Читать интересную книгу Спящие от печали (сборник) - Вера Галактионова

Ела она быстро, неряшливо, потом так же быстро и много пила из блюдца, подливая себе ещё и ещё, пока чайник не опустел. И всё усмехалась недобро, вспоминая телефонный женский голос.

Откинув голову к стене, так и не встав со стула, она впала в короткую сытую дрему. Вскоре ей почудилось, что на кухне кто-то храпит. И от этого внятного храпа Лунная Красавица пришла в себя. Рот её был неопрятно раскрыт и влажен в углах от сбегающей слюны. Она торопливо отёрлась старушечьим точным движением и деловито подумала, что самое трудное сделано. Что осталось-то – всего ничего: отнести куда-нибудь труп недоношенного ребёнка, а потом забрать девочку домой.

Нет, всё верно: Лунная Красавица не сумела бы вырастить двоих детей одна. Она пожертвовала неродившимся ради живущего, она выполнила всё как надо. И страшное было уже позади.

Скоро стемнеет за окном. Проще всего выбросить коробку с ребёнком в мусорный бак во дворе, думала она, умываясь с мылом. Но это нехорошо… Чем же виноват он, не вовремя зачатый, никому не нужный и лишённый за то жизни, чтобы валяться в объедках и отбросах? Он, бывший недавно плотью её и кровью… Но ведь ему уже всё равно.

Лунная Красавица сняла с себя грязное и помылась. Придётся кинуть в реку. Под мостом. Это близко. Там нет людей. Она оделась в чистое ситцевое платье, замотала волосы в узел и догадалась, что балконную дверь, откуда вливался запах мертвечины, можно закрыть.

Низ коробки уже отсырел, тонкая струйка сукровицы набежала из-под дна, по которой ползали острые сосущие черви, мелкие как опилки. Вот что стало с её послушным ребёнком… На кого же он был похож? Почему, почему не посмотрела она, на кого он похож? Ах, да, она не успела…

Некому предать земле несчастное тельце несчастного её дитя. Даже мёртвый он никому не нужен на этом свете. Кроме неё самой. Кроме матери-убийцы.

– Вот что стало с твоим ребёнком, изверг! – сказала поэту Лунная Красавица, захлопывая с силой балконную дверь. Но уже не заплакала, представив поэта с другими детьми, живыми – детьми его и той, старой, сидящей в бриллиантах.

– Те – дороги тебе, этот – нет. Смотри же, что стало с ним, с твоей плотью и кровью! – мстительно приговаривала она, срывая с постели перепачканное бельё. А потом кричала: – Сволочь! Убью тебя за это, сволочь!

И стаскивала белье, и замачивала с порошком, и стирала, наваливаясь всем телом.

Кое-как отжав плохо отстиранное, она всё же отнесла бельё на балкон и развесила, и даже умудрилась потом выстирать тяжёлый ватный матрац и кинуть его на перила, под косые лучи небольшого оранжевого солнца, уже заходящего за крыши. Однако на коробку Лунная Красавица не взглянула ни разу и даже как будто перестала ощущать тлетворный запах, колеблемый сквозняком.

Окончив дела, она снова плотно прикрыла балконную дверь. И тогда ей сразу же стало хуже. Лунная Красавица зашаталась, теряя сознание, но радужные круги рассеялись вдруг, лишь маленькое оранжевое солнце стояло в глазах и не исчезало. Скорчившись от боли, она осторожно добралась до кровати без матраца, чтобы долго лежать затем без малейшего движения, ухватившись за низ живота, и копить силы к ночи:

Нет, она не выбросит своё мёртвое дитя, словно дохлую собаку – она похоронит его сама… Лунная Красавица прикрыла глаза. Перед нею стало бесшумно раскручиваться и улетать в пространство нечто гибкое, чёрное, как летит свитый из конского волоса быстрый аркан, брошенный в закат, или как распрямляется вмиг тугая пружина, устремляясь в оранжевую тьму.

– Это – злодейство, которое настигнет ещё тебя, – безмолвно и устало сказала поэту про своё виденье Лунная Красавица, не размыкая век. – Потеряла я – потеряешь и ты. Твои слёзы впереди.

В ту минуту ей стало страшно от понимания как от вынесенного кем-то приговора – страшно за тех троих, сидевших сегодня перед телевизором и тоже ни в чём неповинных. Но она уже видела: злодейство пошло раскручиваться во времени.

Дурак, дурак, не ведающий закона, под которым он живёт, – что толку жалеть этого дурака? Пружина беды начала раскручиваться во времени, чтобы настичь его однажды, весёлого и уверенного и любящего отца своих – тех – детей. Да, похоронит и он… Этого стремительного движения не остановить никому из смертных, потому что вступил в действие страшный закон, установленный не людьми. Не остановить его и Лунной Красавице: горе полетело в мир…

И ощущая полное своё бессилие, Лунная Красавица рассмеялась жёстким отрывистым смехом: пусть же всё будет так как будет. Потеряла она – потеряет он… И там, внизу, у подъезда, засмеялись молодые девушки и юноши, сидящие на скамейке допоздна.

Во втором часу ночи Лунная Красавица вышла с картонной коробкой, обмотанной в полиэтилен и перевязанной бинтом, и с огромным ножом, торчащим из кармана – единственным подарком поэта, считающего, что на кухне обязательно должен быть удобный тяжёлый нож. Она надела плащ, хотя ночь была жаркой, и полою плаща прикрывала эту коробку, неся её так, как носят грудных детей.

Никто не встречался на долгом пути её. Но она всё петляла меж деревьями, боясь забрести в глубь леса и боясь оказаться слишком близко к пустырю. Ветер над ней шумно и отчуждённо шелестел листвою. А стволы деревьев выступали внезапно из тьмы и, кружась, исчезали во тьме под настороженным взглядом Лунной Красавицы, не останавливающейся ни на миг – они словно обходили её стороной.

Огни большого города, сбегающие вниз по холмам, пропали вскоре и уже не появлялись в просветах меж стволами. Вдруг Лунная Красавица оступилась на быстром ходу и упала в яму, поросшую высокой травой. Она посидела немного, догадываясь, что это и есть место могилы её ребёнка, но всё ещё не выпускала коробку из рук, как что-то необычайно дорогое для себя и, может быть, единственно любимое в жизни, которое теперь должны были у неё отнять навсегда, и не двигалась, прижавшись к коробке лицом.

Время шло, и со временем усилился ветер. С шумом ветра летучий душный воздух наполнился треском ветвей, шорохами, невнятным стуком, будто кто-то невидимый перелетал с вершины на вершину и колотил по стволам сухим сучком. Но стихло всё неожиданно и замерло, и во времени образовалась пустота. Лунная Красавица медленно поставила коробку под дерево.

Она выползла из ямы, захватывая с собою хрупкие старые ветки и прошлогоднюю листву. Потом рвала и выдёргивала траву, и ещё выгребала яму дочиста руками. И принялась рыть, вонзая нож с размаху.

За этой работой Лунная Красавица успокоилась. Только позже никак не могла перестать выковыривать землю ножом и откидывать её в сторону, хотя яма давно уже была достаточно глубокой. И удар в землю следовал за ударом, и наклон – за наклоном, и прервать чередование мерных движений было невозможно.

Как вдруг совсем низко, едва не задев Лунную Красавицу бесшумным крылом, медленно и сонно проплыла над ямой странная лобастая птица – и села неподалёку на ветку.

От неподвижного птичьего взгляда, остановившегося на ней, Лунная Красавица съёжилась и замерла.

– …Кыш! – опомнившись, закричала она. – Кыш!

Птица не шелохнулась и не сводила с неё близкого сильного взгляда, будто хорошо знала, что Лунной Красавицы не стоит бояться уже ни зверю, ни насекомому, ни прочей твари. Душа Лунной Красавицы затомилась в зловещей власти птицы и затосковала бесконечно. А крик застрял в горле, как застревает он у человека, пытающегося кричать в ужасном сне.

Мгновенный ветер, повергая листья в дрожь, пробежал по вершинам. Лунная Красавица швырнула в птицу тяжёлым ножом.

Круглоголовая, как призрак, ночная птица плавно перелетела с куста на куст. Оглядываясь на неё и озираясь по сторонам, Лунная Красавица схватила коробку, устроила её на дне ямы поудобней и стала забрасывать землёй, приминая ладонями комья, листву и сучья. Но лес оглушительно затрещал, мужской хохот раздался над её головой – кто-то двигался в темноте прямо к Лунной Красавице.

Она упала в яму, накрыв её собою, и сомкнула глаза, и сердце её стучало в рыхлую землю. Сомлев, она готова была лежать так вечно: это было блаженство бессилья, в котором нет уже места ни страху, ни отчаянью, ни боли.

Когда время ожило, нехотя двинувшись дальше, Лунная Красавица подняла лицо и долго смотрела в ту сторону, где лес делился по ложбине надвое, впуская в себя тёмно-серое небо. Там уходили, обнявшись, по своим делам тонкая девушка в светлом и шумный торопливый мужчина, рассказывающий что-то. Лунная Красавица отёрла с лица землю и сор.

– Дура… – шептала она бессмысленно. – Дура… Дура…

Она не помнила, как добиралась домой – обратной дороги словно не было вовсе. Только на лестничной площадке увидела, что дверь её освещённой квартиры распахнута – тяжёлый могильный запах заполнял подъезд. Растворив настежь окна и балкон, она ушла от этого запаха вниз, на скамью, где сидели по вечерам молодые ребята и девушки. И чтобы не кружилась голова, стала смотреть в землю, согнувшись и держась обеими руками за ноющий живот.