Увы, надежда оказалась тщетной - в результате падения акций с марта 2000 г. по январь 2003 г. фондовый рынок похудел на 7 трлн долл. Одновременно случилась еще одна примечательная вещь: тем дело и ограничилось.
«За 2000 - 2002 гг. спад на фондовом рынке не смог породить финансовый кризис, - писал Дэвид Хейл, председатель страхового фонда Prince Street Capital,в начале 2003 г. в журнале Barron's. -Начиная с марта 2002 г. потери на американском фондовом рынке были беспрецедентны. Они составили 90% ВВП, тогда как за два года после биржевого краха 1929 г. было потеряно только 60%. Но за два последних года в США разорились всего 11 банков, тогда как с 1989 по 1991 г. - 500, а в 1930-х банки разорялись тысячами».
И что поразительно: в экономике ничего особенного не происходило. Безработных стало больше, но не так много, как можно было бы ожидать. Потребительские займы и расходы не сократились, как следовало бы ожидать, а выросли. «В 2002 г. операции по рефинансированию закладных подскочили до 1,5 трлн долл., а предыдущий рекорд, установленный в 1998 г., был 750 млрд долл.», - повествует Хейл.
После мягкого экономического спада в 2001 г. - и после первых выстрелов в войне против терроризма - «трудно вообразить более благоприятный сценарий, чем 3%-ный рост экономики, действительно имевший место в прошлом году», - заключает Хейл.
Нас в этой ситуации тревожит как раз то, что восхищает м-ра Хейла - она логически необъяснима. За впечатляюще абсурдным бумом должен следовать не менее абсурдный спад.
Но ведь и японский пузырь не был полностью разрушен за первые пару лет. Экономисты до сих нор неохотно обращают взгляд в сторону Японии, потому что не могут объяснить ситуацию. Ни кредитно-денежные, ни финансовые стимулы не дали эффекта. Но если силой повернуть их в сторону Страны восходящего солнца, они увидят, что после мягкого спада фондовый рынок достиг пика в 1989 г. и продолжился рост ВВП на 2 - 3% в год. Так продолжалось несколько лет. Но потом экономика вошла в более продолжительный спад. В 2000 г. ВВП на душу населения вернулся к уровню 1993 г.
В обоих случаях - Японии и США - должна пройти коррекция, сопоставимая с предшествующим бумом. В Японии так в конце концов и случилось. Полагаем, что и в США все будет точно так же.
Нам говорят, что японский пример неприменим за пределами Японии, потому что японцы создали вариант капитализма, почти не узнаваемый для западного человека. Это была система взаимных холдингов, государственного вмешательства, блатного продвижения по службе и фондового рынка, который стал национальным аттракционом. В атмосфере финансового безумия конца 1980-х японские компании вообще перестали быть капиталистическими предприятиями, потому что они игнорировали капиталистов. Прибыль перестала иметь значение. Показатель величины активов на акцию стал иллюзорным. Казалось, что значение имели только рост, доля рынка и громогласные заявления для прессы.
Что же это за капитализм, если капиталисты не требуют дохода на вложенный капитал? Так ли он отличен от американской модели? В конце 1990-х американские предприятия, казалось, еще меньше считались со своими капиталистами, чем японские со своими. Когда в начале 2000 г. котировки акций достигли пика, шел уже третий год падения прибылей. И они продолжали резко снижаться в первые два года спада. Прибыли падали, многие крупные компании объявляли себя неплатежеспособными, а тем временем жалованье топ-менеджеров росло. Плюс к этому, менеджеры, еще более искажая картину реальных издержек, предоставляли опционы ключевым служащим.
Несмотря на трескотню об инвестировании в технологии Новой экономики, реальные капиталовложения в заводы, оборудования и во все-что-может-обеспечить-инвесторам-более-высокую-прибыль-в-будущем сократились. В конце 1990-х чистые капиталовложения упали до самого низкого за послевоенный период уровня.
Как уже отмечалось ранее, вместо того, чтобы сосредоточиться на производстве, руководители американских корпораций ударились в финансовые операции, поглощения и погоню за быстрой прибылью, и все ради того, чтобы попасть на первые страницы газет.
Можно было бы предположить, что капиталисты пребывали в отчаянии от всего этого. Но все это для них уже не имело значения, потому что капиталисты исчезли. Место старомодных капиталистов, вкладывавших деньги в то, что они знали и понимали, обоснованно рассчитывая на прибыль, заняли новые, коллективизированные люмпенинвесторы, расчеты которых были совершенно безосновательны. Простаки и недоумки ожидали невозможной доходности от акций, про которые они ничего не знали. Руководители корпораций могли как угодно распоряжаться средствами предприятий. Они назначали себе фантастическое жалованье и премии. Можно было платить безумные деньги за любые активы; можно было брать огромные кредиты, а потом гадать, как погасить долг. Можно было урезать дивиденды или вовсе их не платить; несчастные простаки ничего во всем этом не понимали.
В Японии, как и в США, люмпенннвссториат должен был бы сразу после краха фондового рынка бегом бежать от акций, собственных кредитов и расходов. Тогда рынок бы мгновенно рухнул, но потом сумел бы быстро оправиться. Но тут же вмешались правительство и центральный банк, создавшие такую мощную страховочную сетку, что трудно было найти клочок мостовой, чтобы упасть на него.
Конечно, мелкие инвесторы совершенно ничего не понимали в происходящем. Что же удивительного, что они опять все сделали не так: держались за акции и жизнь в кредит, сопротивляясь переменам, затягивая трудный период коррекции рынка и тем самым мешая оздоровлению экономики? В Японии аналитики измучились, ожидая перемен. А спад все длился, мягкий и затянутый, как если бы человек тонул в цистерне с пивом.
Печальный закат доллара
Установив, что должно было бы случиться с фондовым рынком и экономикой и что случилось в реальности, рассмотрим положение имперской валюты - американского доллара. Что должно с ним произойти? - спрашиваем мы себя. Чтобы облегчить задачу читателю, до всех рассуждений ответим на этот вопрос: он должен подешеветь.
Люмпенинвесториат, т.е. сброд мелких инвесторов, склонен верить во всякий вздор. В разгар великого бума они верили, что вложения в акции могут приносить 18% дохода, при том что понятия не имели, чем занимаются их компании и как ими управляют. Они верили, что руководители корпораций будут заботиться не о собственном обогащении, а о благосостоянии инвесторов. Они верили, что курс акций всегда идет только вверх, и что Алан Гринспен не допустит серьезного падения котировок. Они верили, что американская система коллективистского капитализма, открытые рынки и страховочная сетка - лучшее достижение человечества и что этому совершенству суждено оставаться вершиной мировых достижений если не вечно, то очень долго.
Они также верили, что американский доллар - это настоящие деньги и что он будет рушиться управляемым и упорядоченным образом. Небольшая инфляция, внушили им, - это здоровье экономики.
Из всего вранья, которому поверили новые инвесторы, самым провокационным был доллар.
В главе 8 мы уже говорили, что любая вещь, и прежде всего деньги, имеют некую ценность только в силу своей редкости. Если бы в мире были миллионы картин Моне и Рембрандта, их цена была бы ничтожной по сравнению с нынешней. В XIX в. деньги были обеспечены золотом. И это ограничивало количество денег, потому что запас золота всегда ограничен.
Привыкнув к тому, что бумажные деньги обеспечены золотом, люди почти не заметили момент, когда у денег исчезло всякое обеспечение. Правительства печатали и распределяли новые, управляемые деньги. Правительства обещали, что не будут печатать их слишком много, или было принято так считать.
Но если в 1948 - 1971 гг. (период существования Бреттон-Вудской системы) резервы центрального банка выросли всего на 55%, за следующие 30 лет рост составил более 2000%. Этот взрывной рост денежной массы и кредита может быть измерен расширением рынка облигаций. Если в 1970 г. объем мирового рынка облигаций составлял 776 млрд долл., то к концу столетия он вырос до 40 трлн долл. Но кто был против? Сначала на этих деньгах росли цены акций, а потом - недвижимость. Люди узнавали о цене проданного по соседству дома и чувствовали себя не беднее, а богаче, совсем как японцы за десять лет до этого.
Однако с тех пор, как в 1719 г. Джон Ло обкатал свою идею на практике, никто не сумел напечатать денег на триллионы и при этом не уронить валюту. Уже в 1990-х экономисты начали говорить, что «доллар должен упасть». В 2002 г. он и упал относительно других валют, прежде всего евро и золота, относительно которых он только в 2002 г. опустился на 20%.
Что должно произойти дальше? - опять спрашиваем мы.
Здесь нужно иметь в виду два осложняющих обстоятельства. Во-первых, как рассказано в предыдущих главах, кажущаяся сила доллара обманула не только американский люмпенинвесториат - иностранцы оказались еще худшими простофилями. Они всё не могли насытиться долларами.