Лиргисо шагнул вперед и бросил взгляд на оконце часов под экраном терминала.
— Мне пора. Ты ведь уже начала надеяться, что я не вернусь? — Он ухмыльнулся и вдруг зло расхохотался: — Тина, теперь я буду вдвойне заинтересован в благополучном исходе, чтобы увидеть твое разочарованное лицо! Остаться в живых, чтобы кому-то досадить, — это для меня всегда было сильнейшим стимулом. До скорой встречи, великолепная Тина!
Он отвесил издевательский полупоклон, отступил к себе в комнату и задвинул дверь. Тина услышала щелчки замков. Все. Убрался. Сложив деньги и документы, она спрятала пакет во внутренний карман бронекостюма.
Игра в благородство? Вряд ли он сомневается в благополучном исходе. Если бы сомневался, он бы туда не полез, пусть и утверждает обратное. Хочет произвести на нее впечатление, изменить к лучшему ее мнение о своей одиозной персоне? Тина ему не верила.
Она связалась через терминал с кухней, заказала кофе и бутерброд с сыром. Аппетита почти не было. Тина устроилась в большом кожаном кресле и стала слушать пробивающуюся снизу музыку: в апартаментах у графа вовсю шла гулянка. Сейчас лучше не думать о будущем. Не надеяться. И все-таки… Если Лиргисо не вернется, она будет свободна.
Кроткая и плодородная вдова Полина Вердал билась в истерике. Лицо спрятано в ладонях, плечи судорожно вздрагивают. Глухие невнятные звуки — не то стоны, не то рыдания. Успокоить ее никак не удавалось, другие кроткие вдовы осуждающе поджимали губы и переглядывались: дурочка — она и есть дурочка.
Началось это безобразие на просмотре фильма «Вспомни место свое». Хороший фильм, поучительный. Про манокарца, который возвращался домой после паломничества на Землю, но на Незе отстал от космолайнера и заблудился в Кеодосе — чудовищном мегаполисе, охваченном скверной. Страшно, кто же спорит… Высоченные здания, в небе то и дело сталкиваются и взрываются аэрокары, по грязным улицам носятся, сшибая прохожих, роботы-убийцы, запрограммированные творить зло. Хозяева планеты, лысые серокожие незийцы, угнетают и обманывают представителей человеческой расы, а те ведут себя так, что их и жалеть-то не хочется. Отвратительные негуманоиды, всякие там силарцы, желийцы и синиссы, подстерегают людей по мрачным закоулкам — чтобы зомбировать их и превратить в своих рабов. Таков внешний мир, на него нельзя смотреть без содрогания, но нужно быть идиоткой, чтобы разрыдаться посреди фильма! Это пристало девчонкам-сиротам, а не вдове уважаемого администратора второго уровня.
Потом было хуже. Герой знакомится с девушкой, брошенной женихом, — от горя та вышла на улицу, чтобы отдаться первому встречному. Она предлагает себя манокарцу и начинает раздеваться. Потрясенный такой безнравственностью герой вытаскивает из брюк ремень и устраивает ей порку. После этого на несчастную девушку снисходит просветление: «Я думала, что все люди одинаковые, а теперь я вижу, что есть и хорошие!» — «Каждый манокарец на моем месте сделал бы то же самое», — заправляя ремень обратно в брюки, скромно отвечает герой. Здесь тем, кто сидел рядом с Полиной, волей-неволей пришлось отвлечься: она опять уткнулась лицом в ладони, начала дрожать всем телом и тонко взвизгивать. Тщетно пытались ее успокоить, она только бормотала: «Я не могу!.. Не могу…»
Девушка остается с манокарцем и понимает, что ее предназначение — быть хранительницей домашнего очага. На Незе много бытовых автоматов, которые делают за женщин их работу; придумано это для того, чтобы женщины стали развратными, ленивыми, злобными и не знали, куда себя девать. Но девушка вместе с главным героем улетает на Манокар — там она сможет жить правильно, не зная скверны. Счастливый конец, все улыбаются сквозь слезы.
Полина Вердал к этому времени более-менее успокоилась, так что выводить ее из зала не стали, а зря… Новая истерика началась во время выступления комментатора-искусстводела, допущенного в приют особым разрешением министерства нравственного попечения. Искусстводел, как водится, объяснял зрительницам, что хотели сказать авторы фильма и какие чувства надлежит испытывать при его просмотре. Его прервали посторонние звуки. Снова Полина! В этот раз ее все-таки увели, чтобы не мешала остальным слушать лекцию. «Не могу… Мой… покойный… господин… был… такой же…» — пыталась она оправдать свое лишенное достоинства поведение. Все равно нехорошо. Другие кроткие вдовы тоже скорбят о своих супругах, но никто, кроме этой Полины, таких несуразных сцен не закатывает!
— Поль, тебе больше не грустно? — спросила вечером Ивена.
— Нет.
— А почему ты так сильно плакала, когда показывали кино?
— Сначала скажи, тебе это кино понравилось?
— Ну-у… — неопределенно протянула девочка и вдруг решительно заявила: — Нет. Скучное. Я люблю сказки и кино про зверей.
— А мне было смешно. Если бы они увидели, что я смеюсь, мне бы влетело, и я сделала вид, что плачу.
— А я испугалась, что тебе плохо…
Ивена с облегчением вздохнула и привычно прижалась к Полю. Он обнял ее за плечики и ощутил, что она дрожит.
— Что с тобой?
— Меня завтра побьют, — прошептала девочка. — День ответственности… Если я до завтра заболею, меня отправят в больницу, только надо, чтобы высокая температура поднялась. Ты не знаешь, как сделать температуру?
— Ивена, Дня ответственности не будет. Завтра здесь кое-что случится… Только не пугайся, когда начнется, хорошо? И никому об этом не говори.
— А что случится?
— Кое-что незапланированное. Не пресекать криминал, а предотвращать — это кредо незийской полиции.
— Я не помню про это в кино…
— Кино мощное! Обязательно достану копию, чтобы дома всем показывать. — Поль ухмыльнулся в темноте. — В общем, завтра ничего не бойся. Все будет хорошо.
После отбоя, сняв длинное вдовье платье и натянув маскировочный комбинезон, Полина Вердал распахнула окно и спрыгнула в газон. В этот раз она отошла подальше от корпуса, к группе деревьев. Под порывами ночного ветра поскрипывали ветви, мокро шелестели остатки листвы. Больше никаких звуков. И никакого подозрительного движения в темноте. «Вата», «бахрома», «инфузории» — верные признаки присутствия людей, но сейчас Полина ничего из этого набора поблизости не видела.
— Стив, привет!
— Привет. Твой заказ готов. Где находишься?
— В парке. Вокруг спокойно. Свободный радиус — два метра.
Радужный сноп света. Полина Вердал (Поль не стал ее сворачивать — если что, опасность она почувствует раньше, чем базовая личность) шарахнулась в сторону, под защиту деревьев. Ослепительно яркий световой фонтан. Или громадный костер, переливающийся всеми цветами радуги, и в центре — сотканная из живого света человеческая фигура с сумкой через плечо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});