Это было уж вовсе странно и подозрительно! Дрейк скомандовал спустить с «Паши» вторую шлюпку да вооружить ее экипаж. Подождал, пока снарядили вторую, и уж тогда подошел к берегу и высадился.
В Фазаньем порту не было ни души. Слышно было лишь пенье птиц. Увидели, что дымится медленно горящее — сырое чересчур — дерево. Подойдя ближе, англичане увидели блеснувшую в лучах солнца металлическую дощечку, прибитую к соседнему дереву. На дощечке было нацарапано: «Капитан Дрейк! Если судьба приведет Вас в этот порт — уходите немедленно! Испанцы обнаружили это место и забрали все, что Вы оставили. Я ухожу отсюда сегодня, 7 июля 1572 года. Любящий Вас друг Джон Гаррет. Засад — сегодня, во всяком случае, — тут нет».
— Та-ак. Значит, Гаррет был здесь пять дней назад. Умница: догадался сделать так, чтобы я не смог не заметить его послание. Поджег на корню молоденькую сейбу, зная, что она и не погаснет под дождем, и не сгорит дотла даже и за месяц. Молодчина Джон, настоящий девонширец. Но вот одного я не могу понять, — медленно, задумчиво думал вслух Фрэнсис. — Испанцы наткнулись на этот порт — это понятно, обычный обход своих владений, наткнулись случайно. Это ясно. Но каким образом мог узнать об этом укромном местечке, которое сложновато обнаружить, не зная заранее о нем, капитан Гаррет из Плимута? А, понял! Матросы, участвовавшие в моем прошлом плаваньи и перешедшие на службу к мистеру Гаррету, показали эту бухточку своему новому капитану, похвастались. А тот, обнаруживши следы испанцев, счел долгом предупредить Дрейка. Ах, молодчина Джон! Я твой должник!
Высадившиеся стояли полукольцом, в два круга. Поближе к капитану стояли те, кт9 был здесь в прошлом году и в общих чертах знал, какое место в планах нынешней экспедиции занимала секретная база в Фазаньем порту. Внешний полукруг составили те, кто не понимал сути происходящего. Им казалось, что теперь надо придумывать новый план, что самое умное — вообще уходить отсюда поскорее, покуда испанцы не вернулись…
Но Дрейк, разумеется, решил иначе. Он решил закрепиться здесь, невзирая на то, что испанцам это место уже известно. Другой столь же удобной гавани вокруг ведь не было, а поскольку между Фазаньим портом и Номбре-де-Дьосом, кроме селений симаррунов, иных постоянных населенных пунктов не имелось, внезапного нападения можно было не ожидать — разве что с моря.
И он приказал ввести «Пашу» и «Лебедь» в гавань, поставить на якоря и начать строительство нового форта. Том Муни подбадривал матросов:
— Ребята, вы видите, насколько нам теперь легче? Эти спесивые лодыри раскатали нашу постройку по бревнышку и выкопали палисад. Им лень было сжечь бревна или закопать их в землю и посадить поверх какие-нибудь кустики. А нам теперь, благодаря этому, надо просто собрать прежнее. Врубки готовые и пригнанные по месту, все притесано, только собирай. Как детская игрушка. Не надобно корячиться и срубать бревна, тащить их сюда и прочее…
— Но времени теперь куда меньше, Том! — довольный тем, что этот несокрушимый работник раззадоривает матросов, напомнил Дрейк.
— Подумаешь! Зато ты погляди, Фрэнсис, какие собрались ребята! Прежние против них послабее и духом и телом! Вперед, орлы, за мной! — и, поплевав на ладони, седовласый крепыш первым ухватился за топор…
5
Наново форт построили ближе к берегу, прорубив от него к самому берегу широкую просеку, — чтобы при нужде быстро отступить на пинассы. На двадцать пять ярдов вокруг восстанавливаемого форта растительность вырубили полностью, чтобы никакой лазутчик не мог подобраться незамеченным…
Форт еще строился, когда в гавань вошло судно, да еще и знакомое половине экипажей Дрейка. Это был «Сент-Огастин» арматора Эдварда Хореи из Плимута, чьи суда стояли у Мотыжной набережной Плимута, что левее Хоукинзовской. Командовал судном Джеймс Ренс. Из тридцати человек экипажа четверо прежде плавали с Дрейком, в том числе канонир Грэйщес — в прошлый рейс на «Лебеде». Он-то и рассказал о Фазаньем порте, а теперь вот и показал его.
— Не больно-то приятный тип — этот Ренс, — сказал Дрейк, узнав о том, кто командует «Сент-Огастином». Ну да ладно. И его люди нам пригодятся…
— А если он не захочет нападать на город? Если он просто мирный торговец? — сказал Джон Дрейк.
Но старший брат отмахнулся:
— Не смеши меня, Джон. Ежели он — мирный торговец, за каким дьяволом ему понадобилась укромная гавань? Чтобы предоставить испанцам дополнительные доводы в пользу запрещения его торговли: мол, якшается с пиратами, подозрительный тип?
Так и оказалось. «Мирный торговец» волок за собою два захваченных испанских судна, и Фазаний порт ему требовался как тихое местечко, где можно будет спокойно и не торопясь освободить испанцев от груза, досконально обыскать оба судна, и встреча ни с соотечественниками, ни с кем бы то ни было вовсе не входила в его планы. Но раз уж судьба свела с Дрейком тут — он не долго колебался и присоединился к землякам.
Неделю шли тщательные приготовления. Том Муни с ребятами, восстановив форт, занялся сборкой пинасе. Наконец, 20 июля эскадра вышла в море. Плыли вдоль побережья в сторону Номбре-де-Дьоса. На третий день наткнулись на группу из трех островов, поросших не лиственным лесом, а соснами. Дрейк так и назвал их: «Пинос» — Сосновые. Там стояли два каботажных судна из Номбре-де-Дьоса, оба с командами, целиком состоящими из чернокожих невольников. Их команды заготавливали дрова для города.
Они сообщили Дрейку очень важную новость: население и власти Номбре-де-Дьоса чрезвычайно встревожены. Алькальд города дон Диего Кальдерон послал к губернатору Панамы просьбу о подкреплении.
— Не потому ли, что он узнал о моем появлении? — весело спросил Дрейк.
— Ну что вы, сударь. Дело много, много хуже, — дружелюбно ответили негры, польщенные тем, что белый капитан разговаривает с ними уважительно и серьезно, не как с детьми.
— Гм! Что ж может быть хуже, и даже много хуже, чем мое появление? — спросил Дрейк.
— Мароны напали на город! — ответили негры.
— Мароны? Так…
Конечно, это было крайне (для испанцев) опасно. Сколько людей в подчинении у их «короля», никто не знал точно. Но за два года до появления Дрейка на перешейке его преосвященство епископ Панамы писал королю Филиппу Второму, что из тысячи захваченных в Гвинее чернокожих живыми сюда доставляют в лучшем случае пятьсот, в худшем — двести пятьдесят. И в любом случае триста из тысячи живых убегают тут же к симаррунам. За десятки лет работорговли число симаррунов возросло настолько, что они начали всерьез угрожать городам и даже гарнизонам.
Негры рассказали Дрейку, что шесть недель тому назад симарруны внезапно напали на Номбре-де-Дьос, отбить эту атаку удалось, но с большой кровью с обеих сторон. А накануне захватили на окраине города тринадцать негритянок, стиравших белье в речке. Можно сказать, прямо в городе!