Читать интересную книгу Мое сердце - Смолл Бертрис

Королева встала и, перекрывая гул голосов, прокричала:

— Тихо! Мы будем говорить и желаем, чтобы все услышали, что мы скажем.

В зале установилась тишина, даже музыканты опустили свои инструменты. Если чему она и научила своих подданных, так это послушанию.

— Завтра, — начала она, — наступает Великий пост, и вскоре после его начала моя любимая крестница Велвет отъедет вместе со своим супругом к себе домой, в Шотландию. Поскольку я надеюсь, что моя крестная дочь по прибытии в свой новый дом не замедлит выполнить свой долг перед мужем… — здесь королева сделала паузу, и среди придворных раздалось несколько громких одобрительных смешков, — то вряд ли мы увидим их в ближайшие несколько лет, ведь Дан-Брок отделяют от Лондона многие и многие мили. Королевский Молверн, где выросла Велвет, был моим подарком Адаму де Мариско. Так как у него нет наследника по мужской линии, мы доводим до всеобщего сведения, что по его кончине имение Королевский Молверн отойдет Александру Гордону, графу Брок-Кэрнскому, а затем его наследникам. Это мой подарок вам, ибо я люблю вас обоих от всей души.

Глаза Велвет наполнились счастливыми слезами. Чудесно, что когда-нибудь Королевский Молверн будет принадлежать ей и ее детям. Она желала своим родителям долгой жизни, но, готовясь уехать из Англии на север, она чувствовала себя такой покинутой. А теперь королева, как бы прочитав ее мысли, предложила ей лекарство от ее печалей. Молодая графиня Брок-Кэрнская упала на колени. Взяв подол королевского платья, она поднесла его к губам и поцеловала.

— Благодарю вас, мадам, — сказала она сдавленным от волнения голосом. Большего произнести она была не в силах.

Елизавета нагнулась и подняла ее с колен, сама с полными слез глазами. Вынув из рукава шелковый платочек, она вытерла мокрые щеки своей крестницы.

— Ну, ну, дитя, я же хотела только порадовать тебя.

— О, вы меня и порадовали, мадам, еще как порадовали! — Это, бесспорно, очень щедрый подарок, ваше величество, — проговорил Алекс, наконец обретший дар речи. Королева метнула на него смешливый взгляд.

— Вряд ли теперь у меня будут уже свои дети, — сказала она с подкупающей откровенностью. — Возможно, что в один прекрасный день сын моей кузины-предательницы, Марии Стюарт, унаследует этот трон. — Она холодно улыбнулась. — Возможно. И если такое случится, вам, милорд, совсем не повредит иметь поместье в Англии. Совсем не повредит.

— Да, — кивнул он мрачно, — не повредит.

— Мы намерены жить долго, — усмехнулась королева, — и надеемся, что у Адама де Мариско и его жены тоже будет долгая жизнь. Может пройти много лет, пока вы вступите в права наследования, сэр. Очень много лет.

— Но когда это произойдет, — с ловкостью опытного придворного откликнулся Алекс, — я всегда буду с благодарностью и любовью вспоминать величайшую из английских королев, Елизавету Тюдор.

— Ха! — фыркнула королева. — Господи Боже, какая потеря! Вам следовало бы остаться при дворе, Алекс Гордон, ибо у вас язык и мысли прирожденного придворного. Вы далеко пойдете. О да, далеко!

— Королева очень добра, — ответил Алекс. — Но при всем моем уважении к вам и вашему двору, меня влекут холмы моей родины.

Елизавета улыбнулась.

— Я понимаю, — спокойно сказала она. — Вы любите свой Дан-Брок так же, как я люблю мой Гринвич. Я не позволю никому лишить меня собственного дома и не буду лишать вас вашего, милорд. Мое разрешение уехать остается в силе. Поезжайте с Богом, но не забудьте вернуться вместе с женой, когда придет время.

Алекс низко поклонился и, взяв руку королевы, поцеловал ее.

Глаза королевы опять сверкнули.

— Не прощаюсь с вами, сэр, и надеюсь, вы хорошо повеселитесь! Несколько дам не сводят с вас глаз с того момента, как вы вошли в зал. Наглые, бесстыжие сучки, вот они кто.

Ты ревнуешь, Велвет?

— Нет, мадам, пока милорд не давал мне повода. Мне жалко этих дам, ведь в отличие от восточных султанов я ни с кем не намерена делить своего супруга.

Королева опять рассмеялась — в этот вечер у нее было прекрасное настроение.

— Мне иногда приходит в голову, что милорд Брок-Кэрн получил в твоем лице все, о чем мог только мечтать, мое дитя.

— Да, мадам, так оно и есть, — озорно ответила Велвет и присела перед королевой в реверансе. Затем, взяв мужа под руку, она растворилась в толпе.

— Вы смелая, негодница, — отчитал ее сэр Уолтер Рэлей, подходя к ним. Бесс вернулась на свое место рядом со своей повелительницей, как и прекрасный граф Эссекский.

— Значит, и дети будут смелыми, — быстро ответила Велвет.

Рэлей улыбнулся и подумал, как изменилась Велвет за те восемь месяцев, что пробыла при дворе. Музыканты заиграли танец эльфов, и не успел Алекс моргнуть, как Рэлей увел у него Велвет из-под носа. Обхватив ее за талию, он умело ввел ее в очередную фигуру, и они пропали где-то в глубине зала.

Усмехнувшись, Алекс вернулся назад к тронному возвышению. Испросив и получив разрешение, он заполучил себе в партнерши по танцам госпожу Трокмортон, а королева отправилась танцевать с лордом Эссексом.

Празднество должно было по программе закончиться в полночь. Весь двор отправится во дворцовую часовню. Но, казалось, веселью не будет конца. Музыканты наигрывали с воодушевлением и почти без перерывов. В середине вечера распахнулись двери в обеденную залу, и гости устремились к накрытому для них столу.

Королевские повара, прекрасно помнившие о грядущих шести неделях поста, превзошли сами себя, готовясь к этому вечеру. Были поданы целиком зажаренные говяжьи, оленьи, бараньи, воловьи и кабаньи туши. На столах стояла различная дичь: утки, лебеди, павлины, последние в перьях, наряду с куропатками, перепелами, голубями и жаворонками. Каплуны зажарены до сочной золотистой корочки так же, как и гуси, сочащиеся соком, коричневатые, фаршированные сушеными фруктами. Было множество пирогов с зайчатиной и птицей, молочные поросята с лимонами во рту на золотых подносах, устланных салатными листьями, розовая ветчина, бочонки с устрицами на льду, доставленные с Северного моря, целые лососи, тарелки с креветками, некоторые сваренные в вине, а другие в масле с травами. Стояли чаши с морковью и свеклой, молодым луком-латуком, отваренным в вине, лежали большие ломти свежеиспеченного хлеба и сыры: большие круги дерби, стилгона и чеддера местных сортов, мягкий, нежный брил из Франции.

На отдельном столе для гостей были приготовлены различные сладости: разнообразные желе, разлитые в формы, пирожные, пропитанные в вине, марципаны, вазы с поздними яблоками и грушами, крепенькие апельсины из Севильи. И вина: ударяющее в голову темное красное бургундское и светлое золотистое с фруктовым ароматом, — непрерывной рекой лились из серебряных кувшинов, разносимых лакеями..

Придворные сновали взад и вперед по обеденной зале, ликуя от предложенного изобилия. Они ели сосредоточенно, набивая себе рты, как будто пост продлится вечно, а не какие-то сорок дней. Танцы временно прекратились, и Елизавета Тюдор опять расположилась на своем золоченом троне с красным бархатным балдахином, наблюдая из-под опущенных век, как ее двор предается излишествам.

По ее губам блуждала слабая улыбка, но даже самый наблюдательный человек не смог бы решить, была ли она веселой или презрительной. Многие воздали должное прекрасным королевским винам, и среди некоторых придворных уже можно было заметить признаки опьянения. Королева видела все.

Ее очень радовало, что дозволенный ею брак ее воспитанницы Эйнджел Кристман и Роберта Саутвуда, графа Линмутского, оказался удачным. Молодая графиня, теперь уже заметно пополневшая, была счастлива; судя по всему, муж любил ее без памяти. Сурово поджатые губы королевы слегка расслабились. Хотя бы здесь интуиция не подвела ее. Как бы хотелось ей самой испытать такое счастье, но она давно уже усвоила, что, если мужчина получает власть над женщиной, он может разрушить ее тело, мозг или душу, или все вместе. Жизнь требует, чтобы кто-то один расплачивался за слабость другого. Она постигла этот урок, будучи молоденькой девушкой. И все-таки иногда в некоторых браках встречалось счастливое равенство, которое радовало ее, хотя она инстинктивно знала, что такое счастье не для нее. Нельзя быть блаженно счастливой, оставаясь королевой Англии, подумала она печально.