Читать интересную книгу Орлиное гнездо - Вадим Павчинский

Вторым разбиралось заявление Ефима Хорошуты. И снова шумело собрание, забрасывая Ефимку вопросами.

— Допустим, мы примем тебя в комсомол, — обратилась к Ефиму Маша, и лицо у нее стало строгим. — Как ты поведешь себя дальше? Не махнешь опять по железным дорогам в разные города?

Ефиму хотелось рассказать ребятам о том, как крепко он полюбил и город на берегу Тихого океана, и море, и корабли. Сказать, что любит своих товарищей, завод, работу и что теперь он по-настоящему счастлив. Но вместо этих взволнованных слов вырвалась скупая фраза:

— Остаюсь на заводе и закрепляюсь до конца пятилетки.

— А мы пятилетку выполним досрочно. Значит, после этого до свидания? — спросила Маша.

— Зачем же? — пожал плечами Ефимка и улыбнулся. — Одну выполним — начнем другую. Ведь правда же?

Ефим в волнении переминался с ноги на ногу. Был он в сапогах, подаренных ему Федосом. Федосу припомнился душный вагон, рваная Ефимкина кацавейка, тряпичные «бурки» обведенные угольной копотью глаза с голодным и любопытным выражением, рассказы о неведомых землях с таинственными людьми — онкилонами, споры о дороге в жизни. Вспомнились и споры вокруг судьбы Ефима. И казалось, что вагонный тот разговор продолжался здесь, на собрании.

— Я так думаю, товарищи, тут дело ясное, — сказал Федос, которому страшно нравилось, что его слушают внимательно и серьезно. — Хлопца этого мы в комсомол примем.

В столовке раздался легкий смех. Кто-то озорно выкрикнул:

— А сам, папаша, будешь вступать? Гляди, какой активный!

На очереди были заявления Семена и Сергея. Изместьев все время посматривал на дверь: не придет ли Андрей. Он обещал выступить на собрании в поддержку Сергеевой кандидатуры. Но Андрея все не было. Он спешил с доделками на «Тайге» и, видимо, в горячке работы не слыхал обеденного гудка или забыл о Сергее.

— Я схожу за Андреем. А сам за него поработаю, — шепнул на ухо Сергею Ефим и вышел из столовой.

Через несколько минут появился Андрей. Собрание продолжалось. Разбирали заявление Сергея.

Вдруг в столовой стало необыкновенно тихо. Все замерли, прислушиваясь к тревожным гудкам на рейде.

— Никак пожар? — высказал предположение Калитаев.

Кто-то распахнул дверь, и все услышали нарастающий хор гудков.

— «Тайга» горит! — крикнул появившийся на пороге рабочий.

— Комсомольцы, за мной! — скомандовала Машенька и бросилась к дверям.

Семен и Сергей, которого только что приняли в комсомол, кинулись вслед за Машей.

Подталкивая друг друга, люди взбегали по трапу на борт «Тайги».

Сквозь пламя, плотно прижав к лицу фибровый щиток, пробивался Ефим. От его брезентовой куртки взлетали язычки пламени.

Федос бросился навстречу Ефиму, сорвал со своих плеч просторную спецовку и набросил ее на голову Хорошуты, потом облапил его по-медвежьи и вынес из огня. Когда Федос осторожно положил Ефима на палубу, люди стали сбрасывать с себя куртки и бросать их на Ефима, чтобы загасить пламя на нем. Затем они кинулись к месту пожара и со злым ожесточением принялись тушить огонь, не давая ему распространиться. Подошедшим вскоре пожарным катерам уже нечего было делать.

Ефим лежал без сознания. Лицо и руки его были в сильных ожогах.

Позвонили в заводской медпункт. Подъехали врач, медицинская сестра. Они уложили Ефима на носилки. Он стонал от боли. «Вот так, наверно, и мой Яким», — подумал Федос. Он провел ладонью по лицу. Она шершаво цеплялась за обгорелую бороду, опаленные брови. Слипались обожженные ресницы.

Могучий призывный гудок Дальзавода скликал людей на труд.

Федос еще раз поглядел на Ефима. «Не сдюжит малец, здорово прижгло». Потом шагнул к трапу. Впереди Федоса шел Шмякин. Он встревоженно оглянулся, отступил, пропуская Федоса.

Рабочие возбужденно говорили о пожаре.

— Бензин откуда-то взялся. А тут — сварка, искры во все стороны.

— Подожгли, не иначе. Поналезло на завод всяких буржуйских сынков. От них хорошего не жди.

— Огня-то много, это верно. А только запугать нас — не выйдет.

В этот день Федос работал с каким-то ожесточением. Митрий — подручный Федоса — обливался потом, не поспевал за требовательным, неустающим Федосовым молотком. А Лобода, сдвинув обгорелые брови, пулеметно стучал по тугому корабельному железу.

Федос клепал корпус морской шхуны для северных плаваний. С ее палубы, сквозь заштрихованный дождем воздух, был виден черный корпус «Миража». Хозяина этой шхуны Федос видел однажды в дерябинском особняке, где Семену дали комнату.

После работы Федос шел домой с большим горем на сердце, с беспокойными мыслями о судьбе Ефимки.

У входа в особняк Федос повстречался с Дерябиным. Тот скользнул взглядом по выпачканной сажей спецовке, по обгорелой бороде и бровям Федоса, принужденно улыбнулся, спросил:

— Никак огнем подпалились где-то?

— Был грех, — уклончиво ответил Федос. — Какая-то паскуда бензин возле сварщика поставила.

— Какой ужас! — воскликнул Дерябин вполне искренне, как показалось Федосу.

Тронутый участием Дерябина, Лобода сказал, огорченно вздохнув:

— Малец один сгорел. Не сдюжит… А пожар погасили, а то как же! — заключил Федос с чувством гордости за смельчаков, ринувшихся в огонь.

Выслушав рассказ Федоса, Дерябин побежал по лестнице и торопливо прошел в свою квартиру. Федос же долго путался в многочисленных дверях особняка, пока наконец отыскал комнату Семена.

Высокая, светлая комната с большими окнами, выходящими на Амурский залив, казалась Федосу сущим дворцом, особенно в сравнении с бакарасевским жильем. «Вот оно рабочему человеку какое почтение, — размышлял Федос. — Этакие хоромы! Хватит, помыкались по хибарам!»

Федос остановился на пороге: пол был залит водой, и Поля, по-деревенски подоткнув юбку, напевая песню, мыла пол. Босые ноги непривычно скользили по узорчатому линолеуму. Федосу было неловко смотреть на голые ноги девушки, он поглядел на украшенный затейливой лепниной потолок и предупредительно кашлянул. Девушка испуганно ойкнула.

— Ой, это вы, дядя Федос! — сказала Поля, сдвигая тыльной стороной ладони косынку с бровей. — Как хорошо, что вы пришли! Поможете мне. А то я Семену пообещала прибрать в комнате, а времени не хватает. На занятия пора… Вот отдайте сначала это хозяйке, — Поля протянула Федосу потемневший берестяной туесок с нитками, позабытый в комнате Дерябиной. — А потом принесите с кухни ведро воды.

Федос взял туесок в одну руку, ведро в другую и зашагал по гулкому коридору. Некоторые двери были распахнуты, было видно, что в комнатах тоже шла предпраздничная приборка: новоселы устраивались на новом месте прочно, по-хозяйски.

На стук Федоса открыл дверь Дерябин. Он молча принял из Федосовых рук отцовский туесок, приносивший некогда счастье дерябинской семье.

На кухне Федосу повстречался пришедший с работы Семен. Федос сунул ведро сыну, а сам отправился к Калитаевым. Пусть молодые поговорят, незачем мешать им.

Егор сообщил, что шефская бригада в Бакарасевский колхоз уезжает сегодня вечером и Федосу надо собираться в дорогу.

— Через час в горкоме назначена встреча руководителей города с членами шефских бригад, — сказал Егор. — Ты тоже приглашен.

Второй раз после приезда во Владивосток Федос вошел в белое здание с железной мачтой на крыше. На крестовине были подвешены черные кубы и пирамиды, предупреждавшие о непогоде на море. Усиливался дождь, крепчал ветер — промозглый ветер поздней осени.

В кабинете секретаря горкома партии, среди сидевших за длинным, накрытым кумачовой скатертью столом, Федос увидел того самого человека, у которого когда-то спрашивал адрес Калитаева. Очкастый подошел к Егору и о чем-то заговорил с ним, поблескивая стеклышками очков.

Секретарь горкома, рослый, худощавый человек в короткой старенькой кожаной куртке, посматривая все время в сторону Федоса, стал простыми, понятными словами объяснять задачи шефских бригад, которые пролетарский Владивосток направляет в помощь колхозному селу. Задачи были нелегкие, и Федос испытывал такое чувство, будто на его плечи накладывают большой груз. Хоть и трудно его нести, но почетно и перед людьми будет чем похвалиться. Федос был согласен с тем, что говорил секретарь, удивлялся его знанию деревенской жизни. «Серьезный, видно, мужик, понимающий», — заключил Лобода.

— Партия надеется на вас, товарищи рабочие, — закончил свою речь секретарь. — Помогите подшефным колхозам по-большевистски подготовиться к весне, вырастить побольше хлебушка.

Федоса эти слова взволновали. Выходит, его Яким правильную линию взял. Что ж, Федос ему поможет. Партия верный путь для крестьян показывает. Одному ведь счастья не добиться, не дается оно тем, кто охотится за ним в одиночку. Это Федос на себе испытал. На многое он теперь смотрел другими глазами.