«Ах, мерзкий мент! Подпилил-таки дерево», — осенило старика.
Потом он упал на четвереньки, как животное на четыре лапы. И его локти, кисти рук, колени словно приросли к этой вязкой массе, к этому липкому месиву… Очень липкому!
Раньше, в его детстве, такие липкие, смазанные какой-то гадостью ленты свешивались на жарких дачных кухнях. И на них бились, предсмертно жужжа, увязнув всеми лапками, насекомые.
«Поработал Юрочка!» — с ненавистью подумал он.
То, что пришло Горчицкому в голову потом, было поистине ужасно.
«Когда падают в пропасть или в морскую пучину, — подумал он, — то говорят: «Последней, промелькнувшей в его голове мыслью была мысль о…» Или что-то в этом роде… Но ведь я даже не знаю, какая именно мысль будет у меня последней! Ибо я буду тут еще долго. Очень долго! И почти все это время буду в полном сознании!»
Он и в самом деле мог думать теперь сколько угодно — о своей победе, о милиционере Юрочке, о причудах эволюции и о Прекрасной долине, которая по-прежнему так равнодушно, бесстрастно окружала его.
Вязкое месиво хлюпало, дышало, чавкало, когда он пытался вытянуть из него руку или ногу. Оно было словно живое существо… «Без рук, без ног…» — вспомнилось ему начало какой-то детской загадки.
Это живое существо словно всасывало его в свою утробу. Уже невозможно было даже вытянуть руку — месиво сковало его до плеч.
Он потерял счет времени… День сменялся ночью. Мухи облепили его слезящиеся глаза, и он не мог вытащить рук из вязкого ила, чтобы отогнать их.
…И тут на берегу появилась она.
— Детка, ты не умерла? — прошептал старик.
И девушка на берегу в ответ молча покачала головой.
— Как это хорошо… — прошептал он снова. — Ты не думай, я не жесток… Я не мог допустить, чтобы ты погибла. Позаботился о снаряжении, палатке. И я очень переживал, когда узнал, что ты сделала с собой. Очень! Но я, детка, просто не мог поступить иначе. Ты прости меня! Ты же знаешь: воплощение мечты всегда сопряжено с определенными жертвами…
Девушка на берегу лишь грустно усмехнулась. Она опять ничего не сказала.
— Ты должна понять, что случилось со мной, когда я узнал о неизлечимой болезни моей обожаемой Агнессы! — продолжал шептать старик. — Это было как гром небесный… И этот гром почти уничтожил меня. Все переменилось! Все потеряло смысл. Я стал другим человеком… Я потерялся, я стал ненавидеть весь мир, я захотел мстить. Я не мог снести счастья других людей. Они были мне противны. Но я узнал — тогда же! — о Прекрасной долине. И это было поистине великое стечение обстоятельств! Получалось, что, словно отнимая у меня самое дорогое, судьба давала взамен нечто даже еще более ценное. Судьба давала мне взамен Прекрасную долину…
И я понял, что это и есть мое спасение! Вместо жалкого одиночества среди другого поколения, среди чужих людей… Вместо печального одиночества старика среди новой и непонятной ему жизни без родных, без жены, без друзей, опередивших его и уже покинувших этот мир… Вместо прозябания и доживания — снова полнокровная, счастливая, наполненная жизнь! Единство с великой и вечной природой!
В тот день, когда Агнессе стало плохо и врач наконец признался мне, что надежды на ее выздоровление нет совсем, я и решился!
Я с помощью Петухова совершил давно задуманное похищение бриллианта.
Тем более что вместо Агнессы в музее была в тот день ты. Понимаешь, детка… В присутствии Агнессы — ее чистых глаз! — я не смог бы это сделать!
Но я знал, что еще немного — и наступит время, когда я уже не смогу смотреть в ее глаза. Агнесса скоро умрет — и я останусь один! И это страшило и подстегивало меня.
Я решился.
Теперь у меня есть Прекрасная долина. И эта долина — моя религия… Она дает мне утешение и покой. Здесь я наедине с вечным движением происходящего на Земле. Когда я здесь, я так же вечен, как природа! Для меня больше не существует боли, одиночества, отчаяния, неудач. Смерти, в конце концов…
Когда он произнес эти слова, девушка на берегу снова усмехнулась. На этот раз недобро.
И он услышал ее голос:
— Как видите, она все-таки есть.
— Кто она? — испуганно спросил старик.
— Смерть.
— Но ты ведь поможешь мне? Правда? Ты ведь не можешь не протянуть мне руку?
Девушка покачала головой.
— Но все ведь закончилось благополучно с тобой, правда, детка? Ты ведь жива. Видишь, как хорошо все закончилось! Я очень, очень рад. И теперь ты поможешь мне… Скажи, что это так!
Ему казалось, что он почти кричит. Но вместо этого с его старческих высохших губ слетал только сиплый шепот. Вязкая жижа уже охватывала его горло.
Девушка на берегу больше не качала головой. Она отвернулась от тонущего человека и направилась прочь.
Еще секунда — и, так больше ни разу не оглянувшись, она исчезла из виду.
В тот же миг холодная вязкая масса прикоснулась к его губам. Это было похоже на отвратительный липкий поцелуй. Ил подобрался к его рту — он уже больше не мог говорить. Не мог больше просить ее, звать… Он только надеялся, что она оглянется и посмотрит ему в глаза. И прочтет в них его смертную мольбу о прощении и помощи.
Но она этого не сделала.
«Если бы это была Элла, — подумал профессор Горчицкий, — она бы спасла меня».
* * *
С каким-то невероятным — последним! — усилием Юра Ростовский открыл все-таки глаза. Веки стали как будто свинцовыми.
«Возможно, в последний раз я глаза-то открыл… — подумал он. — Боже, как тяжело…»
В дрожащем мареве, в зыбком, горячем, нагретом костром воздухе перед ним возник, будто стеклянный, размытый силуэт.
Опять девушка!
Элла? Или Эмма?
— Помогите мне… — прошептал Ростовский.
— Помочь вам? — произнесла она удивленно, не поворачивая головы.
— Мне нужно поесть этих ягод.
— Ягод?
— Да. Это противоядие. Нужно очистить желудок от отравы. Понимаете вы или нет?
— Нет, не понимаю.
— Он не дает мне этих красных ягод!
— Ягод?
— Помогите.
Силуэт качнулся.
И Юра услышал ее голос:
— Вряд ли бы вы оставили Эллу в живых, если бы нашли ее здесь, в долине. Так ведь? Именно поэтому я тоже не подарю вам жизни, Ростовский. Что вам сделала Элла? Ведь все, что она хотела, — рисовать цветы. Глупая «хорошая девочка»! Правда? Как же я вас ненавижу — всех вас — хитрых, напористых, жадных, хамоватых… Если кто-то случайно мешает вам достичь цели — вы просто сбрасываете его с пути, как ненужную соринку. И не оглядываетесь, даже если человек летит в пропасть. Верно?
«Что она несет? И почему она говорит моим голосом? — удивился Юра. — Нет… Я, кажется, просто брежу — я разговариваю сам с собой… А эта девушка… Это только мираж. Мне некому помочь! Некому… Элла погибла. Это только глюки. Долина ведь — с фокусами».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});