Читать интересную книгу Вдова в январе. Романы - Андрис Колбергс

Но когда Валдер с заявлением в руках явился в домоуправление, там уже лежало другое заявление. Подал его известный художник, которому мог подарить или продать эту идею приглашенный Валдером строитель.

— Им будет тесно с Рудольфом в одной комнате, — объяснял Карлис ход своих мыслей. — Ему надо где-то работать. Для моего янтаря места и так хватит. Мастерская пойдет Рудольфу, если только мы сейчас начнем оформлять документы. У меня, как у инвалида, преимущество!

Словом, стремительно приблизился момент, когда Рудольфу надо было решаться на что-то.

А что скажет Сигита, когда узнает, что папа вновь женился? Подростки так впечатлительны и категоричны. Лучше сказать ей заранее, чем потом поставить перед фактом.

Рудольф отправился навестить Сигиту, надеясь, что Цилды не будет дома, но оказалось наоборот — Цилда чистила на кухне картошку, а Сигита только что убежала на спевку.

Цилда тут же заговорила о деньгах.

— Пятьдесят рублей в месяц! А что нынче можно купить на пятьдесят рублей? — завела она, и Рудольф понял, что опять назревает скандал.

— Одежду я ей кое-какую покупаю…

— Да-да… Копейку бросишь иной раз своему ребенку.

— Я не требую, чтобы ты ребенка кормила, достаточно и того, что ты ее одеваешь и обмываешь… Но тебя я содержать не собираюсь. Пятикласснице двух студенческих стипендий вполне достаточно, еще останется.

— Меня тебе содержать не приходится, я и сама зарабатываю!

Это понятно, что Цилде денег не хватает. С ее бестолковостью и неумением хозяйничать, с ее потребностью вечно быть в обществе и в центре внимания, при ее абсолютном безразличии к своему дому и повседневному быту, конечно, может не хватать средств.

— Если одежду Сигите буду покупать я, тебе это обойдется дешевле… Я все же работаю в торговле. Но вот если бы ты заплатил алименты, скажем, за шесть месяцев вперед…

— То обошлось бы и совсем даром, — закончил за нее Рудольф и ехидно усмехнулся. — Ты достаточно долго была моей женой, и наверняка еще и сейчас я бы ради Сигиты тянул этот воз, как осел, если бы не давал тебе больше трех рублей за один раз!

— Опостылел ты мне с твоей скупостью!

Рудольфу захотелось сказать что-нибудь особенно язвительное.

— Зато теперь у тебя щедрые друзья. Одного я как-то видел, он в наших краях живет. Явно заколачивает большую деньгу, раз уж смог перешить мои костюмы!

Рудольф понял, что попал в цель: обычно бледное лицо Цилды побагровело.

— Убирайся! — прошипела Цилда, так что даже и губы у нее не шевельнулись. — Убирайся и больше никогда сюда не приходи. В эту дверь ты больше не войдешь!..

Было уже темно, но в актовом зале все еще повторяли конец какой-то песни. Рудольф присел на скамейку перед школой, закурил и стал ждать. Спустя полчаса к нему присоединился благодушный папаша. Появились две мамаши. Поговорили перед дверью, потом стали прохаживаться по дорожке, посыпанной тенниситом.

Рудольф заметил Сигиту, когда она вышла вместе с другими девочками, но тут же застыла и кинулась обратно в школу. Димда подумал, что она что-то забыла, и спокойно продолжал ждать. Остальные хористы вместе с поджидавшими их родителями разошлись. Прошел учитель пения, уже престарелый человек, который еще пытался держаться стройно и подтянуто. Под мышкой у него был футляр со скрипкой.

Рудольф встал и подошел к двери. Широкая, застекленная двустворчатая дверь, сквозь нее видно фойе и лестницу, ведущую вниз, в гардероб.

Сигита стояла в углу лестницы, лицом к стене. Плечи ее дергались, она плакала.

— Сигита… — Рудольф легко прикоснулся к ее плечу.

— Оставь меня…

— Достань-ка платок…

Девочка вырвалась и, глотая слезы, выскочила на улицу, в темноту. Рудольф нагнал ее, крепко схватил и прижал к себе. И сквозь пальтишко чувствовалось, как дергается ее худенькое тельце.

— Сигита, милая ты моя…

— Папа, вернись к нам обратно!.. — И она посмотрела на Рудольфа большими зареванными глазами. Взгляд ее искал спасения. — Маме плохо… Ей очень плохо… — И девочка опять зарыдала. — Ее никто не любит, только я…

Он хотел объяснить, почему ему нельзя вернуться, хотел сказать, что мама сама этого не хочет, но вспомнил Сигиту совсем крохотную, как она ковыляет по комнате босыми ножонками, вспомнил ручонки, которые всегда поджидали его у двери, чтобы обвиться вокруг шеи, вспомнил первый школьный год, когда Сигита приходила делать домашние задания к нему, а не к Цилде, — и все объяснения так и застряли в горле…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Телефон на столе полковника Ульфа зазвонил медленно и тихо, точно нехотя. Ульф взглянул на него с удовольствием — всю вторую половину дня он регулировал его громкость. «Не выношу, когда меня по пятьдесят раз на дню заставляют подпрыгивать», — туманно пояснил он сослуживцу, сваливая все на громкость звонка. От долгой службы разболтался упорный винт и язычок слишком свободно ходил между чашечками звонка. Ульф ножом для разрезания бумаги поворачивал винт на четверть оборота и ждал, когда кто-нибудь позвонит, потом подкручивал еще. И сам себя похваливал за то, что процесс регулирования совсем не занимает линию.

— Товарищ Конрад Ульф?

— Я слушаю.

— К сожалению, не знаю вашего отчества… Хорошо, хорошо, не до этого… Я звоню в связи со вчерашним убийством… В данный момент в десятой квартире сжигают вещественные доказательства! Клубы дыма вырываются в окно.

— Откуда вы звоните?

— Я живу этажом ниже… Я предоставил информацию о том, что к Димде приходили женщины легкого поведения… Приезжайте быстрее… Сожжение началось сразу же после того, как ушел инспектор Бертулис… Не теряйте ни минуты, пожарным, я позвоню сам!

Хотя были открыты обе вьюшки, дым в трубу не шел, пламя от горящей бумаги выбивалось между кругами плиты. С тех пор как установили центральное отопление, трубы не чистили, застоявшийся воздух сидел там пробкой. Дым заполнил кухню, ел глаза и горло. Карлис открыл окно, дым повалил наружу. Фотография с кабаном сгорела быстро, лишь на миг в пламени мелькнуло лицо Мудите, и бумага тут же распалась пеплом. Рамка от фотографии затрещала и рассыпалась, а вот записная книжка Рудольфа Димды в пластмассовой обложке, только тлела и корчилась, хотя Карлис то и дело бросал сверху скомканные газеты. Наконец и корочки уступили, задымили и охватились синеватым пламенем, расплавились и впитались в золу.

Конрад Ульф с пожарными появились одновременно, и обе машины — милицейская «Волга» и большая красная машина — встали у обочины тротуара одна за другой.

— Сюда… — приказал Ульф офицеру пожарников. — Я знаю куда.

Молча прошли они под аркой, остановились во дворе и взглянули на кухонное окно десятой квартиры, откуда дым уже тянулся лишь тонкой струйкой.

— Там уже сами справились, нам тут делать нечего, — уверенно сказал пожарник. — Но сходить поглядеть надо.

— Что здесь происходит? — строго осведомился пожарник, когда перед ними открылась дверь.

— Я пытался растопить плиту, но труба не тянет… — объяснил по дороге на кухню Карлис. Он заметил и Конрада, но не поздоровался.

— Не шутите с дровяной плитой, у вас есть газовая, — сказал пожарник, осмотрев плиту и подойдя к окну. — Труба, конечно, давно не чищена… А ради вас одного чистить не станут… Трубочистов не хватает… До свидания!

Пожарник ушел, но Конрад остался стоять в кухонных дверях. Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу.

— Пойдемте в мою комнату, я хочу вам кое-что сказать. — И Карлис ловко выбрался на своей коляске из кухни. Конрад пропустил его и пошел следом.

Возле двери покойного Димды полковник на миг остановился. С одного взгляда видно, что полоска бумаги, которой запечатана дверь, осторожно отклеена от косяка и не приклеена обратно. Почему? Не успели?

— Вы были в комнате Димды?

— В связи с похоронами. Паула волновалась, что не может достать его черный костюм и туфли… Вот видите, я их оставил здесь, в коридоре. — Карлис кивнул на вешалку. — Вы удивлены? А мне терять нечего!

— Товарищ полковник, — торжественно начал в комнате Карлис, потом попытался проглотить слюну, до того у него пересохло в горле, и из-за этого слова как будто не проходили.

— Товарищ полковник, — повторил он. — Я, Карлис Валдер, рождения тысяча девятьсот…

— У меня мало времени. — И Конрад взглянул на часы. Он подумал, что парня в инвалидной коляске надо немного вывести из равновесия, для предстоящего разговора это только полезно.

— Я убил Рудольфа Димду!

И какой же реакции он ожидал от старого полковника? В первую очередь, конечно, изумления. Изумления и какого-то одобрения. Вроде того, что тот должен дружески хлопнуть его по плечу: правильно, парень, сделал, у лжи короткие ноги, все равно бы тебя поймали. Как в школе, когда нашкодивший собирался с духом и шел каяться к директору в кабинет, и тот никогда его сурово не наказывал.