Читать интересную книгу Молитва по ассасину - Роберт Ферриньо

— Твой отец умер, вернувшись из Китая, — напомнила Сара.

Фэнси пожала плечами.

— Мы с матерью встречали его в аэропорту. Он рассердился на нас. Мы не должны были знать о том, что он возвращается домой. Мы сразу же заметили, что он болен, а он сказал, будто съел какую-то дурную пищу в самолете, пищу для неверных. Я сразу же поняла, что он врет. Всегда понимала. — Она посмотрела на Сару. — Зачем вам все это нужно?

— Я провожу исторические исследования того периода. До Перехода. Непосредственно перед взрывами.

— А какое отношение имеет к этому мой отец? Он уже умер к тому времени.

— Я просто собираю сведения. Твой отец…

— Наверное, здорово быть учителем истории. — Фэнси рассеянно перебирала волосы. — Я тоже хотела работать в школе. В начальной. Всегда любила детей. — Она крутила прядь волос между пальцами. — У меня их никогда не будет.

— Мне очень жаль, — сказала Сара.

— Ладно, все равно бы из меня получилась плохая мать. — Проститутка взглянула на Раккима. — Ты не похож на историка.

Ракким улыбнулся.

Фэнси в ответ не улыбнулась.

— Я разбираюсь в мужчинах. Могу сказать о них все, прежде чем они откроют рот. По обуви. Или по рукам. Или по глазам. Особенно по глазам. — Она покачала головой. — А тебя я не могу понять. — Она бросила взгляд на Сару. — А ты можешь?

— Мы выросли вместе, — ответила та. — Я его понять могу.

Фэнси снова посмотрела на Раккима.

— Надеюсь.

— Когда твой отец вернулся из Китая, он что-нибудь рассказывал об этой поездке? — продолжила расспрашивать Сара. — О том, где именно он был, с какими людьми встречался?

— Я только помню, что его часто тошнило. А мать постоянно плакала.

— Кажется, он работал на той огромной плотине в Китае, — как бы невзначай заметила Сара. — Видимо, гордился своей работой.

— Давно не вспоминала о том времени. Я тогда чувствовала себя счастливой. Отец был строгим, но очень сильно любил меня. — Она не спускала глаз с Сары. — Называл меня сокровищем. Носил на руках и называл сокровищем.

Ракким решил не вмешиваться в разговор. Фэнси явно невысоко ставила мужчин. Внутренние стены акулы пестрели похабными рисунками, пол скрывался под завалами оберток от еды и предметами куда менее аппетитного происхождения. Пахло мочой, мокрым картоном и грязным бельем. Ароматические свечи Фэнси нисколько не помогали, правда, выглядели мило. Возможно, она верила, будто занимается вполне приличным делом.

— Дом, где вы жили, был снесен много лет назад, — произнесла Сара. — Я узнавала.

— Никто не соглашался жить в нем. Все думали, что он приносит несчастье. Вернее, стали так думать, когда умер отец. Как он умер. В каких мучениях.

— Вы обращались к врачу? Мы не смогли найти никаких записей.

— Врач приходил к нам домой. Раньше я его никогда не видела. Он давал отцу таблетки от боли, просил мать не выпускать его на улицу. Ухаживать за ним. Плохой дом. Несчастливый дом. Потом мать погибла так быстро… — Она покачала головой.

Сара скосилась на Раккима.

— Твоя мать погибла через три года после смерти отца. Возможно, тебе это кажется слишком скоро…

— Всего через три месяца, — всхлипнула Фэнси. — Я же была с ней. Мы ехали по шоссе, шина лопнула, и машина разбилась. Мы ехали в пустыню, чтобы молиться. Она вела слишком быстро. Мне сказали, что я спаслась лишь чудом. Мама вылетела через лобовое стекло, а я только немного поранила ногу. Мне сказали, что на все воля Аллаха. А еще сказали, что у него, вероятно, большие планы на меня. — Ее горький смех разнесся по темному чреву акулы.

— Что было дальше? — спросила Сара. — Кто заботился о тебе?

— Полицейский отвез меня домой. Я хотела остаться с матерью, но он велел мне забрать из дома свои вещи. Даже сейчас мне кажется, что все происходило как во сне. — Фэнси оттянула ворот блузки, и шрам на горле словно налился кровью. — Когда мы приехали домой, я увидела много людей. Они грузили вещи в фургон. Там был врач, который приходил к отцу. Я не знаю, что он там делал. Полицейский сказал, чтобы я сложила вещи в сумку. Врач на него рассердился и потребовал оставить меня в доме, но полицейский сказал, что ему наплевать. Потом он отвез меня к дяде. Дядя считался хорошим мусульманином. Он был обязан взять меня к себе, но, как мне показалось, не хотел этого делать. — Она посмотрела на Раккима. — Всегда расстраиваюсь, когда вспоминаю об этом. Пожалуйста, мне хотелось бы получить еще денег.

Бывший фидаин протянул ей новую пачку купюр.

— Как вам показалось, Камерон нормально питается? — поинтересовалась Фэнси, спрятав ее.

— А у тебя не осталось каких-нибудь старых вещей? — задала вопрос Сара. — Не обязательно принадлежавших твоему отцу. Может быть, твоя мать вела дневник или отмечала на календаре дни до его возвращения. Может быть, остались его записные книжки, чемоданы…

Фэнси покачала головой.

— Врач все из дома вынес. Ничего не осталось.

— Совсем ничего?

— Даже от дома-то следа не осталось. — Выражение ее лица стало жестким. — Почему вы задаете все эти вопросы о моем отце? Только не говорите о каком-то исследовании. Я вам сразу не поверила.

— Мы думаем, что твоего отца убили, — произнес Ракким. — После того что ты рассказала об аварии, я думаю, что твою мать убили тоже.

— Ты — из полиции? Мне не слишком везло с полицейскими.

— Когда мой отец уезжал, — сказала Сара, — он обязательно привозил мне что-нибудь. Я очень дорожила такими сувенирами…

— Тебе повезло. — Язычки пламени качнулись, и тени быстрее заплясали по стенам. — Мне он ничего не привозил.

— Даже открытки?

— К чему все эти вопросы, мисс История? Собралась воскрешать мертвых? Да не все ли равно, как они умерли. Их уже нет, и ни ты, ни кто-нибудь другой ничего не сможете изменить.

— Врач, который приходил к твоему отцу и вывозил вещи из дома… Ты видела его после этого? — спросил Ракким.

— Послушай меня, — начала Фэнси. — Мне совершенно плевать… — Она замолчала, увидев его поднятую руку.

— Здесь кто-то есть. — Бывший фидаин задул свечи.

46

Перед ночным намазом

Валет — шестерка. Восьмерка — пятерка. Десятка — дама. Увидев в руках крупье шестерку, Старейший и мудрейший не притронулся к трем фишкам, по тысяче долларов каждая.

Техасский соевый магнат, сидевший первым, рассматривал свои карты так, словно пытался понять смысл египетских иероглифов. Его жена — крупная блондинка — погремела кубиками льда в стакане, обдумывая ход. После мучительных размышлений бизнесмен взял карту к тринадцати, получил фигуру и прогорел. Глупая блондинка с пятнадцатью на руках — пятнадцатью! — видя у крупье шестерку, попросила еще карту, получила девятку и последовала за мужем.

Крупье, а звали ее Анна, открыла карту. Десятка. Шестнадцать. Ей пришлось взять еще одну и открыть пятерку. Очко. Сочувственно взглянув на Старейшего, она смахнула со стола ставки.

— Вот незадача, папаша! — Блондинка возбужденно похлопала его по руке. — В следующий раз мы ее достанем.

Старейший холодно воззрился на нее. К нему посмела прикоснуться жительница Техаса, да еще и назвала «папашей». У нее на груди висело распятие, усыпанное бриллиантами. Она совсем не умела играть в очко — забрала себе карты, заведомо проигрышные для крупье. С какой стороны ни взгляни, сплошное кощунство. Для полного набора оскорблений ей не хватало лишь месячных.

Валет — девятка. Валет — восьмерка. Десятка — десятка. Крупье открыла четверку. Старейший разделил десятки, получил к первой даму, ко второй — короля, идеально. На руках два по двадцать, девятнадцать и восемнадцать.

Блондинка получила к пятерке и восьмерке валета и проиграла.

Соевый магнат попросил карту к шестерке-семерке, получил двойку к пятнадцати и решил взять еще карту. Крупье попросила его повторить.

— Карту, черт возьми! — завопил католик.

Анна бросила ему даму. Конец. Перевернула свою карту. Король. Всего четырнадцать. Следующая — семерка. Снова очко. Фишки снова исчезли со стола. Очередная сочувственная улыбка в сторону Старейшего.

— Дорогая, нам пора, — произнес соевый магнат. — Крупье нас обманывает.

Анна проводила супружескую пару взглядом.

— Готова поспорить, вам жаль, что они ушли.

Старейший рассмеялся и положил по тысячедолларовой фишке на все шесть мест за столом, таким образом закрыв стол для всех желающих присоединиться. Обычно ему нравилось играть в компании, нравилось видеть людей, бродивших по казино. Такие разные лица. Разные жизни. Католики и умеренные мусульмане из Лос-Анджелеса, Чикаго и Сиэтла, истинные христиане из Чаттануги, Атланты и Нью-Орлеана. Бизнесмены из Токио, Пекина, Парижа, Лондона и Бразилии. Дикая смесь наречий и желаний. Старейший бегло говорил на большинстве языков. Понимал большую часть желаний. Сегодня тем не менее он предпочитал играть в одиночестве.