Мир уменьшился до пятачка земли в нескольких шагов, клочка голубого неба и небольшого участка вала. Я был предельно сосредоточен. Бил и колол вражеских солдат, отрубал руки и головы, ничего не слыша и не чувствуя вокруг. Кружился в странном ломаном танце. Имперцы лезли через бревенчатую стену один за другим. И каждый находил гибель от моего меча или посоха.
Плечо ожгло болью. Я отшатнулся, бросил быстрый взгляд вокруг. Скифрцы уже были внутри укреплений. Отчаянно рубились с нашими, теснили. Хорошие воины — все рослые и сильные как на подбор. Гвардия. Я увлекся, дрался наполовину окруженный. Наши отступали, прикрывшись щитами. Предпринимали отчаянные контратаки, но врагов было слишком много.
По груди чиркнул вражеский клинок, высек искры. Магическая куртка защитила, но я ясно услышал, как затрещали ребра. Боль пронзила грудь. Я охнул и отшатнулся, изо рта брызнула кровь. Быстро создал лечащее заклятие, зарычал от ярости и взорвался чередой ударов. Перед глазами была сплошная круговерть, блеск стали. Сухожилия рук разрывала боль, под клинком скрежетал металл, хрустело и чавкало. Грудь и спину, плечи и ноги сотрясали удары. Я мгновенно заживлял раны, рвался вперед, словно обезумевший берсеркер. Рядом прошипела яркая молния, сожгла нескольких врагов. Это дало мне небольшую передышку. За пару секунд я успел создать заклятие. Имперцы вокруг взвыли от боли, повалились на землю. Из стыков доспехов и щелей в забралах повалил дым, потекла отвратительная бурая жижа. Появилось пространство для маневра. Наши тут же им воспользовались, кинулись в контратаку. Я почувствовал, что меня прикрывают с боков, и пошел вперед на острие клина. Убивал быстро и безжалостно, жег врагов целыми десятками. Работал четко и размеренно: удар клинком, пинаем ногой обмякшее тело и выбрасываем вперед оголовье посоха. Хруст костей — тяжелый каменный шар сминает доспехи, вдавливает грудную клетку. В это время спускаем с привязи готовое заклятие. Маленькие огненные змейки скользят по телам скифрцев, прожигают дыры в доспехах, выедают внутренности…
Я прошелся вдоль вала несколько раз туда и обратно. Сбивал волны имперцев. Наши шли позади и добивали. Оставшиеся в живых арбалетчики перезаряжали свое оружие, поддерживали стрельбой. Когда стало трудно идти из-за множества трупов под ногами, поток скифрцев иссяк.
Спину мне ожег жар, раздался гул и рев пламени. В бой включились огйеметатели. Я обернулся, прищурившись, посмотрел на стену яркого белого пламени и черные вопящие фигурки, мечущиеся в рукотворной Преисподней. Механики и наводчики водили стволами орудий, пытаясь захватить как можно больший сектор. Почва под ногами вздрогнула, справа в небо ударил столб белого пламени. В воздухе превратился в маленькое солнце и рухнул где-то среди воинства империи.
Голова закружилась. Я оперся о посох, постарался дышать ртом. Запахи были тяжелые, тошнотворные. Под ногами хлюпало, сапоги скользили по мягким и еще теплым телам. Я постарался не смотреть вниз, занялся самолечением.
— Отбились! — устало охнул Маэрдир. Раздраженно спихнул тело скифрца с ограды, оперся спиной о бревна.
Сверху сверкнуло, прошипело. Позади на небольшом возвышении стоял Иг и колдовал. Я невольно восхитился той скорости, с которой он сплетал энергию в контуры. Боевой маг мастерски управлялся с шаровыми молниями, воздушными хлыстами и ножами. Создавал что-то еще, но я даже названий этих плетений не знал. Бил непрерывно и прицельно, сеял панику в рядах отступающих, помогал соседним отрядам. Чародей выглядел безжалостным богом войны. В холодных глазах Ига плясали синеватые искорки энергии, тонкий серебряный обруч тускло блестел на лбу.
Я перевел взгляд на мечника. Лицо у Маэрдира потемнело от усталости, светлые волосы слиплись от крови. Шлем он где-то потерял. Доспехи воина были страшно посечены, правый наплечник болтался на одном ремне. Он весь был в потеках крови, даже непонятно — своей или чужой. Досталось ему.
Подошел Рол, привалился рядом с мечником. Следопыт тоже был изможден, словно весь день таскал мешки с песком, измазан кровью. Я присмотрелся — ранен в предплечье и ногу. Не раздумывая, шепнул заклятие. Рол поморщился, зашипел от вспышки боли. Но тут же расслабился, с удивлением осмотрел белые полоски шрамов на месте глубоких резаных ран.
— Цены тебе нет, Эскер! — пробормотал воин, ощупывая бедро. — Каждый раз выручаешь. Я в долгу перед тобой.
— Еще не вечер, — буркнул я. — Тебе представится случай отплатить.
Остатки фаланг отступали к основным войскам. Кое-где еще шел бой, оттуда доносился звон мечей, крики и ругань. Но из наших тылов подошли свежие резервы, включились в схватку. В нескольких местах склон вала превратился в огненное поле. Имперцы бежали, завывая от ужаса. Но многие уже упали, превратились в дымные головешки. Огневики не жалели масляной смеси. В небе сверкали яркие хвостатые звезды, падали среди воинства скифрцев. В воздух рвались фонтаны грязного пламени и комья земли.
— Война всегда такая? — спросил я в пустоту.
Рол глянул на меня с печалью. Вымученно улыбнулся, отер кровь и пот с лица
— Да, Эскер, — ответил следопыт. — Некрасиво, правда?
— Ужасно, — согласился я. — Почему люди воюют?
— Спроси что-нибудь полегче, — фыркнул Маэрдир. — Зависть, злоба, жадность — выбирай что хочешь.
В груди у меня будто засел осколок льда, острый и холодный. Полоснул по сердцу. Я постарался растопить его усилием воли. Не получилось. Слишком уж было страшно. Не за себя, нет. За безумный мир, в котором живут столь жестокие существа. Странно, и почему я еще не сгорел в горниле междоусобных войн? Мне приходилось убивать и сражаться. Но эта битва… То, что было раньше, — детский лепет по сравнению с нею.
— Тогда мы хуже зверей, — произнес я одними губами. — Звери убивают лишь для пропитания.
Рол услышал — у него вообще был острый слух. Скривился.
— Не забивай себе голову, Эскер, — сказал следопыт. — Иначе дрогнешь в решающий момент. А это смерти подобно. Ведь ты хочешь еще пожить?
— Хочу, — покорно согласился я.
Я прекрасно понимал, что думаю о прописных истинах, что Рол прав. До меня тысячи ученых и философов ломали головы над этими вопросами. Наверное, это возрастное. В дурной голове начинают появляться умные мысли. Ничего оригинального, просто наступил определенный период взросления. Но тут тревожит иное. Почему хорошие и действительно важные мысли считаются детскими и наивными? Неужели быть взрослым — значит очерстветь, не обращать внимания на такие вещи? Или так просто легче?..
Я хмуро посмотрел на груды тел. Недавно это были живые, дышащие люди. Наверное, кого-то любили. А теперь просто бездушная куча парующего на морозе мяса и костей. Журчали ручейки крови, густыми алыми потоками стекали с пологого склона: Среди этого ужаса бродили выжившие воины. Добивали врагов, своих раненых оттаскивали к палатке лекарей. Люди в серых длинных одеждах суетились, перевязывали раны, поили живительными настойками.
Появился Феран, кивнул мне. Офицер выглядел кровавым демоном. Но оказался жив и невредим, даже не ранен.
— Хорошо сражаешься, Эскер, — сказал воин. — Только неправильно.
— А как правильно? — проворчал я.
— В строю, — твердо сказал лейтенант. — Сообща мы сильнее. Спину соратник прикроет, подсобит в трудную минуту. Ты здорово помог, но не высовывайся, ради богов!
— А как же честь, радость битвы, доблесть? — спросил я и криво ухмыльнулся.
— Лучше быть осторожным и живым, чем смелым и мертвым, — отпарировал Феран.
Командир провел быструю перекличку. От тридцати воинов, начинавших сражение, осталось пятнадцать. И лишь десяток боеспособных, но израненных и усталых. Я плюнул на конспирацию, подлечил их заклинаниями. Уже неважно, что подумают. Выжить бы.
Не успели мы отдышаться, как вновь протрубили трубы. Мы бросились к валу. Поле все было в столбах черного дыма, к небу рвались языки пламени. Скифрцы бежали вперед под прикрытием щитов. Опять копейщики, а за ними сразу мечники. Свежие резервы, еще не потрепанные нами. Феран приказал зарядить арбалеты. На каждого пришлось сразу по два таких агрегата.