11,9 «Соответствие» (или «пропорция», или «аналогия» — τό άνάλογον) — один из ключевых терминов третьей книги «Риторики».
и,10 Ификрат — афинский военачальник наемных войск (конец V — первая пол. IV вв. до н.э.). Каллий, сын Гиппоника — афинский аристократ, наследственный жрец-факелоносец (дадух) на Элевсинских ситериях. Сан дадуха передавался из поколения в поколение внутри знатных родов и потому был знаком социального престижа; напротив, фигура «метрагирта», т.е. нищенствующего и бродяжничающего жреца богини Кибелы, безродного и бездомного шарлатана и блудника, стояла вне афинского общества. — «Дионисовы искусники» — обычное самоназвание античных актеров (театр возник из культа Диониса, и постольку Дионис оставался божественным покровителем театра и его тружеников). — «Что говорится в «Телефе» Еврипида» — Еврипид, фр. 705. — «Обман не удается» — т. е. иллюзия естественности оказывается нарушена.
прошайничающим, <беря> противоположное в том же роде, поскольку то и другое — действия прошения, и будет то самое, о чем я говорю. Так Ификрат <назвал> Каллия «метрагиртом» вместо «дадуха», а тот возразил, что <Ификрат> не посвящен в таинства, ибо в противном случае именовал бы его не «метрагиртом», но «дадухом»; то и другое касается божества, но второе почетно, а первое позорно. Иной <называет актеров> «Ди-онисовыми льстецами» (διονυσοκόλακες), а сами они называют себя «искусниками»; то и другое — метафоры, но одно марает, а другое — наоборот. Также и разбойники нынче называют себя «взимателями подати». Потому можно сказать о преступившем закон, что он «впал в ошибку», и о впавшем в ошибку, что он «нарушил закон»; или об укравшем — что он «взял» или что он «разграбил». А то, что говорится в «Телефе» Еврипида:
Весла владыка, он явился в Мидию, —
нелепо, ибо «владыка» — не в меру торжественное <слово>;
11 потому обман не удается. Погрешность может заключаться и в самих слогах, когда знаменуемый ими звук неприятен: так, Дионисий Медный называет в своих элегических стихах поэзию «воплем Каллиопы», — ибо то и другое — звуки; но метафора дурна, <ибо взята> от нечленораздельных звуков. Кроме
12 того, именуя предметы безымянные, надо переносить на них <имена> не издали, но от вещей сродных и единообразных,
1405b чтобы по произнесении сродство было ясно, как в известной загадке:
Видел я мужа, огнем прилепившего медь к человеку.
Дело это не имеет имени, но то и другое есть некое приложение; поэтому «ставить банки» названо — «прилепить». И вообще
11.11 Дионисий Медный — поэт и ритор начала V в. до н.э., прозванный «Медным» за совет ввести в Афинах медные деньги. — «Вопль» — по-гречески κραυγή, так что действительно «сами слоги» заключают в себе резкость и неблагозвучие.
11.12 «Видел я мужа, огнем прилепившего медь к человеку» — эта загадка, приписываемая традицией поэтессе Клеобулине Линдской, приведена также в «Поэтике» (XXII, 58а26).
из хорошо составленных загадок можно брать отменные метафоры; ибо метафоры заключают в себе загадку, из чего ясно,
13 что перенос <значения> сделан хорошо. И еще <метафора должна быть взята> от вещей прекрасных; но красота имени, как говорит Ликимний, — либо в его звуках, либо в означаемом, и безобразие точно так же. И еще третье, чем опровергается софистический довод (λόγος): если Брисон утверждал, что сквернословия не существует, коль скоро все равно, сказать ли одно слово или другое с тем же значением, то это ложь; одно слово более общепринято, чем другое, более подходит, более пригодно для того, чтобы представить дело перед глазами. Кроме того, <разные слова> знаменуют одно и то же неодинаково, так что и в этом отношении одно должно считаться прекраснее или безобразнее другого; <пусть> оба слова означают прекрасное или безобразное, но не со стороны его красоты или его безобразности, а если и так, <одно> больше, <другое> меньше. Потому следует брать метафоры от того, что прекрасно по звуку, или по значению, или для зрения, или для любого другого чувства. Есть различие, что сказать; так, «розоперстая Эос», лучше, чем «пурпурноперстая», а «красноперстая» еще хуже. То
14 же с эпитетами: можно образовывать их от дурного или позорного, например, «матереубийца», а можно от благородного, например, «мститель за отца». И Симонид, когда победитель <в беге колесниц, запряженных> мулами, предлагал ему скудную плату, отказывался сочинять, ссылаясь на то, что ему неприятно воспевать «полуослов»; когда же <тот> предложил достаточно, написал:
Привет вам, о быстроногих кобылиц дщери,
11,13 Ликимний — ученик Горгия, автор трактата об искусстве риторики, цитируемого ниже (XIII, 5). Брисон — софист родом из Гераклеи Понтийской. Тезис Брисона, согласно которому слово есть как бы нагое имя вещи и постольку не может быть непристойным и не обязано быть пристойным, неоднократно повторялся в рассуждениях стоиков и опровергался теоретиками риторики (напр., Цицероном). — «Розоперстая» — постоянный эпитет зари (богини Эос) в гомеровском эпосе («Илиада», I, 477 и др.).
хотя они были также дочерями ослов. Кроме того, можно сде-
15 лать то же самое слово уменьшительным. Превращение слова в уменьшительное (υποκορισμός) состоит в том, что оно представляет меньшим и зло, и добро, как шутит Аристофан в «Вавилонянах»: вместо «золота» — «золотишко», вместо «плаща» — «плащишко», вместо «поношения» — «поношеньице», и еще «нездоровьице».
В том и в другом, <в метафорах и в эпитетах>, следует быть осторожным и соблюдать меру.
1 <Причины вычурности. — Двукорневые слова.> III. Вычурность слога (τά ψυχρά κατά την λέξιν) бывает четвероякой. Во-пер-вых, от двукорневых слов, как у Ликофрона: «многоликое небо высоковершинной земли» и «узкопроходный берег»; и как выражался Горгий — «нищеискусный льстец», «клятвопреступные» и «клятвособлюдшие». И как Алкидамант — «душа гне-1406а вом исполняема, лицо же огнецветным являемо»; и «он пола-
1114 «Матереубийца» и «мститель за отца» — эпитеты Ореста, возникающие у Еврипида в споре Менелая и Ореста.
М е н е л а й. Ты, матереубийца, душегубству рад?
Орест. Я мститель за отца, тобой забытого.
(«Орест», ст. 1587—1588)
Симонид — знаменитый лирический поэт (ок. 556—468 гг. до н.э.); проявленное им наивное корыстолюбие отлично согласуется с архаической моралью. —■ «Победитель» — Анаксил Регийский. — Состязание в беге колесниц, запряженных мулами, было отмечено уже в 444 г. до н.э.; по-видимому, оно недостаточно импонировало воображению греков. Для Аристофана Симонид — олицетворение жадности; высмеивая Софокла, будто бы обогатившегося в экспедиции против Самоса, он приравнивает его к поэту былых времен.
Т р и г е й. Да из Софокла вдруг он Симонидом стал.
Гермес. Как Симонидом?
Т р и г е й. Старец и дряхлец, пошел
Он за наживой в море на соломинке.
(«Мир», ст. 697—699; пер. Адр. Пиотровского)
п·15 «Вавилоняне» — утраченная комедия Аристофана. Примеры диминути-вов легко найти и в его дошедших комедиях («серебришко» — «Птицы», ст. 1622, «плащишко» — «Лисистрата», ст. 470, «судишко» — «Осы», ст. 803, и др.).
гал, что рвение их будет целесовершительно»; он же «убедительность речей» объявил «целесовершительной», а «настил моря» — «темноцветным». Все эти <слова> представляются поэтическими из-за своей двусоставности.
2 <Необычные слова.> Итак, одна причина <вычурности> такова, другая же — пользование необычными словами, как Ли-кофрон <называет> Ксеркса «дивьим мужем», и Скирон <У него> «муж-лиходей», и κέικ Алкидамант <говорит> об «игралищах поэзии» и о «природной продерзости», и о том, кто «воспламенен беспримесной яростью помыслов».
3 Злоупотребление эпитетами.> Третье — пользование пространными, или неуместными, или частыми эпитетами. В поэзии можно назвать молоко «белым», но в прозе такие <эпитеты> либо не совсем уместны, либо, если их чересчур много, они выдают с головой и выставляют на вид — что это поэзия. Однако ими должно пользоваться: это разнообразит привычное и
111,1 «Вычурность» — буквально «холодность»; в обиходе античной риторической критики этим термином обозначалось неестественное, натужное, тяжеловесное велеречие. — Ликофрон — ритор эпохи софистов (не смешивать с поэтом Ликофроном!): вероятно, приводимые Аристотелем выражения взяты из его панегирика в честь Афин. — Алкидамант — софист IV в., ученик Горгия. — Двукорневые и многокорневые существительные и прилагательные в нашем языке обычно относятся к «интеллектуальной» (философской, научной, политической) лексике, а потому воспринимаются как «прозаизмы» («самосознание», «закономерность», «народнохозяйственный»). Для грека это был прежде всего поэтический пласт речи. Некоторую возможность пережить греческий опыт нам дает знакомство с игрой двукорневых слов в старославянских «витийственных» текстах, а также, напр., в переводе «Илиады», выполненном Н. Гнедичем.