы, ну… девчушку, чтоб повеселиться по–хорошему.
— К сожалению, это не моя специализация, — сказал Посин.
— Понятно, — разочарованно вздохнул Коллинз.
— Но, кажется, я знаю одного человека, который может вам помочь. Это агент. У него выход на кучу певцов и тому подобного народа в Сан–Франциско… Работает с крутыми ночными клубами и заведениями на Пасифик–авеню.
— Как зовут?
— Тони Вакуххи. Я попрошу его позвонить тебе.
— Я был бы очень благодарен, — сказал Хью Коллинз. Его глаза влажно посверкивали за очками. — Правда, Боб.
В тот же вечер Тони Вакуххи, сидя за письменным столом в своей гостиной, набрал номер организаторов оптического конгресса.
— Свяжите меня с Хью Коллинзом, — попросил он.
— Доктора Коллинза нет, — ответила секретарша.
— Знаете, мне очень нужно с ним поговорить, — сказал Вакуххи. — Ему нужна информация, и вот она у меня есть, а я не могу с ним связаться.
— Могу дать вам его домашний телефон, — сказала секретарша. — Секунду.
И Тони Вакуххи тут же дали нужный ему номер.
— Спасибо, что помогли, — поблагодарил он и повесил трубку.
Откинувшись в кресле, он набрал номер.
— Алло, — ответил мужской голос.
— Доктор Коллинз? Насколько я понимаю, вы отвечаете за культурную программу конгресса. Моя фамилия Вакуххи, я представитель целого ряда эстрадных артистов звездного уровня здесь, в Сан–Франциско. Вообще–то, мы специализируемся на развлекательных мероприятиях, которые любят на разных конгрессах, стараемся, так сказать, скрасить их участникам досуг, пока они в городе, избавить их от неудобств и лишней беготни в поисках таких развлечений. Особенно, когда люди не знают точно, что бы им такого придумать. Понимаете, о чем я?
— Понимаю, — сказал Коллинз.
Ноги Тони Вакуххи лежали на подоконнике. Чуть поворачиваясь во вращающемся кресле, он продолжал:
— Думаю, вам не нужно объяснять, что в такого рода делах требуется деликатность, приходится быть осторожным, и мы должны быть уверены в тех, с кем договариваемся. Так что, может, я бы подъехал, и мы бы переговорили с глазу на глаз? Уверяю, это не отнимет у вас много времени, можете на меня положиться.
— Приезжайте ко мне, — предложил Коллинз. — Или давайте встретимся в другом месте.