Читать интересную книгу Бикини - Януш Вишневский

Стэнли появился в это воскресенье около полудня. В новом костюме и голубой рубашке он выглядел исключительно нарядно. Она вперные видела его в галстуке, а его глаза казались какими-то особенно голубыми. Через четверть часа в редакции появился Артур. Он тут же прошел в «машинное отделение». Так называлось помещение, в котором без устали щелкали тридцать телексов, а в последнее время появились еще и факсимильные аппараты. С помощью этих таинственных приспособлений можно было отправлять и получать телеграммы, написанные от руки. Артур оказался, как выразился Стэнли, «куда более дальновидным, чем весь Голливуд». Как только факсимильные аппараты появились на рынке, он тут же закупил для редакции несколько штук.

Они открыли двери офиса. Им хотелось слышать, что происходит снаружи. Но оба не могли сосредоточиться на работе. Стэнли рассказывал ей о мадам Кальм из Люксембурга, а она смотрела на него и думала, какой добрый Бог послал ей этого человека. Около девяти часов в холле все стихло. Они выбежали из офиса. Артур стоял у входа в машинное отделение и держал в руке лист бумаги. Он закрыл дверь и, когда наступила полная тишина, стал медленно читать:

Реймс, Франция, 7 мая 1945 года

В воскресенье в 2.41 по французскому времени или в 8.41 вечера по Восточному военному времени Германия подписала акт о безоговорочной капитуляции перед союзниками и Советским Союзом. Капитуляция была подписана в небольшом, красного кирпича, здании школы, в штаб-квартире генерала Дуайта Д. Эйзенхауэра. Капитуляцию, которая формально завершила войну в Европе, длившуюся пять лет, восемь месяцев и шесть дней и принесшую множество жертв и разрушений, от имени Германии на акт о безоговорочной капитуляции подписал генерал Альфред Йодль. Генерал Йодль является новым начальником штаба германской армии. Акт капитуляции с американской стороны был подписан генералом Уолтером Беделлом Смитом, начальником штаба генерала Эйзенхауэра. От имени Советского Союза он был подписан генералом, а от имени Франции генералом Франсуа Севезом. Официальное сообщение будет объявлено во вторник, в девять утра, когда президент Гарри С. Трумэн выступит с радиообращением к народу, премьер-министр Уинстон Черчилль издаст указ о провозглашении Дня Победы в Европе. В это же время генерал Шарль де Голль обратится с таким же обращением к французскому народу.

Артур закончил читать. Вытер пот со лба и без каких-либо комментариев вернулся в машинное отделение. Сквозь стекло все видели, как он с остервенением стучит по столу кулаком. После минуты абсолютной тишины раздались оглушительные аплодисменты, а затем — громкие вопли. Стэнли, подхваченный толпой, неожиданно куда-то исчез. Анна одиноко стояла, со всех сторон толкаемая людьми. Подошла к стене и, стараясь держаться подальше от кричащей толпы, пробралась на кухню. Она выключила свет, встала на колени и, прижавшись головой к холодильнику, заплакала.

— Я вас искал, — услышала она чей-то голос.

Встала. Поспешно вытерла слезы.

— Не включайте свет. Я лучше вижу в темноте.

Она узнала голос Макса.

— Не могли бы вы пойти сейчас со мной в лабораторию?

Он крепко обнял ее и осторожно погладил по голове.

— Ты считаешь, что они меня презирают? Ты так считаешь? Ведь я не хотела этой войны, — шептала она, уткнувшись лицом в его рубашку.

— Забудь о них, Анна, забудь. Они точно так же кричат, когда «Янкис» выигрывают в бейсбол. А может, громче. Забудь.

— Но я не хочу забывать! Я радуюсь больше, чем они. Макс, я не пойду сейчас в лабораторию. Сегодня не пойду. Сегодня эти фотографии убьют меня. Сегодня нет...

Спонтанная радость после объявленной новости длилась до самого утра. Редакция солидной газеты напоминала бесшабашный клуб в новогоднюю ночь. Всюду валялись бутылки, по радио звучала громкая музыка, люди танцевали среди письменных столов. После полуночи на этих же столах сидели парочки. Стэнли стоял рядом с Анной на пороге офиса, смотрел на всеобщее ликование и прижимал ее к себе. Она закрыла глаза и подумала о доме на Грюнер, о тете Аннелизе, суетящейся на кухне, о пьяной Стопке, лежащей у печки и — неизвестно почему — о той девушке на амвоне в Анненкирхе, которая повторяла «я люблю тебя, люблю тебя, помни, что я люблю тебя...».

Холл опустел около четырех утра. Стэнли выпил слишком много, чтобы возвращаться домой на машине, а ее последний поезд метро давно ушел. Они закрыли на ключ двери офиса, опустили жалюзи, погасили свет. Она лежала на полу рядом со Стэнли и нежно целовала его руки.

— Стопка тебя любила. Правда... — прошептала она.

Он крепче прижал ее к себе и спросил:

— Ты возьмешь меня когда-нибудь в Дрезден?

— Возьму, Стэнли. Я всюду тебя возьму. Теперь всюду. Я так рада, что все кончилось! Я так ждала этого дня...

Она проснулась около девяти утра. Стэнли еще спал. Она быстро поправила мятую одежду и побежала на кухню. По дороге она улыбалась встреченным в холле людям, занятым ликвидацией последствий минувшей ночи. Она вернулась в офис с двумя чашками кофе. Через несколько минут оба уже сидели за своими столами.

Нью-Йорк, Таймс Сквеар, Манхэттен, вечер, суббота, 12 мая 1945 года

Во вторник восьмого мая около полудня она сидела с сигаретой на подоконнике и смотрела на плотную, колышащуюся и восторженно кричащую толпу, собравшуюся на Таймс-сквер. Американцы отмечали День Победы. Плакаты, лозунги, воздушные шары, маленькие флажки с аббревиатурой «V-E-Day» — американцы обожают легко запоминающиеся сокращения — перемешаны были с американскими флагами. Victory-over-Europe-Day, День Победы над Европой, объявленный во вторник в девять утра в официальном радиообращении президента Трумэна, вызвал общенациональную истерию. Холл опустел. Все побежали вниз, чтобы смешаться с толпой. Наверху осталась только Анна. Она боялась толпы, а особенно — толпы в состоянии патриотической истерики.

Через несколько минут она вернулась к столу. Вместе со Стэнли Анна работала над репортажем о подземельях Нью-Йорка. По случайному стечению обстоятельств во время разборки здания на юге Манхэттена, недалеко от китайского квартала, рабочие обнаружили засыпанный вентиляционный канал станции метро. Упавшие камни убили двоих детей, которые спали под трубой канала. Выяснилось, что недалеко от перронов станции в течение четырех лет жила группа нелегальных эмигрантов из славянских стран, численность которой превышала двадцать человек. Четырех лет! Когда она и Стэнли пошли вдоль рельсов и добрались до места, где обитали эти люди, их глазам предстало чудовищное зрелище. Среди кашлявших, лежавших на картоне агонизировавших стариков бегали дети. В центре площадки горели костры. В дальнем углу, за баррикадой из мусора, находилось двенадцать свежих могил. Людей, которые здесь умирали, не поднимали наверх. Это было слишком рискованно. Их хоронили за грудой мусора. Анне вспомнился склеп в Дрездене. Стэнли был шокирован. Он даже не делал снимков, не мог. В этот же день он встретился с Артуром. Вечером Артур позвонил мэру этого пригорода, который попросил его придержать этот материал. Ночью Артур перезвонил Стэнли, попросил закончить статью и на следующий день положить ему на стол. «Все, мать их, всю правду, со всеми подробностями!» — добавил он в конце. Стэнли пересказал ей разговор с Артуром слово в слово, с ненормативной лексикой, которой на сей раз была просто усыпана речь Артура.

На лежавших на ее столе фотографиях из подземелья она заметила свернутую в рулон бумагу с телексом.

Сегодня, 8 мая 1945 года около 10.00 по Гринвичу части советской Пятой Гвардейской армии вошли в Дрезден. Город сдался без особого сопротивления и находится под полным контролем советов. Глава округа (гауляйтер) и одновременно градоначальник Мартин Мучманн, который 14 апреля провозгласил Дрезден крепостью, покинул город до вступления русских. Место его пребывания неизвестно (источник: «Ассошиэйтед Пресс»).

На шершавой бумаге, вырванной из телекса, было от руки написано: «Думаю, тебе будет интересно об этом узнать». Она узнала почерк Макса Сикорски.

— Знаешь, никто так хорошо не снимает в темноте, как ты, — сказал Макс, приветствуя ее на пороге лаборатории. — Ты как летучая мышь с фотоаппаратом. Картинки из подземелья под Чайнатауном просто великолепны.

— У тебя найдется для меня минута, Макс? — спросила она, закрывая дверь. — Я бы хотела немного побыть в Дрездене. Особенно сегодня.

Села за стол напротив фотографий. Смотрела...

Молящийся солдат. Провой рукой сжимает культю левой руки. Из каски, лежащей у ног, поднимается огонек горящей свечи. Маленькая плачущая девочка с забинтованной рукой рядом, на горшке.

— Макс, знаешь, этот солдат после молитвы подошел к девочке, взял ее на руки и отнес к родителям... После каждой из этих фотографий жизнь продолжалась дальше, хотя должна была остановиться. Хоть на минуту...