Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надо, чтобы мы заехали в консулат. Я скажу ему, – и решительным шагом направилась к Салтаханову, стоявшему в стороне со старшим академиком.
– Послушайте, – начала Ева, – вы можете?..
– Выходят! Всем приготовиться! – громко скомандовал старший, услышав сообщение по рации.
– Пожалуйста, вернитесь в автобус, – попросил американку Салтаханов. – Поговорим чуть позже.
65. Всего четыре слова
Прощание с Вараксой закончилось, и к выходу с кладбища по центральной аллее потянулись участники траурной церемонии. Площадка у могилы опустела, но Одинцов не двигался с места.
– Идёмте, – сказал здоровенный конвоир.
– Да погоди ты! – огрызнулся Одинцов.
Он шагнул к могиле, присел на корточки, положил руку на цветы, укрывшие холм, и замер. Академики переглянулись.
– Мы заканчиваем, – через пару минут сказал усатый в микрофон, спрятанный в манжете, а здоровяк повторил:
– Идёмте, нас ждут.
Они вышли на центральную аллею и двинулись к выходу.
– Одинцов! – послышался крик сзади.
Все трое обернулись. Их догонял мужчина в фирменной куртке вараксиного автосервиса.
– Сергеич просил передать, – подходя, сказал он. – Варакса тебе денег должен был. А с долгами уходить нехорошо как-то.
Мужчина протянул Одинцову пачку крупных купюр.
– Бери, бери, нормально всё… Народ в ресторан к Суратбеку на поминки двинул. Ты же едешь?
– Конечно, – Одинцов забрал деньги и сунул в карман джинсов. – Меня ребята подбросят. Я не прощаюсь, увидимся.
На парковке у микроавтобуса их встретили Салтаханов и старший академик.
– Как прошло? – спросил старший.
– Без проблем, – ответил усач.
– С кем-нибудь разговаривал?
– Ничего серьёзного.
– Ему передали деньги, – добавил здоровяк.
– Покажите, – потребовал Салтаханов.
– Это мои деньги, – с нажимом на «мои» проворчал Одинцов и, вынув пачку из кармана, неохотно отдал Салтаханову. – Пересчитай, чтобы я видел. Сумма немаленькая. Будешь должен.
Салтаханов хмыкнул:
– Ну да, бутылку виски я ведь уже зажал.
Он развернул купюры веером, быстро просмотрел – нет ли среди них чего-то ещё, нет ли надписей, – и вернул деньги.
– Считайте сами. Пусть пока будут у вас, если вам так спокойнее.
Перед отправлением старший сказал усатому конвоиру:
– Одинцов сейчас на нервах, всё-таки друга похоронил. Если дёрнется, сразу распахивай дверь – мы поймём и подтянемся. Понял? Чуть что – сразу дверь настежь.
В микроавтобусе здоровяк снова надел наручники на Одинцова, который опять не возразил и уткнулся в газету.
– Мои соболезнования, – хмуро сказал ему Арцишев.
– Кто-нибудь знает, если мы поедем в консулат? – спросила Ева.
Академики не ответили, а Мунин попытался её утешить:
– Салтаханов обещал чуть позже…
Пара машин выезжали с парковки, и караван академиков в прежнем строю – микроавтобус между двумя легковушками – стартовал следом. За ними двинулись другие машины: на улицу, тянувшуюся параллельно кладбищенской стене, потекла целая автоколонна.
Они приближались к перекрёстку с мигающим светофором, когда «джип», шедший где-то сзади, вдруг рванул по встречной полосе, обогнал караван, резко перестроился вправо и затормозил перед первым седаном академиков. Тот едва успел остановиться; шофёр микроавтобуса тоже впечатал в пол педаль тормоза. Пассажиров по инерции бросило вперёд.
Одинцов сидел вполоборота и ткнулся в спинку переднего пустого сиденья плечом. В следующее мгновение он опустил газету – и последним, что успел увидеть здоровяк-академик, был мелькнувший кулак свободной руки Одинцова. Отстёгнутый наручник висел на другой руке…
…а Одинцов уже выпрыгнул в проход, шагнул навстречу второму конвоиру, который рывком откатил дверь, чтобы позвать на помощь, и с разворота ударом локтя вышиб его наружу. Ева истошно закричала.
Всего четыре слова успел шепнуть Одинцов, когда на секунду обнял Сергеича у могилы Вараксы: «Автобус броня. Остальных блокируй». Этого было достаточно, главное – неприступный микроавтобус трогать не надо, внутри Одинцов разберётся сам.
Кортеж академиков оказался в «коробочке»: справа вдоль поребрика тянулись припаркованные машины, впереди стоял «джип», слева к первому седану притёрся ещё один внедорожник, не давая ни двинуться, ни открыть двери; сзади головную машину кортежа подпирал микроавтобус, за которым вплотную встал второй седан, тоже окружённый машинами со всех сторон.
Нокаутировать шофёра Одинцову не удалось из-за высокого подголовника. Они сцепились. Ева продолжала верещать, Мунин съёжился в кресле, прижимая папку к груди, а профессор вдруг вскочил и бросился к распахнутой двери.
– Бежим! – азартно крикнул он.
Прямо перед ним стоял припаркованный «опель»; профессор с неожиданной лёгкостью перепрыгнул с подножки на его багажник.
– Назад, – прохрипел Одинцов, стискивая бычью шею шофёра.
Во втором седане опустили боковые стёкла.
– Вы что… Вы что делаете?! – заорал Салтаханов, когда академики выхватили пистолеты и начали стрелять.
Он попытался отнять оружие у соседа, с которым делил заднее сиденье, но получил удар в лицо от старшего, который сидел за рулём. А профессор, стоя на замызганном багажнике «опеля», обернулся на звук выстрелов, дёрнулся, и на его светлой куртке появились рваные кровавые дырки – одна, вторая, третья…
Одинцов вытолкнул придушенного шофёра через водительскую дверь, прыгнул за руль и успел увидеть, как прошитый пулями профессор взмахнул руками, сползая с «опеля» на тротуар. Помочь ему было уже нельзя. Одинцов крикнул Мунину:
– Дверь закрой! – выкрутил руль влево и дал газу.
Тяжёлая бронированная машина в дуге зацепила бампером передний седан и крепко двинула внедорожник, который блокировал академиков слева. Одинцов мысленно попросил у своих спасителей прощения. Ничего, жестянщики у Вараксы хорошие, подлатают.
Старший на втором седане попытался дёрнуться вперёд, но его тут же подрезал «джип», стоявший слева, – даже пары метров проехать не дал: «джипом» на самой ответственной позиции управлял лично Сергеич. Ударенный Одинцовым внедорожник тоже чуть сдал назад, блокируя манёвр переднего седана. А микроавтобус вильнул по встречной, объезжая «коробочку», и помчался вперёд по пустой улице.
Ева перестала верещать и в ужасе смотрела на происходящее. Мунин расстался наконец со своей папкой. Цепляясь за спинки сидений, он переступил через тело здоровяка, с лязгом захлопнул дверь, плюхнулся на сиденье за спиной Одинцова и проскулил:
– Я думал, этого больше не будет… вы больше так не будете…
– Не буду, не буду, – сквозь зубы пообещал Одинцов.
Микроавтобус повернул в переулок и нырнул в арку подвернувшегося двора. Действовать надо было стремительно: оглушённый конвоир мог прийти в себя, а на кладбище хватало академиков, которые ехали следом, – они наверняка бросятся в погоню, как только поймут, что произошло с кортежем.
– Выходим! Куртки снимайте! – скомандовал Одинцов и первым стал раздеваться; наручник по-прежнему болтался на левой руке и застрял в рукаве.
Дрессированный Мунин потащил с себя куртку, а Ева попыталась возразить:
– Там же холодно…
– Снимайте! – рявкнул Одинцов. – У меня в куртке «жучок», и вам тоже наверняка сунули. Нет времени проверять. Снимайте!
– Может, подальше отъедем? – робко предложил Мунин.
Одинцов наконец выпростал наручник из рукава, отшвырнул куртку и перебрался в салон.
– В автобусе навигатор и маяк. Мы у них как на ладони, – с этими словами Одинцов подхватил недочитанную газету, вытащил смартфон из кармана здоровяка, сунул папку в руки Мунину, откатил дверь и снова скомандовал уже персонально Еве:
– Выходим, выходим, красавица! Бегом!
66. Шалуны и шалуньи
От автобуса надо было уйти, но долго водить своих спутников по улицам Одинцов не собирался.
Очень уж приметной выглядела их троица: высокий плечистый мужчина с седым клоком в шевелюре, экзотическая темнокожая красавица и нескладный очкарик с толстенной красной папкой, которую он прижимал к груди. К тому же все трое были одеты – или скорее раздеты – не по сезону.
Петербургская весна показывала характер: солнце солнцем, но студёный балтийский ветер делал своё дело. Порывы налетали со всех сторон и пронизывали до костей, так что через несколько минут у Евы зуб на зуб не попадал. Мунина тоже знобило, да и Одинцов чувствовал себя немногим лучше. Впрочем, состояние Евы его как раз устраивало…
…потому что, как и в случае с Муниным неделю назад, шок у Евы постепенно проходил, но пока дрожащей американке было не до расспросов.
Деньги, которые догадался передать Сергеич, существенно облегчали задачу: шарить по карманам конвоира не пришлось. Сумма в самом деле была внушительная – похоже, все мужики из автосервиса скинулись. Вскоре Одинцов завёл спутников в очередной двор и дёргал ручки дверей одну за другой, пока не нашёл открытую.
- Красное колесо. Узел I. Август Четырнадцатого - Александр Солженицын - Историческая проза
- 1916. Война и Мир - Дмитрий Миропольский - Историческая проза
- Несерьезная история государей российских. Книга первая. Русь Киевская - Василий Фомин - Историческая проза