Читать интересную книгу Дитте - дитя человеческое - Мартин Андерсен-Нексе

Но не так-то скоро зарастает пролом в живой изгороди. Дитте наблюдала это на пастбище, убедилась в этом и теперь. Она взяла на себя заботу о ближнем, в чем в сущности не было ничего необычайного. С тех пор как она себя помнила, всегда кто-нибудь нуждался в ее заботах, в ее материнской нежности. Ей приходилось все свои силы отдавать на то, чтобы облегчить жизнь другим: от нее как-то само собою требовалось, чтобы она помогала всем.

Все же ей захотелось, наконец, немножко развлечься. Стояла середина лета, и солнце согревало кровь Дитте, изгоняя из ее души все заботы и огорчения, зажигая в ней тихую радость бытия, желание жить и веселиться.

По субботам на прибрежных дюнах или поблизости от одного или другого хутора на лужайках устраивались вечеринки с играми и танцами. Дитте старалась не пропустить ни одной. Раньше она никогда не танцевала на настоящих вечеринках, а теперь наслаждалась вовсю, с одинаковым удовольствием отплясывая и с парнями и с любой из своих подруг. Ее увлекали движения самого танца: так чудесно было закрыть глаза и плавно кружиться под музыку!

Но трудно было скрываться от Карла. Он подкарауливал ее где-нибудь за хутором и убедительно просил не ходить на танцы. Дитте не обращала внимания на все его разглагольствования о грехе и тому подобном, но отвязаться от него все-таки трудно было. И она поворачивала назад домой. И хоть бы он предложил ей прогуляться с ним разок! Они могли бы пройтись берегом в сторону поселка, там никогда ни души не встретишь. Но ему это и в голову не приходило.

Она надувала его, притворяясь, будто идет спать, сама же прокрадывалась со двора другим путем. И от души радовалась, когда вечеринки совпадали с одной из вечерних «бесед», на которые ходил Карл.

Тяжелый он был человек! Тяжелее всех, с кем ей приходилось иметь дело. Ему больше не с кем было дружить, вот он ревниво и льнул к ней. Ему постоянно нужно было знать, где она, чтобы было куда обратиться со своими горестями. Словно избалованный ребенок к няньке, тянулся он к Дитте, болея душой, тяготясь я самим собою и матерью — всем на свете. Одна Дитте могла заставить его поднять голову и улыбнуться. Она гордилась своею властью над ним и продолжала нянчиться с ним, всячески изворачиваясь, чтобы устроить все к лучшему — для себя и для него. Он старался теперь не заходить в ее каморку даже днем — боялся. Но иногда все-таки приходил ночью и тихонько стучался к ней. И ей, несмотря на смертельную усталость, приходилось вставать, накидывать на себя платье и выходить к нему.

— У меня так болит здесь, — говорил он, держась обеими руками за затылок.

Они тихонько прокрадывались на берег я, усевшись на больших камнях, прислушивались к монотонному плеску волн и говорили. Сам Карл был не очень словоохотлив, и разговаривала больше Дитте о том да о сем.

Он внимательно слушал, но иногда начинал поучать ее.

— Вся-то ты в суете мирской, — наставительно говорил он.

— Ну, так и оставь меня в покое! — обиженно отвечала Дитте, и они расходились.

В одну из суббот предстояла прощальная вечерника на постоялом дворе, в получасе ходьбы от хутора. Белые ночи давно кончились; прошла уже половина августа, ночи пошли темные, ветреные, и настала пора проститься с летними радостями в этом году.

Дитте позволили пойти на вечеринку сразу после ужина. Сине не переставала покровительствовать ей и сама справляла всю вечернюю работу. Дитте обновила свое еще ни разу не надеванное платье из полушерстянки, вплела в косы голубую ленту и обвила их вокруг головы. Ей хотелось сегодня быть покрасивее и… совсем взрослой! Карл, к счастью, отправился на «беседу», но ради пущей безопасности она пошла полевой тропой, выводившей прямо к поселку. Ей было весело, и она напевала по дороге. Только в самой глубине души притаилась темная тень, но это было вроде больного зуба, который перестал ныть. Только не трогать его, и он не будет мешать.

Вечеринка была в полном разгаре, когда пришла Дитте. Музыкант не явился, поэтому затеяли игры, перемежавшиеся танцами под хоровое пение. Были тут и люди постарше и совсем зеленая молодежь: дети хусменов, сельские батраки и работницы, а также несколько молодых мастеровых из поселка. Дети хуторян не удостаивали такие вечеринки своим посещением.

Играющие водили хоровод и пели: «Поглядите, кто в кругу!» Дитте быстро встала в цепь, схватив кого-то да руки, и случайно попала между двумя парнями. Но сегодня она не боялась и не конфузилась, — она чувствовала себя взрослой. Громко пела она в общем хоре и ждала: выберет ли ее кто-нибудь из ходивших в кругу парней. Сердце у нее билось от волнения. По тому, сколько раз выбирали девушку, каждый мог судить об ее успехе. Некоторые девушки почти не выходили из круга и едва успевали завязывать покрепче тесемки на башмаках.

Случилось так, что Дитте тотчас же выбрали. Быть может, это просто счастливый случай, но она вернулась на свое место в хороводе вся пунцовая от радости. Этот румянец и блеск глаз, радость, оживление и уверенность в себе, помогавшие ей так свободно выступать в кругу, — все это делало ее прелестной. Всякий мог видеть это. В кругу появилась новенькая, на которую до сих пор мало обращали внимания; нескладная раньше девчонка вдруг расцвела красотой и хотела быть первой среди девушек, чтобы все парни наперебой бросались к ней и приглашали ее танцевать.

Не слишком ли возомнила о себе Дитте в этот вечер? Пожалуй, за нею не так уж много и ухаживали, как она сама воображала. Но, во всяком случае, Дитте оказалась в число девушек, приглашенных парнями на кофе в трактир.

Когда она опять вернулась на лужайку, было уже совсем темно. Трактирщик выставил в слуховом окошке лампу, которая освещала лужайку, где плясали. Какой то краснощекий паренек, весь вечер вертевшийся возле Дитте, но не танцевавший, теперь в потемках осмелился, наконец, пригласить ее. Дитте он нравился; у него были крепкие горячие руки, которыми он обнимал ее без всякой задней мысли, и такое свежее, молодое дыхание, отдававшее парным молоком, как у детей. Но он все еще конфузился и, чтобы придать себе храбрости, стал выкидывать такие коленца, что все другие перестали плясать от смеха.

— Ну, теперь довольно, — сказала Дитте, сама смеявшаяся над его шутками.

Но он не хотел расстаться с ней и продолжал кружить, а потом вдруг поцеловал ее и, сам испугавшись этого, выпустил ее и нырнул в темноту под хохот окружающих. Слышно было, как он бежал в темноте далеко-далеко…

Дитте ушла раньше, чем кончились танцы, чтобы никто не увязался провожать ее домой. Обычно тот, кто провожал девушку до дому, имел на нее известные права. Дитте знала это, а ей хотелось оставаться совсем свободной. Пройдя некоторое расстояние, она встретила краснощекого паренька. Звали его, как ей помнилось, Могенс. Он поднялся из придорожной канавы, словно из-под земли вырос.

— Можно мне проводить тебя сегодня? — спросил он нетвердо.

— Отчего же? Можно, — ответила Дитте.

Его она не боялась. Они пошли вместе молча. Он ведь должен был завести разговор, но парень только шагал рядом с ней да глядел по сторонам. Дитте не прочь была, чтоб он и аа руку ее ваял.

— Можно… можно мне будет проводить тебя и в другой раз? — спросил он наконец.

— Еще не знаю пока, но, пожалуй, что можно будет, — ответила она серьезно.

— А можно… можно мне сказать об этом другим?

Нет, этого Дитте не хотелось.

— Пойдут сплетай, что мы помолвлены, — сказала она.

— А не поцелуешь ли ты меня?

Дитте поцеловала его тихо, задумчиво. Потом они пошли дальше, держась за руки, но молча.

У ворот хутора Дитте остановилась и сказала:

— Спокойной ночи!

— Спокойной ночи! — ответил он.

Они постояли с минуту, все еще держась за руки, затем их губы встретились в простодушном детском поцелуе. Поцелуй показался им обоим слишком долгим и торжественным, и они, переведя дух после него, сразу расхохотались. Потом Могенс повернулся и пустился бежать обратно. Дитте долго слышала его топот. Отбежав немного, он загорланил песню. Вот этот был Дитте по нраву!

Карл сидел на чурбане близ дверей ее каморки и ждал. Дитте, будто не видя его, пошла прямо к двери. Сегодня ей хотелось избавиться от его поучений. Он, однако, подошел к ней.

— Ты все-таки была на танцах, — вяло протянул он.

Дитте не ответила. Что ему за дело до того, где она бывает? И она взялась за щеколду.

— Я тоже был на танцах. Я взглянул на небо и видел ангелочков с крыльями, порхающих у ног агнца на престоле славы. Хочешь, пойдем на берег, я расскажу тебе об этом.

Нет, Дитте хотелось поскорее в постель. Она устала, и было уже поздно.

— Так скажи мне одно, — проговорил он мрачно. — Я ли ввел тебя в грех?

— Я вовсе не грешница! — ответила Дитте со слезами, топая ногой. — И оставь ты меня в покое! Не то я позову твою мать и все расскажу ей!