Из дома выскользнула сияющая белизной мадам Софья Львовна и, нервно подрагивая нелепым черным хвостом, промчалась через крытый двор к сараю и исчезла за полуоткрытой дверью. Откуда-то донесся запах сухого сена, потом пронеслась струйка сладкого аромата цветущего клевера, потом воздух наполнился мятной пряностью… Никите казалось, что мир вокруг него потерял устойчивость, что все размягчилось и готово расплыться, утратить форму и, разбежавшись на атомы, обратиться в лужицы нежного бледного света… и что-то было в этом ощущении знакомое, только он никак не мог вспомнить, с чем оно связано. Да и какая разница… воспринимай мгновение таким, каково оно есть, и пусть все идет как идет… только помни, каждую секунду помни, что все это лишь игра энергий, что нет ничего постоянного, что предметы — лишь сгустки молекул… и все материальное подвержено распаду, а страдание — это просто отношение к моменту боли. Потом он ощутил холод стекла в ладони. Надо же… почему граненый шар не нагревается? Он холоден, он не принимает в себя жар его раскалившегося внезапно тела… может быть, шар сознательно не вбирает тепло, чтобы не нарушалась отстраненность преломления реальности? Ну при чем тут осознанность, это же кусок стекла фабричного производства, массовая продукция… или нет?
Ежи, фыркая и похрюкивая, выкатились из огорода в крытый двор и затоптались возле древнего деревянного корыта, прислонившегося к стене сарая. Корыто имело вид задумчивый и потертый. Его неровное, покрытое трещинами дно, обращенное к миру, выглядело как спина усталого человека, отвернувшегося от внешнего и ушедшего в себя. Один из ежей встал на задние лапы и заскреб передними по темному дереву — то ли хотел взобраться наверх, то ли, наоборот, перевернуть тяжелую колоду… Никита внутренне дернулся, у него возникло мгновенное желание подойти, помочь… и Елизавета Вторая тут же вскинула тонкую руку:
— Замри!
Он замер.
Второй еж принялся деловито обнюхивать плотно утрамбованный, засыпанный дровяным мусором клочок земли между краем корыта и стеной сарая. Из сарая осторожно выглянула мадам Софья Львовна и зашипела, прижав острые ушки и выгнув дугой спину. Ежи не обратили на нее внимания, продолжая исследовать корыто и прилегающие к нему окрестности. Мадам, припав на живот, медленно поползла к корыту. Никита следил за ней, затаив дыхание. Ему почему-то казалось, что ежи вот-вот набросятся на кошку, начнется драка… но ежи вдруг прекратили свою активную деятельность, встали рядышком и, опустив встопорщенные до того иглы, уставились крохотными черными глазками на мадам, как будто чего-то ожидая.
Воздух вокруг стоявших на крыльце внезапно людей сгустился и подурнел, за несколько секунд став до нестерпимости плотным и зловонным, он потек по вискам и спинам, липкий и влажный… Елизавета Вторая тронула Никиту за руку:
— Идем.
Ни о чем не спрашивая, он молча шагнул со ступенек, прошел следом за Лизой-дубль в крытый двор, остановился рядом с корытом. Здесь пахло сухими гнилушками и сырыми березовыми дровами, дышалось легко. Ни ежи, ни кошка, занятые своим делом, словно и не заметили приближения людей. Мадам Софья Львовна внимательно понюхала землю — в одном месте, в другом… ежи наблюдали, люди тоже. Потом кошка начала принюхиваться к стенке сарая под корытом. Встала на задние лапы, бессильно уронив черный тощий хвост, цапнула когтями трухлявую доску, вытянулась во всю длину, цапнула еще раз — повыше… и резко мяукнула. В ее хриплом голосе Никите почудилось разочарование. Почему бы это? Он не успел обдумать возникший вопрос. Елизавета Вторая снова тронула его за руку:
— Надо убрать корыто…
Он тут же сунул в карман граненый шар, схватил деревянную штуковину, оказавшуюся невообразимо тяжелой (дубовое оно, что ли…), и вскинул ее на плечо, одновременно вопросительно посмотрев на девушку.
— Туда, — показала она взглядом, не поворачивая головы.
Туда так туда…
Он вынес деревянную емкость в открытый двор и аккуратно положил на траву. Выпрямился… и вдруг его словно ударило в спину. Ножом. Острая мгновенная боль проткнула его насквозь, он задохнулся, застыл, пережидая… а в следующую секунду в нем уже вскипела ярость. Ах, гад, в спину бить… ну, получишь ты на орехи… он ничуть не сомневался в том, что на него напал скарабей… напал, защищаясь, не желая терять власть над чужими перерождениями…
Никита метнулся назад, под крышу внутреннего двора. Где-то тут он видел… ага, вот… Он схватил валявшийся среди дров колун и изо всех сил рубанул им по стенке сарая в том месте, где только что клонилось к старым доскам старое корыто. Доски брызнули во все стороны щепками, из образовавшейся бреши выпал небольшой бумажный сверток. Коричневая оберточная бумага отсырела и покрылась плесенью, черная резинка, стягивавшая сверток, лопнула. Никита уронил колун. Его вдруг охватила слабость… тело стало мокрым от хлынувшего ручьями пота… колени задрожали, ему захотелось лечь на землю и уснуть. Уверенная рука Лизы-дубль подхватила его под локоть, помогая выстоять. Огромная, несгибаемая сила духа Елизаветы Второй хлынула в поток сознания Никиты, восполнив все то, что сам он расплескал по собственной небрежности и неосторожности.
— Шар… где шар? — донесся до его ушей горячий шепот.
Но граненый шар уже и сам дергался и вертелся в кармане, напоминая о себе, требуя свободы. Никита едва успел сунуть в карман кончики пальцев, как шар очутился в его ладони, а рука как бы сама собой вытянулась во всю длину… и хрустальный дар фантастической Лизы ускользнул от Никиты и повис в воздухе, проникнувшись бледным золотистым светом. Мадам Софья Львовна с диким пронзительным воем напрыгнула на сверток и рванула его когтями. На земляной пол вывалился полосатый ониксовый скарабей. Ежи, громко хрюкая, мгновенно уволокли ошметки заплесневелой оберточной бумаги и рваную резинку, но через секунду-другую вернулись и заняли позицию в метре от жука, держась бок о бок и продолжая угрожающе хрюкать. Кошка тем временем осторожно подкралась к жуку и, вытянув когтистую лапку, опрокинула полосатого спинкой вниз — и тут же с шипением отскочила назад и замерла, прижавшись к земле, готовая к новому прыжку.
Черно— белый жук -неживой, каменный, — заворочался, пытаясь перевернуться. Все затихло. Ежи перестали фыркать и хрюкать, мадам Софья Львовна больше не шипела… Никита затаил дыхание, не зная, что делать, но чувствуя, что в общем все идет как надо… Елизавета Вторая стояла рядом с ним, слегка касаясь его плечом. Оба они смотрели не на скарабея, а на хрустальный шарик, висящий в воздухе перед ними. Шарик как-то неуверенно тронулся с места, словно не зная, куда ему плыть… и Никита мысленно забормотал: «Ну же, давай, ты все знаешь, ты все умеешь, тебя Лиза научила, фантастическая Лиза, маленькая провидица… действуй, действуй! Вперед! Врежь ему!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});