к нему и, взяв его ладонь в свою, слегка сжимаю.
— Напугал ты нас всех.
— Сам не ожидал, — нервный смешок срывается с пересохших губ. — Спасибо тебе, брат.
— Ерунда, — отмахнувшись, опускаюсь на стоящий рядом стул. — Послушай, Егор, между нами в последнее время были напряженные отношения…
— Кай, все в прошлом. Все обиды на тебя. Давай просто забудем все, брат, — говорит он, слегка повернув голову.
— Как же ты так? – спрашиваю спустя несколько секунд тишины.
— Ты же знаешь, как я люблю эти больницы, — пытается посмеяться Егор. Но его лицо кривится в болезненной гримасе.
— Ненавижу чувствовать себя немощным. Приступы появились еще несколько месяцев назад. Списывал все на гастрит. Потом усилились. Но там не до больницы было. Качели с Евой и Дашкой. Когда все разрешилось, Ева все переживала, отправляла меня к врачу. Но я отмахивался. Снова не до больницы было. Нужно было бабла по-быстрому заработать.
При упоминании ее имени, на уровне рефлексов, кулаки сжимаются. Моя. Черт побери, она - моя. Даже сейчас смириться не получается. Чувствую себя скотом последним, но ничего поделать не могу.
— Брат, тут еще проблемка, — хмурится Егор. — Так получилось, что незадолго до того, как попасть в больницу, я счета свои обнулил…
— Я заметил, — ухмыляюсь, нервно потирая руки. — Мать твоя в панике звонила.
— Спасибо, что помог. Я отдам все. Просто так неожиданно… Я дом купил незадолго до больницы.
— Ничего себе ты домик купил, — нервно усмехаюсь.
— Да, нехило потратился. Но для нее я на все готов. Решил для себя, что в лепешку разобьюсь, но ее не упущу. Все сделаю, чтобы она счастливой была. Дом купил, в долги влез. Пришлось кредит взять.
— Сколько? – еле сдерживаю свой голос. Внутри все клокочет от ярости. Б*ть, что ж за наваждение такое?! Какой к черту дом? Она – моя женщина.
— Своих четыре миллиона отдал и еще в кредит взял два.
— Что же ты за особняк там выбрал?
— Она стоит того…
— Я знаю… - шепчу, после чего следует неловкое молчание… — Я выплачу.
— Нет, ты и так многое сделал. Просто продай мою тачку. Этого хватит на полгода. А как только выкарабкаюсь, сам все решу, — снова гордость показывает. Едва глаза открыл, а уже условия диктует.
— Хорошо.
— Брат, у меня еще одна просьба к тебе, — шепчет Егор.
— Да.
— Возьми у матери мой телефон. Набери Еву. Мне нужно поговорить с ней. Мы плохо расстались. Боюсь, она очень злится на меня.
Сжимаю виски, тру костяшками пальцев. Черт, как пройти через все это и не свихнуться к чертям собачьим?!
— Она не злится. Переживала, не зная, что с тобой, но не злится, — каждое слово наждачкой по горлу.
— Знаю. Больно думать, сколько всего ей пришлось пережить за эти две недели. Даша с какого-то перепугу пришла на работу и закатила ей скандал. Набросилась с кулаками. Повезло, что в кабинете сотрудник был. Он-то и спас Еву.
Отхожу в другую часть палаты. Моя выдержка трещит по швам.
— Мне пришлось уехать с Дашей, — продолжает Егор. — Ты ведь знаешь, на что она способна. Вот я и поехал отвезти ее домой. Дашка снова истерику закатила. А мне так резко плохо стало. Согнуло пополам, да так, что стоять не мог. Ее мать «скорую» вызвала. Я пока в отключке был, они мой телефон куда-то дели. Не мог связаться с Евой. Мать не хотела ничего слышать о ней. Не знаю почему, но она Еву никак принимать не хочет.
— Я понял, — обрубаю его, уже трясусь от злости. — Сейчас найду телефон, — буквально вылетаю за дверь.
Мне понадобилось добрых пятнадцать минут, два разбитых в мелкие осколки зеркала больничного туалета и выбитая дверь кабинки, чтобы хоть как-то унять злость.
А потом новый круг ада.
Я принес ему чертов телефон. Набрал ее номер. И тот разговор, свидетелем которого мне пришлось стать… Да я бы сдох лучше, чем еще раз услышал его полное надежды «Люблю». И ее тихое в ответ.
Именно в тот момент я понял, что дошел до ручки. Все. Это долбаный конец.
Разве я могу лишить его последней надежды? Единственного стимула к жизни? Отобрать самое ценное, то, ради чего он будет карабкаться.
***
Меня наконец-то вырубило. Несколько часов полной отключки. Не знаю как, но подскочил, словно от удара. Поднялся, ничего не понимая. Кое-как добрался до ванной, засунул голову под струю холодной воды. А когда мозг заработал, воскрешая в памяти события последнего дня, снова удавиться захотелось. Только сейчас к общему дерьмовому ощущению примешивалось что-то еще. Что-то настолько черное, безнадёжное, что даже у меня поджилки затряслись.
Я понял это. Еще до ее звонка. Когда прошел в гостиную и бросил мимолетный взгляд на настенные часы. Стрелки стояли на отметке 2:45. Словно не желая верить в это, метнулся к пиджаку, брошенному на ковер у кресла. Телефон показывал пять утра. Он внезапно зазвонил. Прямо в моих руках на всю зазвучал знакомый рингтон. Мне не нужно было даже трубку поднимать, чтобы услышать новость от его матери. Я все уже знал и так. Его больше нет.
Ева
— Нина! Скажи, что это неправда, Нина! – из горла вырывается крик. Рыдания сжимают грудь, как тиски. Нина, заливаясь слезами, зажимает ладонью перекошенный от плача рот, бежит навстречу мне.
— Умер, Ева, он умер, — захлёбывается подруга. А у меня ноги подкашиваются. Не знаю, как смогла доехать до работы. После того как на полпути позвонила Вероника и ошарашила новостью, я словно на автопилоте двигалась. До последнего надеялась, что это ошибка. Но все ведь не могут ошибаться, правда?
Дальше все словно в тумане. Помню только, что меня берут под руки выбежавшие в коридор ребята. Ведут в кухню и, усадив за стол, пытаются привести в чувство, отпаивают успокоительными.
Народ носится кругом, все в слезах. Смотрю на всю эту суматоху, словно сквозь пелену тумана.
— Где этот урод? – спрашиваю сидящую рядом Нину о Колесникове.
— Ему с утра Кай задание дал, помочь