3. Охота на ведьм и истеричек – отзвук средневековья в психиатрии
Выступая против мифов и метафор, Сас не избежал метафоричности идей, и центральной здесь является метафора религиозная. Если вкратце представлять ее основную траекторию, то она такова. Все социальные и научные институции, в том числе психиатрия, организованы по религиозному принципу, который скрывается под внешней мишурой сетки научного аппарата. Институция объединяется на основании идентификации с сакральными символом и ритуалом. Все члены, которые этой идентификации не разделяют, не принадлежат к этой группе. Особое значение в этой идентификации играет феномен козла отпущения. Его конституирование и формирование самой процедуры происходит путем оформления общей договоренности о приемлемом и неприемлемом, о хорошем и плохом, о здоровом и больном. Неприемлемое, плохое и больное и становится этим козлом отпущения, роль которого в обществе исполняют психически больные, суициденты, наркоманы, не подходящие под доминирующую договоренность/мораль общества и по этому, в силу определенных трансформаций, объявляющиеся больными.
Атаки на религиозную метафору сам Сас объясняет тем, что она является центральной в истории европейской культуры. Он говорит о религии как об идеологии. «У каждой эпохи и цивилизации есть свои идеология и институции, что формируют и отражают сущностные значения, которые люди придают своей жизни»[508], – пишет он в предисловии к сборнику «Век безумия». Тысячелетие от падения Рима в V в. до завоевания Константинополя турками в XV в. Сас называет веком веры. В эту эпоху Европа обратилась в христианство, и христианская церковь стала доминирующей, основной институцией, определяющей как политику европейских государств, так и жизнь простых людей. Быть человеком означало поклоняться Богу, быть добродетельным означало быть добропорядочным христианином, а быть злым означало то же самое, что и быть грешником. Религия, на взгляд Саса, являлась господствующей идеологией в истории культуры. Она формировала все ценности и значения, все смыслы и образцы поведения, а также идеалы единственно правильного мышления. От терпимости, личной ответственности и вины люди прятались за религиозными предписаниями. То, что одобрялось религией и возводилось ею в разряд ценностей, считалось хорошим и должным, то, что она отвергала, – плохим и греховным.
В эпоху Просвещения религия постепенно утратила свою власть над умами людей, уступив свое место науке, поэтому в настоящее время, по мнению Саса, мы живем в век науки, век разума и, скорее, даже – в век безумия, поскольку точно так же, как век веры изобиловал еретиками, век разума изобилует безумцами. В этот век медицина и психиатрия заступили на место религии, и фактически сами в религию и превратились. «Тысячелетиями мужчины и женщины уходили от ответственности благодаря теологизации нравов. Теперь они уходят от нее благодаря их медикализации»[509], – пишет Сас и продолжает: «Ницше назвал это смертью Бога. Но Бог не умер; он просто отошел в тень исторического пространства, чтобы облачиться в другие одежды и вновь выйти на сцену как ученый и врач»[510]. В настоящее время, как отмечает Сас, врач – это современный Папа Римский, а лекарства – это современное воплощение молитвы, исцеляющей благодаря вере в ее всемогущество.
Медицина или психиатрия для Саса больше не имеют прикладных целей и не ориентированы на поддержание здоровья и избавление от болезней, они формируют смысл и цель жизни, поэтому здоровье становится целью само по себе. Здесь мифология и религия идут рука об руку. Здоровье при этом становится ложным богом, которому поклоняются, врач – священником, отправляющим эти религиозные обряды почитания божества, а медицина – теологией, занимающейся апологетикой.
Сас отмечает, что подобный статус и религии, и медицины своими корнями уходит в человеческую природу. Человеческая жизнь невообразима без страдания, поэтому все наше поведение направлено на максимизацию желательных событий и минимизацию нежелательных. При этом парадоксально, но задача минимизации страдания в масштабах общества всегда приводила к обратному результату. Сас здесь приводит пример коммунистической идеологии, которая, вначале считаясь благом и наилучшим путем избавления от страдания людей, обернулась ужасающей тиранией. Точно так же, на его взгляд, действуют религия и медицина: и религия, и медицина, первоначально возникшие во благо человечества, впоследствии весьма преуспели в том, чтобы стать одним из самых больших источников страдания.
Основой функционирования этих систем является подмена оправдания действий объяснением событий и наоборот. Именно в силу этих коллизий и получается так, что изначально благие цели оборачиваются противоположными результатами. Оправдание для Саса всегда обращается к действию, в то время как объяснение основывается на апелляции к событию. Если в обыденной жизни это различие не столь важно, то для медицины оно приобретает основополагающее значение. Оправдание, если оно предлагается само по себе, имеет очень слабую силу аргументации, тогда как если выдвигается как объяснение, оно приобретает гораздо большую силу. Сас приводит многочисленные примеры подобных подмен. К примеру, если человек, лишая себя еды, утверждает, что хотел уморить себя голодом до смерти, его квалифицируют как психически больного, но если он утверждает, что таким путем служит Богу, то его считают истинно религиозным.
По Сасу, включенность всех людей в религию и медицину как господствующие идеологии обеспечивается тем, что как грех, так и страдание универсальны, и посредством этого уже с самого раннего возраста все люди, нравится им это или нет, становятся прихожанами-пациентами священников-врачей. «Теперь и пациенты, и врачи входят в Церковь медицины, ее теология, задающая их роли и правила игры, в которую они должны играть, и ее церковные законы, теперь именуемые здравоохранением и законами о психическом здоровье, обеспечивают соответствие доминирующей медицинской этике»[511], – подчеркивает Сас. Сомнительность статуса медицины, как и сомнительность статуса религии, по мнению Саса, связана с тем, что они имеют непосредственное отношение к здоровью и болезни, жизни и смерти – к категориям, которые ясно не определены, поскольку невозможно ничего сказать о цели жизни. Врач, который клянется служить всему человечеству, допускает сознательное или неосознанное лукавство, поскольку эта задача изначально обречена на провал. Защищая интересы одного человека или группы людей, врач часто идет против интересов другой группы. Поэтому закономерно, что Сас задается вопросом, чьим агентом является врач и чьи интересы он обслуживает.
Кроме того, что врач является собственным агентом и агентом пациента, он может быть агентом социальной институции или группы. При этом ценности, которые он исповедует как человек, должны быть поставлены на службу ценностей социальной институции. Таким образом, врач становится агентом государства и психиатрии, и этот статус врача, по мнению Саса, становится явным еще на заре медицины – в греческой философии, в «Государстве» Платона. В дальнейшем он лишь трансформируется в зависимости от эпохи.
Сас вспоминает, что в Средние века врачи часто играли ведущую роль в расследованиях инквизиции, помогая отыскивать ведьм благодаря специальным диагностическим процедурам. В эпоху Просвещения в рамках медицины формируется собственная тоталитарная карательная структура, призванная служить монарху, так называемая медицинская полиция. Медицинская полиция служила не здоровью и не больному, она укрепляла власть и состояние монарха. Союз медицины и государства был окончательно закреплен после Французской буржуазной революции с совершенствованием и гуманизацией процедуры казни, этот союз, по Сасу, явственно проступает в изобретении гильотины. В современную эпоху врач является агентом различных социальных групп, реализуя, поддерживая и укрепляя их интересы. Врач работает на школы и фабрики, проф союзы и работодателей, страховые компании, фармацевтические агентства, иммиграционные службы и тюрьмы и проч.
Вскрывая религиозные корни медицины и психиатрии, Сас обращается к образу психически больного. Уже в своей ранней книге «Миф о душевной болезни» Сас рассматривает отношение к психическим заболеваниям на примере истерии и сопоставляет истерию и одержимость, находя общее между средневековой инквизицией, гонениями на ведьм и современной ему психиатрической системой. «…Я, – пишет он, – попытаюсь показать, как сегодня понятие душевной болезни используется главным образом для того, чтобы затемнить и “оправдать” проблемы в личных и социальных отношениях. Именно так (и с такой же целью) использовали понятие колдовства и одержимости с периода раннего Средневековья и вплоть до нескольких эпох после Возрождения»[512]. Поэтому: «Сегодня так называемые душевнобольные – официальные козлы отпущения современного общества»[513]. Так, используя образ козла отпущения, привлекаемый Сартром в его работе «Святой Жене», Сас описывает механизмы отчуждения, инаковости и стигматизации.