Беда Кубы заключалась в том, что в стране не осталось других процветающих предприятий. Делегация Всемирного Банка, посетившая Кубу в пятидесятые, пришла к выводу, что очень многие частные предприниматели придерживаются в делах «статичной» или «оборонительной» позиции и стремятся к быстрой прибыли, а не к долгосрочным инвестициям. «Бакарди» была исключением. Под руководством Энрике Шуга и Пепина Боша компания бурно развивала экспортные рынки и вкладывала прибыли в новые области. Особенно дальновидным оказался вклад в пивоварение.
Пивоварни «Атуэй» в Сантьяго и Гаване обеспечивали стабильный приток денег и сделали возможным финансирование дальнейшего расширения фирмы в те времена, когда рынок капитала на Кубе в целом был, мягко говоря, довольно вялым.
Отчасти компанией двигала необходимость опережать всех кубинских конкурентов. В целом производство рома оставалось лучом света в темном царстве кубинской экономики. Дон Факундо и его преемники были не единственными предпринимателями, которым стало ясно, что стоит построить предприятие, работающее на мелассе — сырье, которое производится на Кубе в изобилии, — а если присовокупить еще и технологию и квалифицированный труд, дело будет процветать. Делегация Всемирного Банка резко раскритиковала управление большинства кубинских предприятий, однако компании по производству рома стали заметным исключением. «После тщательных исследований наша группа с радостью сообщает, — докладывала делегация, — что производство кубинского рома не нуждается ни в каком усовершенствовании».
Местный кубинский рынок был поделен между rones superiores, ромами премиум-класса, и rones corrientes, обычными ромами, которые были дешевы и производились для массового потребления. В категории corriente было множество марок, однако руководство «Бакарди» тревожили в основном конкуренты в классе премиум. У «Бакарди» было два серьезных соперника: «Матусалем», который производила компания «Альварес Камп», и «Гавана-Клуб», который делала в городе Карденас компания «Аречабала». Марку «Матусалем», названную в честь ветхозаветного патриарха Мафусаила, составляли выдержанные ромы, а главным продуктом был пятнадцатилетний ром, который полагалось пить маленькими глотками. «Гавана-Клуб», как и «Бакарди», производила светлые сорта рома. Компании изо всех сил старались держать свои дела, а особенно самые выгодные оптовые цены, в тайне друг от друга. Когда один работник «Бакарди» сумел заполучить счет-фактуру «Гавана-Клуб», откуда следовало, что «Аречабала» предлагает лучшие цены, чем «Бакарди», он пожаловался коллегам по «Бакарди», что «Аречабала» «дискредитирует» ром, так как оценивает его слишком низко. «Матусалем», со своей стороны, как выяснилось, сбивал цены на «Бакарди», поскольку дешево продавал свой ром на американской военной базе в Гуантанамо. Когда Бош узнал о демпинговых ценах на «Матусалем», то устроил так, чтобы «Бакарди» продавали на этой базе бочонками. «Если нам немного повезет, скоро мы разделаемся с этим конкурентом», — заверил Бош агента по продажам, который доложил ему о сложившейся ситуации.
Бош обладал крепкой деловой хваткой. «Пепин Бош никогда не упускает возможности нанести удар по конкуренту — и по крупному, и по мелкому», — заметил еженедельный гаванский журнал «Генте» в мое 1956 года. Расчетливость и временами безжалостный стиль управления выделял Боша из среды кубинских бизнесменов, большинство которых придерживались более легкомысленного латиноамериканского стиля, когда личные отношения и дружба ставились выше стратегического маневрирования. Традиционная манера вести дела на Кубе, которую делегация Всемирного Банка осудила как устарелую, предполагала обилие закулисных интриг и фаворитизма — именно этого Пепин Бош не выносил. Он придерживался другой крайности: даже друзья и родственники, к своему изумлению, обнаруживали, что не получат места в «Бакарди» просто так.
В то время на Кубе было немного бизнесменов, чей характер и манеры были бы настолько «некубинскими». В Гаване Бош почти всегда одевался в темные костюмы. В родном Сантьяго он держался несколько непринужденнее и позволял себе носить белый лен — но только с галстуком-бабочкой. В отличие от Даниэля Бакарди, Бош нечасто заглядывал в бары и клубы Сантьяго и неловко себя чувствовал, когда его хлопали по спине и добродушно поддразнивали. Однако, по всей видимости, Бош полагал, что для торговца ромом такая нелюдимость — недостаток, потому что как-то раз попросил Даниэля и Хосе Аргамасилью, начальника рекламного отдела «Бакарди», вывести его в свет.
«Вы знаете всех в городе, — сказал Бош. — Погуляйте со мной». Оказалось, что Даниэль и Аргамасилья — идеальные экскурсоводы. Они чувствовали себя как дома практически в любом заведении в Сантьяго, от самых фешенебельных до тех, который славились дешевой выпивкой и доступными женщинами. Даниэль с Аргамасильей развлекали и поили Боша несколько часов и доставили его домой лишь в четыре часа ночи — абсолютно пьяного. Этот кутеж был для него настолько нетипичен, что Даниэль и Аргамасилья даже представить себе не могли, что Бош им скажет при следующей встрече.
Они знали, как серьезно он относится к делам «Бакарди», и не сомневались, что Бош придет на работу, как обычно, к открытию офиса «Бакарди» — в семь утра, — а они к его прибытию должны быть уже на месте.
Офис «Бакарди» представлял собой несколько больших залов, без кабинетов и перегородок, которые разделяли бы рабочие места. Стол Боша стоял посреди главного зала, так что Пепин мог следить практически за всеми сотрудниками. Даниэль сидел рядом с ним. Хосе Аргамасилья работал в бельэтаже и надзирал за работниками, сидевшими в его зале. На следующее утро после масштабной экскурсии по барам Сантьяго Хосе и Даниэль пришли в офис к открытию и сели на свои места, нервно поглядывая на дверь в ожидании Боша. К своему удивлению, они не дождались его и в восемь утра. После девяти они забеспокоились, все ли в порядке. Наконец около десяти Бош вошел в контору и направился прямо к своему столу, не сказав никому ни слова.
Несколько минут спустя он написал что-то на клочке бумаги и передал его секретарю со словами: «Отдайте Даниэлю». Записка гласила: «¡Tú me jodiste, carbon!» (в очень смягченном переводе — «Ну ты мне и подсиропил, мерзавец!»).
История об этом единственном кутеже в компании Даниэля Бакарди и Хосе Аргамасильи стала семейной легендой — особенно потому, что это было настолько не в характере Боша. Честно говоря, этот человек с круглым младенческим лицом всегда казался немного ханжой. Он был верен своей жене Энрикете Шуг, своему рыболовному катеру, своей машине — желтому «бьюику»-кабриолету с красными кожаными сиденьями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});