ветерок, то, видимо, списали его на обычные тюремные сквозняки.
Но Мариам почему-то потянула нас не на выход, а во второй переход, заканчивавшийся каменной лестницей вниз.
— Ты хочешь навестить остальных?
— Надо, — кивнула как всегда немногословная наложница.
Тюрьмы в Зенаиле, если их вообще можно так назвать, невелики. Пожалуй, это скорее своеобразные камеры предварительного заключения. “Наша” представляла собой небольшое приземистое здание с одним наземным и одним подземным этажом. На наземном располагалась караулка для стражи и пара камер для преступников, рожденных свободными — там они содержатся до суда. А после, если вина доказана, в зависимости от тяжести преступления осужденный платит штраф либо отправляется на казнь или в рабство.
Рабов судить не принято. За все их проступки несет ответственность хозяин. Если невольник совершил тяжелое преступление, его господин платит штраф и сам решает, как поступить со своей собственностью — отправить на рудники или убить. Может и просто продать — но тогда будет обязан поставить на раба дополнительное клеймо, означающее, что он опасен.
Однако в случаях вроде нашего, когда хозяин в чем-то обвиняется, его рабов могут тоже задержать на всякий случай. Тогда их сажают в общую камеру в подвале. Если владелец будет осужден, невольники уйдут с молотка.
Звуки, доносившиеся из общей подвальной камеры, обескуражили настолько, что я споткнулась и поневоле замедлила шаг.
Прежде всего — негромкий мелодичный свист, в котором угадывалась какая-то мелодия, ритмичные хлопки и топот ног. А еще — голоса.
— Еще разок — на два такта, руку держим легко, ведем плавно, иии — раз, два, ножку вперед… правую! Да нет же!
— Он мне на ногу наступил!
— Потому что ты не с той ноги шла!
— Теперь я никакой не могу!
— Я слишком стар для этого!
— Танцы полезны в любом возрасте! Дорогая, не куксись, представь, если бы на ногу тебе наступил целый Азат… Меняемся партнерами! Раз-два-три… И назад! Тария, душечка, ты такая красавица, но отчего же у тебя обе ноги левые?
Переглянувшись, мы с Мариам и Заремой крадучись подошли к решетке во всю стену.
Камера представляла собой просторный каменный мешок без окон. У стен были свалены слежавшиеся пучки какого-то сена, видимо, призванные заменять постели. Освещала ее только пара факелов по эту сторону решетки.
Пожалуй, наложницам в их предельно легких нарядах — да и рабам-мужчинам в их шальварах и жилетках на голое тело — здесь было бы холодно и промозгло. Все-таки сезон дождей в долине у подножия гор не так давно закончился, а в подземном каменном мешке и вовсе, наверное, никогда не бывает жарко.
Но холодно здесь никому не было. Потому что наши девушки… танцевали.
Не только девушки, конечно. Тарию вел в танце Азат, Айсылу — старик Керим, а Джарис — Маруф. И только раненый Рами, сидя в уголке, обеспечивал “музыкальное сопровождение” — выстукивая ритм ладонью по колену и высвистывая незамысловатую мелодию. Похоже, Маруф решил обучить всех парным танцам, не принятым в Зенаиле, зато распространенным в других странах.
Покрывала с голов мы сбросили одновременно — и обернулись к нам все тоже одновременно.
— Тихо! — я приложила палец к губам.
Первая волна восторга от нашего появления получилась все равно шумноватой. К счастью, слишком частыми обходами здешние стражники себя не утруждали, полагаясь на надежность решеток и запоров.
Совершенно напрасно, кстати. Артефакт-отмычка, который чуть ли не на коленке смастерила еще дома Мариам, по ее словам, был способен открыть любой замок без магической составляющей. Но незаметно увести отсюда всех мы все равно, конечно, не сможем — да и куда?
Похоже, скоро все это поняли, так что радость чуть поутихла.
— Вы знаете, что с Ники? — Тария, прижавшись к решетке, с надеждой смотрела на Мариам. Однако ответила ей Зарема.
— Я его видела. Прокрался на кухню, командует кухаркой и требует кормить его одними пирожными, потому что “он тут теперь хозяин”.
Признаться, облегченно вздохнула не только Тария, но и я. Мысль о том, что Ники остался совсем без присмотра, беспокоила с самого начала.
Однако из наших слуг переговорник был только у старшего Керима, а потому и по “общей тревоге” никто из них в холл не выбежал — кроме Азата, который был тогда рядом с Айсылу. А толком осмотреть дом стражникам не удалось. Значит, где-то там продолжают мирно жить и наш садовник, и кухарка с помощницей… и, значит, есть кому присмотреть за ребенком.
— А что вы здесь… то есть почему… то есть зачем… — похоже, Зарема пыталась сформулировать мысль, но танцы в тюремной камере показались ей настолько странными, что даже подобрать им название не удавалось.
Джарис, хмыкнув, пожала плечами.
— Это я предложила, и Маруф сразу согласился нас поучить. У девчонок уже зубы стучали. Айсылу вообще реветь собралась. И все себя уже едва не похоронили. Чем тут еще заниматься? Не рыдать же. И вообще, — она как-то безнадежно вздохнула, — мне нравится танцевать. Мне никогда никто не давал выбирать, чего я хочу. Если бы можно было — может быть, я бы танцевала в театре. Маруф говорит, у меня хорошо получается…
Я ошарашенно покачала головой. Надо же… кого-кого, а воинственную Джарис ни за что бы не заподозрила в таких мирных и “девочковых” мечтах.
Тем временем Мариам жестом поманила к решетке Рами и извлекла откуда-то из-под одежды лист бумаги и коробочку размером со спичечную. Я покосилась через плечо девушки. Похоже, это был листок из записей Ирмаина, исписанный мелким убористым почерком. А в середине страницы угадывался криво разлинованный нотный стан.
Ноты в этом мире записывают иначе, чем на Земле — не кружочками, а крестиками и галочками. Да и самих нот, кажется, не семь. Впрочем, я не знала нотной грамоты ни в прошлой жизни, ни в этой.
— Можешь прочитать? — Мариам ткнула пальцем в ноты, и Рами, пожав плечами, кивнул. Девушка продолжала выжидательно смотреть на него, и парень, помедлив еще секунду, насвистел несколько тактов.
Мариам откинула крышку со своей коробочки. Внутри было пусто.
— Еще раз, — бросила она, и юноша подчинился. Мариам коротко кивнула и защелкнула крышку на своей коробочке. — Теперь можем идти.
Ничего не поясняя, она накинула покрывало на голову. Мы с Заремой переглянулись. М-да… похоже, свой лимит общительности наша молчунья исчерпала на много дней вперед. Остается надеяться, что она знает, что делает.
Но время и впрямь утекало сквозь пальцы. Я торопливо пожала всем руки через решетку и еще раз заверила,